— Не оскорбляй меня! — рычал он в трубку, хотя спокойное выражение его лица резко контрастировало с тоном. Он глянул на Макс, закатил глаза и изобразил рот пальцами руки, открывая и закрывая его: бла, бла, бла…
Пятнадцатью секундами спустя Капризный сказал в телефон:
— Я знаю, что это кровавое давление, но этот бриллиант больше, чем твое глазное яблоко, тупой ты сукин сын.
Он нажал на кнопку отбоя.
— Вот почему я всегда ненавидел эти сотовые телефоны, — сказал он таким спокойным голосом, будто заказывал чай. — Ты не можешь отложить его в сторону и спокойно провести переговоры.
Макс подняла голову:
— Кто это был?
— Это был тот, кто, если я сделал все правильно, сейчас же перезвонит. — Через пять секунд телефон зазвонил, и Муди улыбнулсяю — Попался.
Макс и раньше наблюдала, как Муди ведет переговоры, и знала, что он всегда получает, что хочет. У него были обаяние, чутье и первоклассное чувство такта.
— Да, — сказал Муди в трубку.
Он слушал в течении нескольких секунд.
— Хорошо, может быть то, что ты сказал о моей матери, было правдой, — говорил Муди, — но этого мы никогда не узнаем, потому что она давно умерла… Но одна вещь насомненна: моя цена — справедливая цена.
Он снова слушал, улыбаясь и подмигивая своей протеже.
— Роскошно, — наконец произнес он. — Где и когда? — Муди что-то быстро записал в блокноте. — Приятно с тобой работать, как и всегда. Ничего так не люблю, как удачную сделку. — И он снова отключился.
Брови Макс поднялись:
— Ну и какова цена?
Его белозубая улыбка могла бы осветить комнату, большую чем эта.
— Не утомляй себя деталями, Максин. Будет достаточно сказать, что Клан может переместиться в такое место, где потолок не грозится рухнуть ему на голову… хотя будет сложно покинуть это место. Несмотря на разруху, оно стало нашим домом после всего.
Она это хорошо понимала.
— Моя дорогая, ты не улыбаешься. Что-то не так? Это из-за сообщения о том, что мы покидаем этот дворец?
Внезапно Макс почувствовала, что не может говорить. Всю дорогу из ресторана она репетировала эту речь, но теперь, когда пришло время ее произнести, она не могла подобрать чертовых слов.
— Ты знаешь, что можешь взять и больший куш? Возможно даже сможешь возглавить свой собственный подклан.
Макс сделала глубокий вдох и медленный выдох, как учили в Мантикоре. Она чувствовала себя как перед взрывом бомбы, хотя ей придется делать это еще много раз. Сконцентрировавшись, она начала снова:
— Муди, я хочу уйти.
Он отклонился на стуле, скрестил пальцы и вежливо улыбнулся.
— Куда, моя дорогая, и надолго ли?
Глядя на потертое ковровое покрытие пола, Макс проговорила:
— Я думаю, это к лучшему.
Улыбка Муди исчезла:
— Пожалуйста, не дразни меня, Максин! Для нас все должно обернуться хорошо. Ты можешь стать королевой здесь.
Она подняла на него взгляд.
— Мне жаль. Я тебе благодарна, ты многому меня научил, но… Я просто никогда не хотела быть королевой. Я просто хотела быть…
— Кем? — спросил он, в его голосе было раздражение и что-то еще… разочарование? — Ты просто хотела быть кем?
Это становилось все сложнее, чувства кипели у нее внути, напряжение сковывало ее внутренности.
— Свободной, — наконец проговорила она.
Его расстройство нарастало вместе с тоном его голоса:
— А ты не… свободна здесь?
Она потрясла головой.
— Конечно я свободна здесь. Но дело не в Клане. Дело во мне. Муди… — она дотронулась до своей шеи, трогая штрихкод — … ты знаешь. Я такая не одна.
— Да — согласился он, успокаиваясь.
Макс продолжала:
— Сегодня утром я получила информацию о том, где может находиться один из моих братьев. Я не уверена. Но мне надо проверить самой.
Вздох Муди был бесконечным.
— Я всегда опасался, что этот день придет. Я всегда… боялся его.
— Теперь ты понимаешь?
