Это ещё Аркадий Семёнович не знает о земельном участке, который мне прирезали после террора в Англии в Зейском районе, рядом с моим прииском. Ещё в начале мая благовещенский купец и золотопромышленник Ельцов Иван Петрович, с которым у нас договор о разработке моего прииска, отправил две разведочные партии на новый участок. Будем надеяться, что золото найдётся. Надо будет и в будущий завод Максима акционером влезть. К концу года от имеющегося прииска не меньше пятнадцати тысяч придёт. А если удача улыбнётся, то и того больше.
А вот на следующий год можно будет подумать о создании небольшого заводика по производству миномётов и мин к ним. Организовать закрытое акционерное общество из четырех акционеров: Николай Второй с его пятьюдесятью процентами, моих двадцать плюс привилегия, патенты за конструкцию, по пятнадцать процентов Максиму и Мадсену.
Но это пока мечты, и не известно больше пользы или вреда принесёт для Российской империи использование миномётов в конфликте с японцами. Слабовата у нас материальная база. Как бы потом в Великую войну не обжечься. Закидают нас немцы минами, и пиши письма с жалобами на свою глупость неизвестно кому. Нет, конечно, если основным акционером будет император, то ГАУ не должно будет сопротивляться принятию миномётов на вооружение, а также их большому количеству уже на батальонном уровне, а ещё лучше на ротном.
– Да подарок, Аркадий Семёнович, действительно, царский. Кстати, одна из квартир ваша. Насколько мне известно, дальше вам служить в столице, пока членом Военного совета Военного министерства, – оторвавшись от мыслей, я продолжил диалог с тестем.
– Тимофей, это несколько неожиданно. Я думал, что меня после представленного императором отпуска вернут назад на Дальний Восток, – Беневский пыхнул несколько раз трубкой, явно взволнованный такой вестью. – Однако, известие. Это точно?!
– Про столицу и Военный совет точно. Император во время свадьбы сказал, но просил придержать эту информацию. Если что, я Вам не говорил, – быстро произнёс я.
– Тимофей, мы же договорились на ты и просили, чтобы ты нас с Ниной называл отцом и матерью, – произнёс тесть, явно обрадованный моей новостью.
– Я постараюсь привыкнуть…, папа. Мне нужно время. Слишком долго я жил один.
– Привыкнешь, сынок. Обязательно привыкнешь. А новость просто отличная. Нина будет очень рада. А вот по поводу квартиры, как-то неудобно получается.
– Чего же здесь неудобного. То зови мамой и папой, то с квартирой неудобно. Мы же одна семья?! Любым имением также пользуйтесь. К тому же у меня служба в основном в Гатчине проходит и, можно сказать, круглосуточно. Так что смогу вырываться только по выходным. А так Маша под вашим присмотром будет.
– Хорошо. Это было бы очень удобно. А то Порфирия Алексеевича, дядю Нины стеснять не хочется. Он нам с Машей и так очень сильно помог.
– Вот и договорились. А квартиры пусть Маша с мамой выбирают. Им хозяйство вести, – усмехнулся я.
– Это тоже правильно, Тимофей. И, извини, ещё вопрос. Ты сказал, что мне пока служить в Военном совете. Что это означает?
– Насколько я предполагаю, в ближайшее время императором будут предложены в Государственный совет несколько указов по изменению законов. Также в Военном и Морском министерствах будут разрабатываться проекты по перевооружению армии и флота с учётом обобщённого опыта Китайского похода и новых технических разработок. Так что, возможно, отец, тебе придётся стать одним из кураторов одного из проектов. Не знаю, как будет называться такая должность. Но это – моё предположение.
– А что за проекты? Новое вооружение? – генерал, как старый боевой конь забил копытом, услышав звук полковой трубы.
– Пока сам не знаю. Извините, Аркадий Семёнович, но большего сказать не могу.
– Понимаю, Тимофей. А что за изменения в законодательных актах. Или тоже секрет? – спросил резко поскучневший Беневский.
