Понемногу разговорившиеся техники сообщили нам, что Рымаров инструктором считается средним. Из четырех сделанных им выпусков, в которых было 25 человек, аттестацию не прошли только двое. Появился новый термин. На наш вопрос, что же такое аттестация, пожилой старшина ухмыльнулся и скомандовал: «Кругом! Шагом марш!»
Как говорила старушка Алиса из известной сказки, становилось все страньше и страньше. Не провинциальные курсы, а какой-то византийский двор. Когда я вернулся от Сидорова, то сразу оказался в окружении ребят. Как раз наступил перерыв и двести чем-то глаз в обрамлении ста лиц, составлявших нашу роту, выжидательно уставились на меня, повизгивая от любопытства. Я сделал вид, что страшно занят изучением пути, по которому пройдут мои ноженьки. Однако курсанты тоже не вчера произошли от мамы и папы.
– Тупит, гад, – злорадно произнес Мишка Самарин и на правах старого товарища предложил: – качать его, пока не сломается!
Не мог предложить что-то более милосердное! Я завопил от ужаса и сообщил о готовности сдаться на милость победителя. Кое-кто из курсантов, более кровожадный или увлекающийся, продолжил пытаться поднять меня на руки, но большинство остановилось.
Я сообщил:
– Подполковник сообщил, что семерым, в том числе и мне, тестирование засчитано авансом, в силу нашей дебильности.
Мишка не выдержал первым:
– Врешь!
– Спросите у Сидорова, – предложил я. Ответом был дружный смех. Если Сидоров посчитает, что его побеспокоили напрасно, он сотрет в порошок. Курсантов он считал ненужным элементом в жизни армии и любой вопрос с их стороны рассматривал, как попытку уклониться от исполнении своих уставных обязанностей и оторвать его от реализации текущих дел. Соответственно, это, по его мнению, дисциплинарный проступок. Практика, показывала, что он терпеливо отвечал и на один вопрос и на десять, а потом в соответствии с потраченным временем наказывал. Только пух летел!
– Как хотите, – обиделся я, а народ, совсем не убежденный моими словами, ринулся к капитану Васильеву, который командовал моим взводом и был немного мягче. В отличие от Сидорова, он больше работал с нами и потому больше общался. Когда Васильев, вдоволь насмеявшись, все же подтвердил мои слова, курсанты оказались в ступоре.
– Ну вы, придурки своей матушки, – растерянно сказал Шахов, не зная, как реагировать. Проблема была в том, что многие из этой семерки входили в число ведущих курсантов. Если они дебилы, то кто тогда остальные, сообщество олигофренов?
– К-хм, – сообщил подошедший Сидоров. В трех звуках ротный поделился с нами большим объемом интересной информации о нашей деятельности, поведении, моральном и политическом состоянии.
Курсанты споро построились, а капитан Васильев доложил, что курсанты только что завершили занятие по материально-техническому комплектованию тарелки Су-47АП и готовятся к следующему занятию, на котором будет продолжена предыдущая тема.
– Готовятся они, – пробурчал Сидоров, – болтают, как бабы. Требую разговоры прекратить. Тестирование семерым зачтено авансом, что тут не понятно? Потом отработают.
Подполковник был явно недоволен. Он и в спокойном состоянии был, как бульдог на передышке, постоянно готовый укусить, а уж если заранее начинал показывать зубы, ату, ребята, прячьтесь в бомбоубежище.
– Вопросы есть? – демонстративно спокойно спросил он. – Нет? И что б не было!
Что можно было на это ответить? Мы отправились работать дальше, слушать неграмотные объяснения инструкторов.
На следующий день шесть пар глаз с любопытством смотрели то на меня, то на Рымарова – сдержит инструктор слово или нет. Сдержал. Он прочитал только заголовок лекции, а потом предложил продолжить мне. Тема, к сожалению, касалась уже не кибер-системы Су, а маневрам сушки при приближении к кораблям врага. Поэтому мне пришлось потратить большую часть ночи над компьютерным учебником, пока все остальные спали. Дневальный, видя нарушение режима, вознамерился было согнать меня, но увидев, чем я занимаюсь, злорадно усмехнулся и ушел. Решил, что я наказан. Хотя, по большому счету, так оно и было.