Его темные глаза были печальны, и он слегка пожал плечами.
— Неужели тебе не достаточно семьи… здесь?
— У меня здесь большая семья. Клан всегда будет моей семьей, но…
— Но?
Макс посмотрела на пол, потом на Муди, их взгляды встретились.
— Они были моей первой семьей. А в вашу семью я пришла сама.
— И мы приняли тебя.
— Это правда. И ты был добр ко мне. И я преуспела здесь.
Он медленно кивнул.
Она встряхнула темным волосами.
— Мы уже говорили об этом, Муди. Ты знал, что я всегда хотела найти своих братьев.
Он долго смотрел на нее. Затем устало произнес:
— Я знаю, что был несправедлив, Максин… Но я не хочу потерять тебя.
— Я когда-нибудь вернусь. Может не насовсем, но навещу. Навещу свою семью.
Это заставило его улыбнуться, но это была меланхолия, ничего больше.
— Твое присутствие усилило Клан, Макс.
— Спасибо, — сказала она, вставая. — Но с суммой, которую ты получишь за Сердце Океана, все будет нормально.
Поднимаясь, он произнес:
— Скорее всего, это правда… но твой уход будет ощутим. — он обошел вокруг стола и остановился напротив нее. — Ты можешь подождать до завтрашнего обмена? Я могу использовать резерв.
Она сожалеюще покачала головой:
— Я думаю, что он в беде, и мне нужно найти его как можно скорее.
— И куда ты направишься.
— Я просто поеду, Муди. Куда я собираюсь имеет значение только для меня.
Муди принял это кивком.
— У тебя достаточно денег?
— У меня есть запасы. Их не хватит на всю жизнь, но они доведут меня туда, куда я направлюсь… Муди, мне жаль.
— Максин, не извиняйся, что следуешь за своим сердцем… никогда. Такие инстинкты — единственная чистая вещь, оставшаяся в этом грязном мире.
Ее улыбка была теплой, а взгляд любящим.
— Ты был адским учителем.
— Правда? — он поднял что-то со своего стола — фото. — Узнаешь?
Она посмотрела и с легкостью ответила:
— Трафальгарская площадь Модриана. Пиет Модриан.
Его улыбка была восхищенной, и она могла сказать, что восхищался не только ее приятной внешностью.
Тряся фотографией, ее наставник произнес:
— Большинство кретинов, живущих в этом городе, считают, что Модриан — это предимпульсный отель и ничего больше. Но ты знаешь его картины, все… — … большинство… — … все, и сколько они стоят, и как они защищены, и где их достать.
— Это ты научил меня быть хорошим вором.
— Я отшлифовал тебя, дорогая. Ты была хорошим вором, когда вступила в Клан… Теперь ты лучшая.
Он вернулся обратно к столу, открыл ящик и достал стопку купюр, перетянутую резинкой. Он бросил ей пачку, она поймала, прикинула — черт! тут по крайней мере пять кусков! — и бросила пачку обратно.
— Муди, я же сказала тебе — у меня есть запасы.
Смущенная улыбка рассекла лицо Муди.
— У тебя есть немного денег, я уверен. Но я всегда придерживал часть твоей добычи… на случай, что этот день когда-нибудь настанет. По правде сказать, я делаю это для всех вас.
— Не правда, — просто сказала она.
— О… нет. Но звучало красиво. — Он кинул ей связку обратно. — В твоем случае это так. Потому что я заботился о том, чтобы ты была рядом со мной.
Больше, чем просто была, подумала она, но произнесла:
— Я их не хочу, Муди. Отдай их детям.
Он затряс головой:
— Тебе они нужны больше, чем нам. У нас намечается самый большой куш в истории. Мы будем больше чем в порядке.
Поднимая связку, она спросила:
— Никаких сильных чувств теперь?
Его глаза и ноздри затрепетали.
— Конечно есть сильные чувства, дорогая, это то из чего состоит жизнь, из сильных чувств… но без гнева, и не без капельки любви. Иди, Максин, найди своего брата, и если захочешь, можешь возвраться с ним. Тогда у вас обоих будет семья.
Тем временем Макс сдерживала слезы, льющиеся по ее щекам. Она обошла стол и обняла Муди. Это длилось очень долго.
