- Только мы въедем в город, я повезу домой Еву, ты же поезжай к себе и приготовь ванну, но не горячую. И поставь чайник. У тебя есть ромашка? Нужно будет заварить.
Он отдавал мне наставление так холодно, что я не могла не послушать. Калеб внимательно посмотрел на меня, будто проверяя, слушаю ли я его. Его указательный палец поднялся так быстро, что я, и моргнуть не успела, как он щелкнул меня по носу.
- Ты заснула?
- Думаешь, это хороший способ проверить? - потирая нос, огрызнулась я. Калеб самодовольно до тошноты улыбнулся. Ну как так может быть? В один момент я готова его расцеловать, в другой мне хочется съездить по его красивому лицу. Какая-то странная реакция. А мне всегда казалось, что беременные должны быть добрее. Видимо это не про меня.
- Встретимся у тебя, - направившись к своей машине, бросил он, и добавил, открывая дверцу со стороны водителя, - и, пожалуйста, не потеряйся опять.
Ха-ха-ха! Я раздраженно села за руль, кровожадно думая, не боднуть ли его машину. Но такие мысли теплились во мне лишь несколько мгновений, а потом я вспомнила, что в машине Ева и Бет.
Двигаясь за машиной Калеба по ночной дороге, я думала, как лучше всего вести себя с ним? Молчать - это не про меня, к тому же он сразу же напомнит, что мы заключили мир и дуться не красиво, а я не привыкла изменять своим обещанием. Огрызаться - вряд ли с ним такое возможно. Он не меньше моего может быть саркастическим, он скажет мне что-либо обидное, и я не сдержусь, зарыдаю - мои гормоны подведут меня. Как же себя вести? Лучше всего быть такой, как есть. Почему я должна меняться?
Только мы въехали в город, джип Калеба свернул в центр, а я поехала по дороге, ведущей к моему дому. Если днем дорога была ужасной, то ночью ехать по ней было просто кошмарно. Как я не въехала ни в одно дерево, удивляло меня саму. От резких скачков на ямах заболело в боку, я даже немного испугалась. Родить прямо сейчас в машине, представлялось мне не самой веселой перспективой.
Когда я вошла в дом и села, лишь тогда поняла, насколько устала. Немалых сил мне стоило встать и сделать все то, о чем сказал Калеб, и даже кофе для себя, чтобы дождаться его приезда. Но, вернувшись в кресло с кофе, я так и не сделала ни одного глотка. Через мгновение меня будили прохладные руки Калеба, вновь изменившие свою температуру. Значит, после солнечного дня он снова приходил в себя. Приду ли в себя и я хоть когда-то? Маловероятно, если его глаза будут все также испытующе и очаровывающе смотреть на меня!
- Прости, но я не могу быть с ней в ванне, мне нужна твоя помощь.
Калеб присел передо мной и, придерживая мою голову, таким же жестом, как и с утра, внимательно смотрел на меня.
- Ты проснулась?
Я утвердительно кивнула и нагнулась к столику за кофе, бесцеремонно вырываясь из его рук. На диване полулежала Бет и пила из кружки, видимо приготовленный мной настой ромашки, ее трясло, и вид у нее был болезненный. Я сделала два глотка и сразу же почувствовала себя лучше, хотя, возможно, это присутствие Калеба так повлияло на меня.
- Пошли.
Я поднялась на ноги и двинулась вперед, показывая Калебу дорогу в ванну. Но, зайдя во внутрь, удивленно застыла. Что-то я не помнила, что набирала ванну, хотя должна была, по просьбе Калеба. Значит, я проспала достаточно долго, чтобы он успел заняться этим. Калеб зашел следом и, усадив Бет на стул, вышел. Я присела перед ней и радостно отметила осознанный взгляд.
- Ты должна мне помочь, а то я сама не смогу.
Бет лишь кивнула. Вдвоем мы быстро избавили ее от одежды, оставив лишь белье, и она залезла в ванну. Так как Бет все четко начала соображать, главное было следить за тем, чтобы она не заснула. Мы не говорили, но я немного напевала, так лучше было заставить ее бодрствовать. Минут через десять, когда ее перестало трясти, я помогла ей вылезти и, закутав в огромнейшее полотенце, позвала Калеба.
Он появился почти мгновенно.
- Отнеси ее в комнату рядом с моей, - попросила я, и только потом подумала - откуда он знает, где находиться моя комната, но он безошибочно пошел туда, куда я ему сказала.