Зато теперь я уверенно рассказывал о тактико-технической характеристике шершней саргов, возможности их маневрирования и даже поспорил с Рымаровым. На шум явился Васильев. Тоже бывший и списанный пилот он с ходу вступил в спор.
Я стоял на точке зрения учебника о возможностях сушки во время боя на встречных курсах. Офицеры же, опираясь на свой опыт, относились к диспозиции с большим скепсисом. Курсантов прогнали, а мы продолжили дискуссию.
Появился Сидоров.
– Вижу, – констатировал он, – снова Савельев. Рымаров, что натворил данный индивид – штурмовал штаб, украл секретные документы, изнасиловал сушку?
Подполковник шутил, но таким тоном, будто приговор подписывал.
К счастью, инструктор, разгоряченный спором, не обратил на это внимания и изложил суть спора.
Ротный пожал плечами и предложил:
– Тогда почему бы вам не использовать возможности тактического компьютера?
Рымаров от злости даже ладонью стукнул по столу – как это ему в голову не пришло. Я-то этот вариант держал в голове с самого начала, но там был один нюанс и поэтому было надо, чтобы использовать комп предложил кто-то со стороны.
Быстренько активировал свой планшетник, через него соединился с тактическим компьютером, выполняющим на курсах роль головного процессора и ввел данные задачи. Тактический компьютер стал проецировать материал на планшетник.
К немалому удивлению офицеров, шершни проигрывали бой за боем, какую бы дислокацию инструкторы не выбирали. Васильев и Рымаров чесали затылки, бурчали нелицеприятное, выискивали новые каверзы и… оставались с носом.
Всю комедию испортил Сидоров. Через свой планшетник он связался с тактическим компьютером, посмотрел на параметры боя и откровенно засмеялся:
– Слушай, Савельев, быть тебе либо блестящим пилотом, либо великим прохиндеем. А вам, товарищи офицеры, ставлю на вид. Не заметили инструкторский балл.
Инструкторским баллом называлась вспомогательная программа, которая, активированная, не давала инструктору проигрывать бой на имитаторе или обычном компьютере. Использовали ее не часто и, главным образом, при демонстрации новичкам возможностей техники. Я программу модифицировал, пересмотрел кодеки и пароли, чтобы тактический компьютер и, тем более, начальники, не догадались, что им дурят голову. Но Сидорова на таком пустяке обвести не удалось.
Васильев дернулся, влез в управляющую программу, укоризненно покачал головой:
– Обмануть своих же преподавателей. Савельев, веревка по тебе плачет. Или хотя бы гауптвахта. Может быть, товарищ подполковник, за совокупность проступков посадить его на пару суток?
Мне похорошело. После штурма штаба я считал модификацию программы делом мелочным и достойным только наряда вне очереди. К счастью, Сидоров был почему-то в хорошем настроении и, смеясь, отрицательно покачал головой:
– Подождем еще одного проступка. Этот слишком мелок для гауптвахты.
Глава 7
Следующие дни были горячими. Коромысло свой напор ослабил, зато инструкторы навалились на нас в полную силу. Нам едва нашли два часа время, чтобы в обстановке, приближенной к торжественной, провести церемонию присяги.
А затем опять полеты. Сначала они проводились на имитаторе. То есть никуда мы не летели, а сидели вдвоем с инструктором в небольшой кабине. Кибер же старался изо всех сил, имитируя полет, воздушный бой и даже разные передвижения истребителя и перегрузки, создаваемые переменным гравитационным полем. Рымаров сделал несколько "полетов" вместе со мной, элементарно показывая мне порядок действий при взлете, полете и посадке. Сразу было видно, что инструктор – бывший боевой пилот, который на своей шкуре познал практику сражений.
В конце начального курса предполетной подготовки в имитаторе один компьютерный вылет с нами сделал Васильев. Молча. Из чего мы сделали вывод, что придраться взводному особо не к чему.
