– А если Безымянный все-таки попробовал?..
– Тогда он утонул! – в сердцах ответил Каттинар.
В наступившей тишине мальчишки стали беспокойно переглядываться. Одно дело – погоняться за приемышем по лесу или надавать ему по шее, и совсем другое – оказаться виновниками его смерти.
– Мы тут ни при чем, – решительно сказал Катти, и в его голосе послышались угрожающие нотки. – Не вздумайте всем растрезвонить, будто мы загнали его на болото, а он там пропал! Вы тут болтаете всякую ерунду, а Безымянный, может быть, уже давно в деревне. Ну а если… если даже он и на болоте, то никто не заставлял его туда ходить.
Мысль о том, что Безымянный мог погибнуть, вызывала у Катти одновременно страх, раскаяние и досаду. Но досады было больше. Почему он должен отвечать за то, что этому болвану вздумалось искать убежища в таком опасном месте?..
– Нас ведь спросят, когда мы в последний раз встречали Безымянного! – не унимался Скай. – И что нам говорить?
– Скажите, что сегодня вообще его не видели. Или… или нет, постойте. У меня блестящая идея! – Каттинар самодовольно улыбнулся. – Если Безымянный не вернется, то его начнут искать. Тогда мы скажем, что еще неделю назад слышали, будто он собирался сбежать из дома, а сегодня видели его в лесу, когда он вынимал из тайника в дупле какие-то припасы. И никто ничего не узнает! Только слушайтесь меня.
– Но это подло! – возмутился Скай.
– Ах, подло?.. – прошипел Катти. – Хочешь сказать всю правду, чтобы Фила начала вопить, что мы убили ее драгоценного сыночка?.. Интересно, что на это скажет твой отец!
Все мальчишки знали, что отец Ская отличался крутым нравом, и чуть что – устраивал наследнику очередную взбучку. И если мелочь, вроде украденной из дома рыболовной снасти, стоила хорошей порки, то не приходилось сомневаться, что после истории с Безымянным Скаю тем более придется туго.
– Просто делайте, что я скажу, и все будет в порядке, – настойчиво повторил Катти.
Скай еще чуть-чуть помедлил, но в конце концов кивнул. Все остальные тоже поддержали сына старосты в надежде, что когда они придут в деревню, Безымянный будет уже дома.
Но приемыш не вернулся.
Безымянный сидел на стволе наполовину затонувшего дерева и гадал, придет ли кто-нибудь ему на помощь. Он старался заглушить растущий страх, но ничего не мог с собой поделать. Вешки, отмечающие безопасный путь через болото, обрывались чуть ли не за четверть стае от дороги. Вряд ли кто-нибудь из жителей деревни заходил так далеко, как Безымянный, тщательно исследовавший местные болота еще прошлым летом, но на этот раз он оказался в совершенно незнакомой части Топи.
Даже при свете дня это было довольно зловещее место: полусгнившие стволы деревьев, срубленных когда-то, в незапамятные времена, когда здесь еще не было болота, громоздились друг на друга, там и сям чернели заводи темной болотной воды, а земля при каждом шаге проседала под ногами. Безымянный даже охнуть не успел, когда провалился в трясину по грудь. Он отчаянно барахтался, но только увязал все глубже. Выручило его только то, что ему удалось схватиться за скользкий ствол поваленного дерева и после нескольких отчаянных усилий, наконец, взобраться на него. Теперь он с тоской смотрел на берег, но не решался расстаться со своим убежищем, чтобы добраться до твердой земли – было слишком уж ясно, что второй попытки у него не будет.
В августе темнеет поздно, и сгустившиеся над болотом сумерки показывали, что прошло уже несколько часов с того момента, как он должен был вернуться. Валиор начнет расспрашивать о нем, узнает, что приемыша видели на болоте, и поймет, что он попал в беду.
Правда, приемыш точно знал, что Валиор его не любит, но таков уж был характер Валиора. Если бывший стражник вообще кого-нибудь любил, то разве что жену и Вали. К близнецам он был довольно-таки безразличен, а приемыша и вовсе едва замечал – за исключением тех случаев, когда тот успевал что-нибудь натворить. И, тем не менее, Валиор ни за что не стал бы сидеть дома, если бы узнал, что с ним случилось. А мама – та и вовсе подняла бы на ноги всю деревню и не успокоилась бы до тех пор, пока его не отыскали. Почему же никто не идет?..
Последняя мысль была явно лишней. Самообладание Безымянного дало трещину, и он почувствовал, как в носу противно защипало. Вот не хватало только разреветься от полнейшего бессилия и жалости к себе!.. Безымянный свесил ноги, поболтал босыми ступнями в зеленоватой болотной воде – сейчас она казалась теплой, потому что с наступлением сумерек в лесу похолодало – и приказал себе успокоиться. Должна быть какая-то причина, по которой помощь задержалась, но за ним обязательно придут, поскольку по-другому просто быть не может.