– Нет, не секрет. Во-первых, готовятся изменения в статуты награждения орденами и медалями. После их принятия будут награждаться солдаты и офицеры, совершившие предусмотренные статутом деяния, но при их совершении убитые врагом. А семьям погибших кавалеров будут выплачиваться денежные вознаграждения и пенсии, в зависимости от награды.
– Это правильно решил Государь. Давно пора было внести такие изменения, – эмоционально откликнулся на мои слова генерал. – А ещё что?
– Во-вторых, отменяется циркуляр «О сокращении гимназического образования», не смотря на сопротивление обер-прокурора святейшего синода Победоносцева. Константин Петрович надеялся с помощью этого циркуляра остудить российское общество, ограничив передвижение из «неблагородных» слоёв населения в разночинцы и студенты, основную движущую силу революционного подъёма предшествующих лет. Но этого не произошло, а мы имеем дефицит в грамотных кадрах в любой сфере жизни российского общества, что тормозит его развитие, – горячо произнёс я, вспоминая, как доказывал Николаю необходимость отмены этого циркуляра с аналитической справкой в руках по состоянию образования в империи.
Крепко Победоносцев вбил в голову самодержца, что тупым народом управлять проще.
– Замечательно. Империи нужны грамотные люди. Тем более рядом со мной сидит яркий пример, на что способен человек из «неблагородных», если он яркая и гениальная, не побоюсь этого слова, личность, – Беневский положил потухшую трубку на стол. – Ещё что-то интересное готовится?
– Да, готовится. Разрабатывается большой пакет норм в «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных», ужесточающих наказание за революционную деятельность. Последнее покушение на государя, волнения студентов и рабочих в столице – это всё целенаправленные провокационные действия, направленные на свержение, подрыв или ослабление власти империи или Самодержца Всероссийского. И этих провокаторов и террористов с каждым месяцем становится всё больше. Необходимо срочно сбить эту революционную волну.
– Государь думает, что ужесточение наказаний позволит снизить или даже уничтожить революционное движение в империи, – поинтересовался Аркадий Семёнович.
– Я не знаю, что думает Государь, но я считаю, что да! Ужесточение наказаний, особенно введение конфискации имущества, позволит снизить количество революционеров и тех, кто экономически поддерживает их, – я посмотрел на тестя, который недоверчиво покачал головой и продолжил:
– Я понимаю, что таких фанатиков-революционеров, как тот, что убил Дарью, и при его захвате покончивший жизнь самоубийством, или тот же Карпович, убивший недавно министра просвещения Благолепова, ужесточение норм права не остановит. Они готовы к смерти, и готовы пожертвовать своей жизнью. Но таких – единицы!
– Но они есть и будут, Тимофей. И ты сам говоришь, что их не остановить.
– Аркадий Семёнович, Карпович получил двадцать лет каторги, потому что его судили общеуголовным судом, где смертная казнь отсутствует. В связи с коронацией Николая Второго, по амнистии ему уже скостили половину срока. То есть через десять лет этот Карпович, а может и раньше, амнистии у нас часто бывают, выйдет на свободу. Думаете, он перевоспитается и забудет о терроре? – волнуясь, я опять сбился на вы с тестем.
Протолкнуть аналог пятьдесят восьмой статьи из будущего-прошлого было моей идеей. И в этом вопросе я сразу нашёл поддержку у Победоносцева и его окружения.
– Я не знаю, Тимофей. Может быть, и перевоспитается. Нельзя лишать человека шанса, – задумчиво произнёс генерал.
– А про его последнее слово не читали. Нашлись газетки, которые, не смотря на закрытый суд, смогли достать стенограмму суда и напечатать?
– Нет, не читал.
– Дословно не вспомню, но звучало примерно так: «Я был уверен, что буду судим военным судом и приговорен к смертной казни. Так я думал, и это не особенно устрашило меня. Но меня судят, оказывается, общеуголовным судом, и смертной казни нет в его распоряжении. Готового к смерти, меня, естественно, каторга не устрашит и уж, конечно, не исправит». И вот такой зверь выйдет через десять лет на свободу?! – я раздражённо махнул рукой.
– Может быть, Тимофей, ты и прав, – задумчиво произнёс Беневский и начал чистить трубку.