Для меня, как и большинству другим, ничего нового в имитационных полетах не было. Три летних сезона по одному месяцу каждый научили нас не только худо-бедно маршировать, но и примитивным летным навыкам, и некоторым знаниям о нашем будущем судне. Инструкторы нас скорее не учили, а заставляли вспоминать забытое прошлое. Затем началась летная практика.
Су-47АП был компромиссом военного производства между эффективностью, надежностью с одной стороны и дешевизной, экономичностью, с другой. Приставка АП означала атмосферный перехватчик, как уже говорилось, он мог летать до высоты в 20 километров. Дальше мощности гравитационного двигателя не хватало и тарелка переставала слушать управление. Зато в атмосфере и стратосфере дешевый и простой в изготовлении гравитационный водородный движок нижегородского или челябинского производства вполне мог потягаться с аналогичным устройством легкого истребителя саргов – шершня, с которого, собственно, его прототип был в свое время скопирован.
Лазерами вооружать атмосферную тарелку было бессмысленно – воздух рассеивал и ослаблял луч до потери им всякой возможности наносить вред противнику. Гравитационная пушка, сложная в производстве и дорогая по себестоимости, производилась в недостаточном количестве. Вооружать ими сорок седьмые, погибающие тысячами в кровопролитных боях, было верхом расточительства. Выход нашли очень простой – Су-47АП комплектовались двумя 30-мм авиационными пушками и четырьмя неуправляемыми авиационными ракетами (НАР). Все – образцы 70 – 90-ых годов ХХ века, немного модернизированные, но, тем не менее, абсолютно устаревшие, зато очень дешевые.
Первыми мысль подставлять врагу молодые неопытные кадры на примитивных тарелках предложили, понятно, в России, в которой жизнь всегда была копейка вне зависимости от реального курса национальной валюты. Идея, однако, оказалась неожиданно плодотворной, и потому взятой на вооружение другими странами, в том числе и теми, в которых громогласно заявлялось о человеческой жизни как наивысшей ценности. Ничего, когда прижало, оказалось, что и у них стоимость жизни резко упала.
Саргский средний истребитель ЮДО, основное средство их истребительных сил в космосе, при наличии прочной пластико-керамической брони и двух гравитационных пушек, мог с легкостью под орех разделать пятерку сушек. Но десяток Су-47АП уже переигрывали ЮДО, а в горячке группового боя даже первая же удачная очередь могла вывести истребитель саргов из строя. А уж шершни, близкие по характеристике сушкам, гибли почти в равной пропорции. До верховного командования инопланетян после потери нескольких десятков тысяч машин в земной атмосфере стало доходить, что они теряют дорогостоящие аппараты и опытные, на вес урана, кадры, а земляне подставляют в качестве компенсации простенькие дешевые тарелки и почти ничего не стоящих молодых пилотов. Они тоже начали борьбу за упрощение и удешевление машин, правда, не в тех масштабах, что земляне. Шершни, до этого второстепенные машины, стали выпускаться тысячами, превратившись в базовую модель космофлота саргов в атмосфере.
В Су были и компоненты, который говорил о наличии на дворе второй половины XXI века – двигатель невидимости и компьютерный кибер-пилот.
Двигатель невидимости был очень хитрой штучкой, первоначально очень смущавшей земную ПВО. При его запуске он начинал поглощать лучи всего спектра, в том числе и те, на которые реагировал человеческий глаз. Машина становилась как бы невидимой. Правда были ограничения – на близком расстоянии корабль все равно проглядывался, а невидимость не скрывала массу. Поэтому, если обычные локаторы становились бессильными, то гравитационные подкрадывающегося врага все же замечали. Наконец, он съедал много горючего и даже, говорят, был вреден для человеческого организма.
Кибер-пилот, пусть и серьезно упрощенный по сравнению с компьютерными системами ТАКРов, помогал пилоту управлять боевой тарелкой, корректировал маневры и упрощал огонь пушек и пуск ракет.
Мои товарищи восхищались кибер-пилотом, который мог самостоятельно и даже на более высоком уровне, чем начинающие курсанты, управлять, но Рымаров легко опустил их на землю. По его словам, проследить компьютерные маневры достаточно просто, предугадать их действия сможет даже малообученный пилот, а при помощи своего кибера сбить тарелку, ведомую компом, не вызывает никаких проблем. Не говоря уже о том, что управление кибер-пилотом можно перехватить или сбить настройки. Кибер может только помочь, а командовать кораблем должен пилот.