Каттинар не меньше часа прослонялся возле хижины, стоящей на отшибе. Безымянный так и не вернулся, и Катти окончательно удостоверился, что первая догадка Барла соответствовала истине. По-видимому, этот идиот действительно решил пройти через всю Жабью Топь. За что и поплатился.
Каттинар старательно гнал от себя видение, в котором Безымянный из последних сил пытался выбраться на берег и напрасно звал на помощь до тех пор, пока не захлебывался затхлой тинистой водой. Эта картинка всякий раз вставала перед глазами у Катти так ярко и отчетливо, как будто бы он видел это наяву, и тогда по коже пробегал озноб. Никогда в жизни сыну старосты не было так страшно. Думалось о том, что Безымянный, умерший такой нечистой смертью, чего доброго, в очередное полнолуние вернется к ним в деревню уже в виде выжлеца – страшного, посиневшего, облепленного с ног до головы болотной тиной. И потребует отдать ему обидчиков, из-за которых утонул в болоте.
Перепуганный собственным вымыслом Катти едва не заскулил от страха. Но в это самое мгновение дверь дома скрипнула, и этот звук заставил мальчика прийти в себя.
Хижину он сторожил не просто так, а для того, чтобы Валиор не пошел искать приемыша в деревне и не встретил там кого-нибудь из тех, кто был в лесу. Катти не доверял своим друзьям. Стоило хорошенько поднажать на Ленса или Барла, и они расскажут все, как было. Струсят. Да еще все свалят на него – мол, это Каттинар велел догнать приемыша. А Скай – тот, чего доброго, опять расхнычется о том, что это подло и что следует во всем признаться. Паршивый чистоплюй.
Катти решил взять дело в свои руки и не допустить, чтобы история о Безымянном выплыла на свет.
Приземистый и коренастый Валиор, хромая, вышел на крыльцо и пересек маленький дворик, огороженный покосившейся изгородью. Лицо его выражало крайнюю степень недовольства. Он остановился у калитки и нетерпеливо огляделся, словно ожидая, что приемный сын вот-вот покажется за мельниковым домом или выйдет на опушку леса, примыкавшего почти вплотную к хижине. Безымянного он не увидел, зато обнаружил сына старосты, делавшего вид, что он слоняется здесь просто от безделья.
– Эй ты! Поди сюда, – довольно резко велел он. Впрочем, голос у бывшего стражника был хриплым и грубым от природы, и изобразить любезность ему было бы сложнее, чем протанцевать с больной ногой кароль.
Внутренне обмирая от волнения, Катти приблизился к нему.
– Ты Безымянного не видел? – хмуро спросил Валиор.
– А разве он не дома?.. – притворно удивился Каттинар, сцепив руки за спиной из опасения, что они начнут дрожать.
– Будь он дома, я бы тебя не спрашивал, – отрезал Валиор. – Нет, он снова где-то шляется. Не знаешь, где он может быть?
– Мы… – в горле у Катти внезапно пересохло. Он сглотнул. – Мы с Ленсом видели его в лесу. Даже спросили, куда он идет, а он сказал, чтобы мы не совали нос не в свое дело. А потом ушел. Мне кажется…
Валиор подался вперед. Похоже, от волнения Катти говорил тише, чем обычно. На лице собеседника читалось нескрываемое раздражение.
– Что ты там мямлишь?..
– Мне кажется, он убежал из дома! – выпалил сын старосты.
– Что значит «убежал»?! – широкое, скуластое лицо бывшего стражника побагровело, так что тянувшийся через всю щеку шрам стал почти черным. Каттинар невольно сделал шаг назад. – А ну-ка быстро говори, что ты об этом знаешь!
– Да я ничего толком не знаю, – тут же пошел на попятный Каттинар. – Просто Безымянный как-то раз похвастался, что скоро его здесь не будет – он, мол, пойдет в Энмерри и поступит там в ученики. Мы с Ленсом видели, как он таскает в лес еду и прячет ее там. Я думаю, что он забрал ее с собой, когда ушел сегодня утром, – поначалу язык у Катти едва ворочался, но потом дело пошло поживее. Все-таки не зря он битый час раздумывал над «доказательствами».
Валиор сверлил Катти тяжелым взглядом. Каттинар уже успел подумать, что он не поверил ему и сейчас начнет допытываться, что произошло с приемышем на самом деле – от одной мысли об этом его прошиб холодный пот, – но бывший стражник ограничился вопросом:
– Где вы видели его в последний раз?
– Недалеко отсюда. На развилке у опушки леса.
– И куда он направлялся?
– В сторону Старой дороги.
Валиор витиевато выругался.
– Значит, уже дошел до Белого ручья, а то и до Горелой балки, – подытожил он. – Сейчас уже темно, а он, конечно же, не заночует прямо на дороге. Тьфу ты!.. Завтра утром одолжу у Сура лошадь и поеду в город. Надо разыскать паршивца и вернуть его назад. Ну, он у меня еще получит!..