«Может и прав, а может и нет», – подумал я, вспоминая, как пытался вспомнить пятьдесят восьмую статью со всеми её параграфами, когда-то прочитанную в Инете. И как потом пытался изобразить их на бумаге, формулируя такие понятия, как «революционная деятельность», «измена», «террористический акт», «государственная тайна», «шпионаж», «саботаж», «хищения имперской собственности» и так далее.
Тот же Карпович, если этот указ императора будет принят, получил бы вышку и конфискацию всего имущества семьи. Не хрена было воспитывать такого урода.
А взять понятие – «революционный саботаж»?! Это есть сознательное неисполнение кем-либо определённых обязанностей или умышленно небрежное их исполнение со специальной целью ослабления власти правительства и деятельности государственного аппарата. Наказание – лишение свободы на срок не ниже одного года, с конфискацией всего или части имущества, с повышением, при особо отягчающих обстоятельствах, вплоть до расстрела с конфискацией всего имущества.
Песня! Статья для всех промышленников, снабжающих деньгами революционеров, которых требовалось предостеречь от глупостей. Да и чиновники хорошо под эту статью попадают. Сорвали поставки вооружения – саботажники, приняли бракованные изделия – изменники. Все просто, очевидно и доходчиво. Оставалось только сделать так, чтобы этот закон приняли, а потом заставить его работать. А дальше посмотрим на этих провокаторов.
Глава 8. Резидент
Как я и предполагал, отгулять весь отпуск, мне было не суждено. На восьмой день нашего с Машей медового месяца из Гатчины прибыл фельдъегерь с приказом Николая немедленно прибыть во дворец. Немедленно подкреплялось тем, что фельдъегерь прибыл с заводным конём. Видимо, действительно, случилось что-то неординарное.
Быстро переодевшись в форму Аналитического центра, чмокнул в носик Машеньку и, попрощавшись с тестем и тёщей, вскочил на коня. Вместе с фельдъегерем намётом вылетели из усадьбы и направились по дороге в Гатчину. По пути на станции фельдъегерьской почты сменили лошадей, в результате чего двадцать вёрст до дворца преодолели за два часа.
Приведя себя в надлежащий вид после такой скачки, в сопровождении лакея прибыл в кабинет Его императорского величества, где кроме Николая находились Ширинкин и Кошко.
– Разрешите войти, Ваше императорское величество, – дождавшись кивка императора, зашёл в кабинет. – По Вашему приказанию прибыл.
– Извините, Тимофей Васильевич, что прервал ваш медовый месяц, но без Вас не обойтись. Присаживайтесь, господин полковник, – Николай показал рядом с собой на свободное кресло, а потом обратился к Кошко. – А Вы, Аркадий Францевич, кратко введите Тимофея Васильевича в курс дела.
– Если совсем кратко, то участвуя в расследовании дела № 347 по факту беспорядков на Обуховском заводе и в селе Смоленском, которое ведёт следователь по важнейшим делам Санкт-Петербургского окружного суда надворный советник Кузьмин, удалось выйти на нашего денди, – произнёс сыщик, потом усмехнулся и добавил. – И он, действительно, оказался лондонским.
– И кто же наш незнакомец? – сдерживая волнение, поинтересовался я.
– Бизнесмен из Англии Сидней Рейли. Работает под покровительством английского посольства в Петербурге, имеет связи среди влиятельных русских политиков, высокопоставленных чиновников, среди купцов и промышленников, – подал голос Ширинкин.
Ошарашенный известием о Рейли, который был мне известен в будущем-прошлом, как английский шпион, действовавший в России после революции семнадцатого, с недоумением посмотрел на генерала и Кошко.
– Так и есть, Тимофей Васильевич. С криминалом и революционерами он встречался в загримированном виде. Выглядит же на самом деле он вот таким образом, – Кошко достал из папки несколько рисунков и фото и положил передо мной на стол.