В этом и была главная сложность – перейти на автоматический режим можно было простым переключением тумблера или при помощи звукового интерфейса, хотя последний был на Су не совсем надежным. Перейти на ручной режим тоже было легко. Но инструктор требовал совмещения двух режимов, автоматизированного и ручного, использования активного кибер-пилота в качестве вспомогательного органа управления.
После того как мы кое-как одолели имитатор, начались реальные полеты на спарке с Рымаровым. Инструктор контролировал кибер-пилота, оставляя курсанту место второго пилота с очень ограниченными возможностями, с правом наблюдать за всем и дублировать действия лейтенанта. Мелочь, конечно, но все равно, мы начали держаться за штурвал!
После трех пробных полетов Рымаров передал управление мне. Дождавшись его сигнала, я усилил подачу водородного топлива на гравитационную решетку. Натренированные за трехкратные месячные сборы в университете и на тренажере рефлексы не подвели и я, как опытный атмосферный пилот, лихо поднял тарелку в небо.
Однако инструктор выразил неудовольствие:
– Взлет как у утки осенью, прямо под прицел. Собьют при первом же вылете.
Он перевел управление на себя, остановил машину, подвесил ее в воздухе, имитируя начало старта, и перевел ручку тяги гравитатора на увеличение мощности. Машина полезла вверх, но не прямо, а со скольжением влево. Земля ушла под нижнюю полусферу. Я немного запутался, потеряв ориентировку, но быстро собрался.
Инструктор выровнял тарелку, еще раз показал маневр. Странно, что на тренажере он нам этого не демонстрировал. Через полчаса я был сырой от пота, проведя несколько резких взлетов. Лейтенант, глядя на мое измученное лицо, смилостивился:
– Иди на посадку.
Я не выдержал и все же спросил, рискуя попасть под горячую руку:
– А почему вы не учили нас такому взлету на имитаторе?
– Потому что кончается на у, – добродушно сказал инструктор. – Сейчас у вас, курсантов, развиваются базовые рефлексы военного пилота. Имитатор максимально учитывает все особенности боя, но полностью охватить их не в состоянии. И если вы отработаете взлет на земле, то в тарелке вам придется переучиваться. Оно вам надо?
Я глубокомысленно кивнул. Переучиваться было некогда. Нам и учиться-то времени особого нет, а переучиваться придется в бою.
Выдав несколько основных элементов полета с каждым из курсантов, Рымаров в дальнейшем сидел на земле. Он вообще не любил с нами летать, считая, что мы должны привыкать в небе к одиночеству. Обучались мы с помощью компьютерных программ, максимально используя имитатор и в очередь – сушки. Их было немного и даже налет обязательного минимума – 10 часов, оказался под угрозой срыва. Тем жестче становился график самих занятий. Приходилось летать и ночью.
Рымаров же отслеживал наши полеты через дистанционный пульт, полностью контролирующий наши действия, и издевательски комментировал маневры, не забывая указывать нам способы нетрадиционного соития – единственно, что мы, по его мнению, могли и для чего нас произвели на белый свет.
В начале третьего месяца обучения, после сдачи зачетов начального обучения, я совершил действительно самостоятельный полет учебно-боевого характера, а не взлет – посадку под пристальным вниманием инструктора, а затем маневры над аэродромом.
Получил полетное задание – подъем на пятнадцать тысяч метров, проведение наблюдательного вылета с нанесением условного удара по мишени в районе моря Лаптевых, а затем учебный бой в районе Белого моря без стрельбы, с одними видеопулеметами. Полет мне назначили в безлюдных местах, что бы никто не пострадал. Хотя, от чего уж пострадать – на борту ни одного снаряда, кроме резервных 10 % боекомплекта, которые всегда выдавали на случай внезапного появления саргов. Но открывать огонь мог только кибер-пилот. Нас, зеленых и глупых, еще боялись.