Когда она наконец отстранилась, Макс спросила:
— Ты скажешь всем? — она указала рукой на театр. — Я ненавижу чертовы прощания.
— Уверена, что не хочешь сделать это сама?
Она встряхнула головой.
— Господи, нет! Я плачу, когда говорю тебе… как, ты думаешь, я сделаю это перед ними?
Он осторожно засмеялся:
— Ах, Максин, моя Максин… для генетически улучшенной машины для убийств ты не кажешься слишком тредой.
— Тогда помоги мне сохранить свой имидж. Попрощайся с детишками за меня.
Ухмылка тронула щеку Муди.
— Думаю, эти переговоры мне было суждено проиграть.
Они обнялись в последний раз.
Прежде чем уйти, Макс позвола Фреска в аппаратную и попросила его присмотреть за ней, пока она отправится в «маленькое путешествие».
— Могу я пойти с тобой? — даже его веснушки, казалось, поблекли.
— Нет, ты мне там не нужен. Но ты мой парень, не так ли?
— Я? То есть… Я!
Она пожала плечами.
— Хорошо, тогда пригляди за моим барахлом. Я возьму только мой байк.
— Нет проблем.
Она заговорчески положина руки ему на плечи:
— И ты должен сделать еще одну вещь для меня.
— Что угодно.
— Приглядывай за Нинер. Она кажется хорошим ребенком, но она еще зеленая… Ей нужен мужчина, который будет за ней приглядывать.
Фреска, казалось, немного вырос из-за того, что Макс назвала его мужчиной.
— Не беспокойся об этом.
— И еще, Фрес, возьми это. — Она протянула ему пачку купюр, которую дал ей Муди.
Его глаза стали размером с яйцо.
— Ты ведь шутишь, правда?
— Положи их в карман и никому не говори, что они у тебя есть, или где ты их достал.
— Почему?
— Потому что каждому нужна заначка… и это твоя.
— Круто — сказал он не дыша, его большой палец перелистывал купюры.
— И всегда помни, Фрес, ты мой брат, тоже.
Он был в замешательстве.
— Тоже? У тебя есть другой брат?
— Возможно, — сказала она. — Я дам тебе знать.
Они обнялись, затем она сказала:
— Пора трогаться.
— Тогда трогайся сейчас — ответил он.
Она вывезла свой байк и уехала.
Глава 5. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОБЕЗЬЯННИК
Как ядовитые грибы, она разрастались по всей стране после Импульса, эти деревни ветхих лачуг, куда люди — немного больше чем настоящие беженцы — приежали жить, а чаще — умирать. Названный Джеймстауном — в честь Майкла Джеймса, президета США в то время, когда грянул импульс, — деревни были в двадцать первом веке аналогом Гуверсвиллей времен Великой Депрессии прошлого века, многочисленных сообществ, названных в честь другого менее знаменитого президента.
Этот Джеймстаун, расположенный на восточном побережье в Эурике, Калифорния, образовался после Лос-Анжелесского Землетрясения 2012 года. То, что началось с нескольких картонных лачуг, переросло в последствии — следуя новым государственным тенденциям — в настоящий город за прошлые семь лет, здесь были бары, торговые центры, церковь и даже школа. Занимая акры, которые принадлежали заповеднику Секвойя, Джеймстаун использовал вольеры для животных в своих целях.
Хотя большая часть заповедника была превращена в человеческое жилье, обезьянник давно был переделан в бар с аналогичным названием, и в нем работали люди, по крайнем мере технически. Оградой «Обезьяннику» (который неоновая вывеска называла баром) была большая роща величественных деревьев, которую большинство людей, — даже того сорта, что приездажают вот в такой Джеймстаун, — предпочитало ночью обходить стороной. Несмотря на то, что деревушка была вполне миролюбивой, лес был центром плохих вещей, происходящих здесь: обычных… убийств, изнасилований, грабежей. Лесной растительности никогда не доставало удобрений благодаря потоку разлагающихся тел.
Через дорогу от «Обезьянника» военные палатки, поставленные вокруг старых зданий зоопарка, давали приют сотням путешественников, которые оставались здесь на срок от трех дней до трех или четырех месяцев в зависимости от их возможности — финансовой или физической — двигаться дальше.