Разглядывая фото, я подумал, что Рейли особо и не гримировался. Так парик, усы, очки. Считай, тоже самое проделывали и мы в Англии. Но узнать – не узнаешь. Видимо, поэтому и не мог вспомнить, где же я видел этого денди. Фото же Рейли в истинной ипостаси заставило даже вспомнить его фамилию, кажется, Розенблюм. А вот с именем в памяти был провал. То ли Зигмунд, то ли Георгий, то ли Соломон, то ли Самуил.
Так же вспомнилось, что по информации из Инета, играя личностями, Рейли максимально сильно запутал свою биографию, оставив в ней множество белых пятен. Споров о нём и его деятельности было множество. В своих воспоминаниях шпион утверждал, что родился в Ирландии и сначала вел вполне обычную, скучную жизнь. Но однажды все перевернулось с ног на голову. И он стал шпионом Британии. Правда, иногда Рейли вскользь упоминал, что его настоящая родина – Российская империя, а истинные родители – русские дворяне.
Из воспоминаний другого британского агента, дипломата и разведчика Роберта Локкарта, Шломо Розенблюм в поле зрения СИС попал в Бразилии, где устроился поваром в экспедицию, организованную британской разведкой. Во время экспедиции спас её начальника от смерти, и был им завербован. Получая британский паспорт, взял имя Сидней, а женившись на ирландке Маргарет Рейли, сменил и фамилию. Работал на англичан в Европе, Петербурге, даже в Порт-Артуре отметился. Позже вновь всплыл в Петербурге, где продолжил свою активность под крышей помощника британского военно-морского атташе.
Самое громкое из его дел, насколько я помнил, была попытка организации летом одна тысяча девятьсот восемнадцатого года, так называемого латышского заговора или заговора послов. По официальной советской версии, Рейли вместе с Локкартом пытались совершить антибольшевистский переворот, подкупив латышских стрелков, которые несли охрану Кремля. Но заговор провалился, поскольку изначально был чекистской подставой. Сам Рейли тогда сумел бежать, но заочно его объявили подлежащим расстрелу при поимке.
Закончив свои воспоминания, задал Кошко вопрос:
– Как же вышли на него, Аркадий Францевич?
– Можно сказать, что случайно. После того, как во время следствия выявили основных зачинщиков на Обуховском заводе, коих оказалось и не так уж много, начали отрабатывать их связи, особенно, Александра Шотмана, Анатолия Гаврилова и Анатолия Ермакова, – сыщик усмехнулся. – Признаться не ожидал, что это будет так просто. Уж больно много рабочих были обижены на забастовщиков, особо на эту троицу. Они же с помощью железных прутьев и самопалов заставляли нормальных мастеровых покидать цеха завода. При этом прутья часто пускали в ход. Вот сначала один мастер сказал, что видел троицу с каким-то господином. А после того, как я наудачу показал портрет нашего денди, ещё пара десятков свидетелей показали, что видели этого человека с организаторами забастовки. А дальше дело техники. Задействовали филеров, агентов Дворцовой полиции и вычислили дом, откуда выходил «товарищ Григорий».
Кошко сделал паузу и, взяв в руки рисунок, ещё раз внимательно посмотрел на него.
– Грим дело, конечно, хорошее, но моторику движений никуда не денешь. Пять дней у этого дома агенты проторчали. Но всё же «товарища Григория», а затем и господина Рейли вычислили. А фото из МИДа, где он паспорт получал. Хорошо поработали.
– Я бы сказал – отличная работа, Аркадий Францевич. Подготовьте списки на всех агентов и чинов, работавших по Рейли, для поощрения. Себя не забудьте включить в этот список, – произнёс император.
– Слушаюсь, Ваше императорское величество, – радостно ответил, вскочивший из кресла, Кошко.
– Что скажите, Тимофей Васильевич? – этот вопрос Николая был уже обращён ко мне.
– Надо отрабатывать связи нашего «денди». Они интересны в любом сегменте его взаимоотношений, хоть у революционеров с криминалом, хоть в дворянской среде, купечестве и среди промышленников. Надо ставить плотное наблюдение за господином Рейли и начать разрабатывать тех, с кем он встречался.
– Евгений Никифорович, силами Дворцовой полиции справимся? – задал вопрос император Ширинкину.