Пока Калеб относил Бет, я сбегала к себе за комплектом совершенно нового белья, купленного еще в Чикаго, но одеть его я не могла - все стало мне малым (а что еще не стало мне малым?). Мы оставили Бет переодеваться, но чтобы не оставаться с Калебом наедине, я пошла вниз на кухню за тазиком. Жизнь рядом с Пратом многому меня научила, и жаль, что в таком состоянии, как Бет, я оказывалась слишком много раз. Я так же налила еще кружку настойки - от нее Бет должно становиться лучше.
Калеб, увидев меня с тазиком и кружкой, немало удивился, видимо такое ему в голову не приходило. Когда мы вошли, Бет уже лежала под одеялом. На мой взгляд, Бет под одеялом снова начала бить дрожь. Оставался, конечно, вариант, что дрожь бьет одеяло, а не Бет, но такая ерунда могла прийти только моему паникующему мозгу, при мысли, что скоро мы останемся с Калебом почти наедине!
На миг ее глаза открылись и она, тяжело ворочая языком, спросила:
- Ты звонила маме?
- Да, тебя укачало, и ты заснула в моей машине, так что ночуешь у меня. А с утра мы обязательно должны быть на службе.
Ее веки задрожали и она улыбнулась:
- Спасибо... за все...
- Скажешь завтра, когда будешь будить меня на службе.
- Непременно.
Не знаю, заснула ли Бет, но выглядела она намного лучше, чем прежде. Дрожь все еще оставалась. Даже в таком ужасном состоянии, Бет все равно выглядела красиво. Может у нее какой-то особый ген, отвечающий за красоту? Да... меня явно обделили.
Я поставила рядом с кроватью тазик, а на тумбочку чай и вышла следом за Калебом. Дверь мы закрывать не стали - мало ли чего.
- Ей уже не так плохо, - отметил Калеб, как только мы спустились вниз.
- Думаешь? - усмехнулась я, - завтра ей будет намного хуже.
- Откуда ты столько знаешь? Например, про тазик? - его интерес был неподдельным. Он не стал садиться в кресло, так как я, а взялся растапливать камин, за что я была очень благодарна. Дом, нечего говорить, красивый, и наверняка летом в нем очень хорошо, но не сейчас. Только начался октябрь, и в доме было холодно вечерами, и навряд об этом подумали Самюель и Терцо, уезжая. Холод им был не страшен, в отличие от меня.
- Брат отца, Прат, часто жил с нами, - нехотя отозвалась я, поджимая под себя ноги. Мне не хотелось рассказывать о том, чем я не гордилась, - Он человек своеобразный,... если не сказать иначе...
- Говори, как есть, - Калеб все свое внимание обратил на камин, так как с огнем ему нужно было быть осторожным. Все-таки есть справедливость! На свете существуют вещи, которых боится Калеб. Огонь не грозит ему смертью, а вот оставить ожоги и принести боль может. Мелочно с моей стороны, зато приятно.
Я как зачарованная смотрела на его широкую спину, не понимая, что рассказываю то, о чем никогда, никому не говорила.
- Эгоист, который не знает мер, хотя и обладает совестью, и способен любить, но не уживаться с теми, кто ему близок, - как могла точней, охарактеризовала Прата я.
- Ты так же думаешь и обо мне? - на миг мелькнул веселый взгляд.
- Нет, - протяжно отозвалась я, - по крайней мере, уже нет.
Разве могла я так думать, видя его действия в отношении друзей? Он мог любить и мог быть верным, и не был законченным эгоистом, хотя все-таки эгоистом он был.
- Продолжай, - будто извиняясь за то, что перебил меня, Калеб сделал величественный поклон в мою сторону, его глаза блестели странным светом. Могла ли я поверить, что этому юноше вовсе не девятнадцать, а восемьдесят три года? Каким веселым он был теперь, ничего похожего на того Калеба, с каким я познакомилась недавно, и только его магнетизм оставался неизменным.