Последние несколько недель палаточный лагерь был домом для банды варварских байкеров СоКол, остатков печально известной предимпульсной банды Ангелы Ада. Новые Геллионы относились к своему названию серьзно, купались в славе своих предшественников и пытались жить так, чтобы соответствовать этому имиджу каждый день, на каждой дороге.
Фигура, прогуливающаяся по этим мерзопакостным постимпульсным трущобам, как если бы это была безобидная уличная ярмарка, принаддежала подтянутой, красивой, грудастой темнокожей женщине с высокими скулами, широким носом и огромными карими глазами, подчеркнутыми голубыми тенями. Ее темные брови были изогнуты в иронической уверенности, и это было не выражение, и ее объемные косички были украшены несколькими розовыми полосами.
Для одинокой женщины в подобном городе, «Чудачка Синди» МакИчин не показывала страха… более того, она его не чувствовала.
Кожаные штаны облегали ее фигуру как вторая кожа, угольно-черные, с оранжевой полосой обнаженного живота наверху, она едва нуждалась в маленькой маечке, которая обнажала подтянутый животик, вершины грудей и плечи, словно бросая вызов. И не удивительно, что множество мужчин приняло этот вызов, на эту женственную фигуру устремилась пара липких взглядов байкеров, выходивших из Обезьянника.
Вы, ублюдки, можете смотреть, думала она, на ее ногах были туфли на шпильке, но двигалась она так легко, будто танцевала. Вы никогда не видели никого, похожего на Чудачку Синди, но не смейте трогать, варварские отродья…
Пересекая улицу, сотрясая данными ей Богом прелестями, Чудачка Синди чуть было не врезалась в пару байкеров, выходящую из «Обезьянника».
Привычная нахмуренность толстого мужчины мгновенно сменилась плотоядной ухмылкой, когда он увидел округлые формы, с которыми он почти столкнулся. У него были длинные спутанные темные волосы, которые мылись время от времени, носил он рваных джинсовый жилет с обязательными джинсами и ботинками. Несмотря на тяжелый пивной живот руки байкера могли толщиной соперничать с растущими неподалеку секвойями, каждый бицепс был обвит вытутаированными змеями, которые волновались при сгибании рук.
— Моя вина — протянула Чудачка Синди.
Парень обвил свою змеиную руку вокруг своей спутницы, тощей, маленькой бывшей королевы выпускного бала, одетой в джинсы и кожаный жилет с цепями, с длинными светлыми волосами, усталыми голубыми глазами и душным воздухом вокруг нее. Наркотики и алкоголь до сих пор не отняли у нее остатки привлекательности.
Чудачка Синди улыбнулась женщине, та улыбнулась в ответ.
Большой пьяный байкер подумал, что улыбка предназначалась ему и сказал:
— Я мог бы принять твои извинения, Коричневый Сахарочек, — и сделал шаг к Чудачке Синди… что было ошибкой.
Первым, что он потерял, была болндинка. Выскользнув из-под обвитой змеей руки, королева бала, бросила ему:
— Будь проклят ты и твой Харлей! — и скрылась в палаточном городке, оставив байкера пялиться на Чудачку Синди.
— Эй, детка, — произнес он с все той же плотоядной усмешкой, его речь была немного нечеткой. — Трое это толпа, в любом случае.
Чудачка Синди положила руки себе на бедра и отклонила назад голову с афрокосичками:
— Ты что правда подумал, что я улыбнулась твоей жирной заднице?
Его лоб напрягся, поскольку он пытался думать.
Чудачка Синди продолжила свои наставления:
— Я улыбнулась сладкой цыпочке, которая пошла туда, — длинный палец указал направление, в котором ушла подружка байкера.
Его глаза расширились, а ухмылка поникла:
— Исус! Чертова лесбиянка!
Он сделал еще один шаг к ней, на этот раз угрожающий, но остановился, когда она приняла боевую позу.
— Будешь осуждать мои сексуальные предпочтения в другом месте… ты уверен, что хочешь туда? — спросила она.
Синди направлялась в Сиэтл, после того как не так давно ушла из армии. И женщина, ветеран она или нет, не проделала бы путь из Форта Худ, Техас, если бы не знала, как защитить свою задницу.