- Так вот, напоил он меня в первый раз, лет эдак в двенадцать, вот тогда мне действительно было плохо, он так испугался, - я не могла вспоминать это без улыбки, особенно Терцо мечущегося по комнате, словно тигр и обещающего убить брата, если тот, для начала, вернется. - В четырнадцать он снова несколько раз меня напоил, но уже достаточно в меру, эксцессов не происходило, и мне, безусловно, было плохо также, как теперь Бет. Тогда его это очень веселило. Еще он первый, кто дал мне попробовать сигареты. Я не воспринимала все всерьез, тоже думала, что это смешно, пока не поняла какой же он безответственный. Ричард еще один пример его эгоизма, - я с нежностью вспомнила брата, - он его незаконнорожденный сын, которому все время помогал Терцо. Ричард был счастлив, стал бухгалтером в поместье моего отца, но когда Терцо встретил Самюель, Прат заскучал и обратил Ричарда, в качестве компании для себя. Как он оправдывался - не мог представить себе, что будет жить с какой-нибудь кудахтающей курицей, как брат.
Я затихла на миг, во всей красе представив себе, что Прат ведет себя так постоянно.
- Страшно, но Ричард только собирался жениться. Свою невесту Ричард не хотел обращать, по крайней мере, тогда ему это казалось кощунственно, - мой нервный смешок не вызвал никаких эмоций на лице Калеба. - Тогда Терцо и Самюель стали его семьей. Они всегда были с ним, и Прат не был доволен, но потом тоже поселился с Терцо и Самюель. Время от времени он уходит из нашего "курятника", отдохнуть от нас, и, по-моему, с каждым возвращением становится более чокнутым. Будь он жив, давно скончался бы в объятиях проститутки, зараженный СПИДом или от передозировки. По крайней мере, так говорит Терцо, и я склонна ему верить, - я улыбнулась, с печалью вспоминая все, что натворил Прат. - Зачем только он саморазрушает себя?
- Он ненавидит себя, вот почему, - отозвался Калеб и я, чуть не подпрыгнула на месте, совершенно забыв о нем. Мои глаза против моей воли обратились к нему. Точеное лицо, на котором странным светом горели серебристые глаза... Губы плотно сжаты, и все же это не стирало их линий, а скорее только подчеркивало совершенство. Он во всем оставался идеален. Как можно выглядеть столь безупречным в простых джинсах и серой водолазке? Нет, честно говоря, и задумываться не хочу. Или хочу?
Я нервно усмехнулась. Давно со мной такого не было, чтобы я кого-то смущалась.
- Но зачем ему себя ненавидеть?
- ... Тьма сгущается. Восточный
Горизонт в огне.
Я иду навстречу ночи,
Чтоб сразиться с ней. (*прим. автора: М. Авдонина Тревога)
Продекламировал Калеб.
- С какой ночью он сражается? - не поняла я. Калеб стихотворением ничего не объяснил мне, а только добавил загадок. Видимо, для него все было понятно, как и родителям, возможно поэтому они ничего не старались сделать, чтобы изменить Прата.
Как всегда Калеб в своих познаниях и рассуждениях был впереди меня. Да, неприятное чувство ощущать себя тупой.
- Внутри себя, - тихо прошелестел его голос, но я расслышала.
- А ты?
- Что я?
- Ты тоже сражаешься с ночью внутри себя? - я ждала ответа, затаив дыхание.
Калеб уже лежал на диване, не двигаясь, его грудь равномерно вздымалась, но сам он не шевелился, словно изваяние из камня, и даже со своего места я видела, что такая неподвижность дается ему с трудом. Чем больше времени проходило с момента последнего потребления крови, тем больше вампиры становились уязвимыми. Теперь до меня больше доходил смысл шутки Ричарда про родителей и себя, что они Человечные. Это могло относиться и к их уважению к людям и их крови, а также и к тому, что сами обрекали себя на слабость, в отличие от Бесстрастных, пьющих исключительно человеческую кровь. Именно она давала им силу и полную неприступность.
- Нет.
- Почему?
Снова тишина. Мгновение, и короткий взгляд в мою сторону, но что это - удивление или злость, я не поняла, от камина шло не так уж много света.
- Я давно уже проиграл свою битву, и смирился с тем, кем я стал, - коротко ответил он.
- Тогда ты выиграл, если смирился, - не согласилась я с ним.
- Значит, ты считаешь, я заслуживаю того, чтобы продолжать жить, быть красивым, влюбляться, мечтать, когда мною убито так много людей? - горечь в голосе Калеба заставила меня содрогнуться. Как я могла считать его поверхностным?
Следя за ним, я позволила себе на один короткий миг посмотреть в его глаза.
- Я считаю, что не мне тебя судить.
Весь этот разговор заходил слишком далеко, и я чрезмерно устала, чтобы разбираться в этом сейчас. Еще минут пять таких разговоров, и я полезу успокаивать его. Причем поцелуями.
Сверху не доносилось ни звука и, поднявшись, я обратилась к Калебу:
- Ты же сможешь справиться без меня?
Калеб не открывал глаз, а только кивнул. Секунду, смотря на него, я подумала, а не обидела ли я его? Возможно разговор задел слишком личное, как с моей, так и с его стороны.
- Тогда я иду спать, и проверю Бет перед сном.
Снова кивок. Может нам теперь и не разговаривать? Так и будем кивать друг другу. Надо найти словарь жестов, станет еще проще.
Я поднялась наверх, слишком злая, чтобы пожелать Калебу спокойной ночи. Наверно только усталость спасла меня от долгих размышлений над этим, и, вернувшись от Бет, меня хватило лишь на то, чтобы снять обувь и носки.
Глава 7. Лекции
Мне смерть представляется ныне
Исцеленьем больного,
Исходом из плена страданья.
Мне смерть представляется ныне
Благовонною миррой,
Сиденьем в тени паруса, полного ветром...
Мне смерть представляется ныне
Домом родным
После долгих лет заточенья.
(Перевод В. Потаповой)
( Папирус относится ко времени Среднего царства)
В последующие дни я не видела Калеба. Я слышала краем уха, что он уехал в Чикаго, к друзьям, но не могла понять или представить, зачем ему ехать именно сейчас. Грем об этом ничего не рассказывал, и каждый вечер повторялась одна и та же картина - отец, играющий с ним в шахматы. Кроме одного вечера, когда в нашем доме собирался церковный комитет.
Я готовила на кухне, Самюель прихорашивалась перед приходом подруг, среди которых была и Мишель, мама Бет, когда в двери позвонили. Я ожидала, что откроет отец, но никаких звуков на лестнице не появилось.
- Милая, открой, наверное, это кто-то из них.
Я поспешила к двери, на ходу вытирая руки о передник и открыв дверь, удивленно замерла - на пороге стоял Грем, одетый с ног до головы, как простой рыбак. На нем была аляповатая шляпа, безрукавка с многочисленными карманами, странные сапоги почти до колен и удочка. За плечами висел портфель. Мое молчание, было настолько красноречивым, что вслух слова удивления и не стоило произносить. Грем широко улыбнулся, проходя мимо меня в дом.
- Мы на охоту, - гордо провозгласил он, улыбаясь такой знакомой мальчишеской улыбкой, что я видела только на одном лице. Сердце болезненно сжалось, когда я вспомнила Калеба. Выдавив улыбку, я поправила Грема:
- По-моему, вы идете на рыбалку.
- Для всех подруг Самюель мы, конечно же, идем на рыбалку, - ничуть не смутился он, - а на самом деле на охоту. Нужно чтобы нас видели за каким-нибудь нормальным занятием. Думаю, уже начинаются разговоры, что новый профессор ни с кем не общается из местных. И понятное дело, не занимается простыми мужскими делами.
- Простые мужские дела, в понятие дяди Прата - это поход по стриптиз барам, - хихикнула я, позволяя себе с Гремом некоторую фамильярность, которая не разрешалась многим подросткам.
- Тоже хороший вариант, - призадумался Грем, - но не думаю, что его одобрит Самюель или церковный комитет.
Сверху донесся странный шум, и по ступенькам слетел Терцо, одетый столь же смешно, как и Грем, только на нем одежда выглядела как-то неестественно. Наверное, дело было в том, что одежда Грема выглядела уже поношенной и обжитой, на отце же все было новым, несомненно, купленным недавно. Хорошо, что хоть бирки обрезал.
- Ты что, погладил панаму и штаны? - удивилась я, разглядывая отца. Стрелки на его штанах, военного покроя, выглядели глупо.
- А что, не нужно было?
Минут пять я и Грем ухахатывались от вида Терцо.
- Ты собираешься в этом очаровывать жаб? - Грем, как никогда, был сегодня далек от той серьезности, которую я привыкла видеть в нем. Почему такая смена настроения?
Я смотрела на него удивленная, и впервые заметила, что он захватывающе красив. Ему давно нужно перестать искать свою жену и найти себе новую любовь. Странно, но я так спокойно представляла себе то, что для этого ему придется обратить живого человека в вампира.