Каттинар незаметно перевел дыхание. Валиор ему поверил. Правда, завтра он поедет в город, и, конечно, никакого Безымянного там не найдет. Но ведь причина, по который тот не смог добраться до Энмерри, может быть какой угодно. В любом случае, за это спрос уж точно не с него и не с его друзей.
Катти заставил себя выкинуть из головы мысль о приемыше, увязающем в трясине и отчаянно колотящем руками по воде. «Пусть так. Но это все равно давно закончилось, – сказал себе Катти. – И самым лучшим будет побыстрее обо всем забыть».
Может быть, они отправятся на поиски завтра утром, – думал Безымянный, стиснув зубы, чтобы не стучали – этот клацающий звук напоминал ему о том, что он замерз, чудовищно устал, и тело одеревенело от долгого сидения на одном месте. Ночью на болоте проще утонуть, чем выручить попавшего в беду. Он сам на их месте тоже подождал бы, пока рассветет…
Глаза у Безымянного слипались, потому он боялся, что уснет и свалится с бревна. Но этот страх был далеко не самым сильным.
Безымянному уже случалось ночевать в лесу, но одно дело – засыпать у догорающего костра, когда над головой качаются развесистые лапы старых елей, и совсем другое – сидеть одному в кромешной темноте, держась за влажное, противно-склизкое бревно. Сейчас он был бы рад услышать даже жутковатое уханье совы, но на болоте было тихо, очень тихо. Только иногда он слышал чавкающие звуки, как будто кто-то невидимый шел прямо к нему через топь, и тогда мальчик чувствовал, как все внутри него сжимается от ужаса. Крестьяне, обходившие эту часть леса стороной, с особым удовольствием пугали друг друга страшными историями о болотах, и приемыш в свое время наслушался их вполне достаточно. Сейчас память услужливо подсовывала ему самые душераздирающие куски этих бесчисленных рассказов.
Чтобы отвлечься, Безымянный принялся насвистывать и так увлекся, что почти забыл, где он находится. Во всяком случае, так было до того момента, пока Безымянному не показалось, что он слышит приглушенный стук копыт. Сердце сразу забилось вчетверо быстрее, чем обычно. Может быть, даже быстрее, чем с утра, когда он удирал от Каттинара и его дружков. Приемыш резко оборвал мотив пастушьей песни, которой только что пытался подражать, и замер, пытаясь понять, был ли этот звук только плодом его воображения или по Старой дороге в самом деле кто-то ехал. Несколько секунд спустя ему почудилось, что он слышит конское ржание.
Мальчик набрал в легкие воздуха и закричал:
– Помогите!.. По-мо-ги-те мне! Я здесь!..
Если он слышит их коней, значит, дорога совсем близко. Кто бы они ни были, они должны его услышать. Перед глазами уже вспыхивали алые круги, но Безымянный продолжал кричать:
– Сюда! На помощь!..
Он догадывался, что эти люди не имеют ничего общего с жителями их деревни – они ехали со стороны Энмерри, в то время как крестьяне, если бы они отправились на поиски, пришли бы с противоположной стороны и, разумеется, пешком. Но в тот момент ему было плевать на то, кем могут оказаться эти всадники. Ему хотелось только одного: чтобы его услышали и вытащили из болота.
Безымянному почудилось, будто со стороны дороги кто-то закричал ему в ответ. Он замолчал, чтобы проверить эту догадку.
– Мы….же….дем!..жись! – чуть слышно донеслось до Безымянного. Кричал мужчина.
Только тут приемыш сообразил, что, немного отойдя от тракта, его добровольные помощники окажутся в самой опасной части топи. Если они прибыли издалека, то могут и не знать об этом. От мысли, что он только что, возможно, заманил в смертельную ловушку сразу несколько человек, волосы на голове у приемыша встали дыбом.
– Стойте! Там болото! – завопил он, привставая на бревне. – Я не знаю, как сюда добраться! Здесь кругом трясина! Топь!!
Откричавшись, он прислушался. В ответ не донеслось ни звука.
Сердце у приемыша тоскливо сжалось. Если неизвестные решат не рисковать и повернут назад, ему конец.
Несколько минут он напряженно вслушивался в тишину, а потом, не удержавшись, крикнул:
– Ээээй!
– Мы скоро будем, – крикнул тот же голос, но уже гораздо ближе. – Сколько ты еще сумеешь продержаться?..
– Сколько угодно! – отозвался Безымянный, не в силах скрыть радости в голосе.
Вскоре он различил невдалеке свет факела, и сердце радостно заколотилось. Помощь была совсем рядом. Именно теперь ему совсем некстати вспомнились пересуды взрослых, обсуждавших появление в Энмерри заезжих работорговцев. Говорили, что отсюда они следуют ко Внутриморью, где даже имперскими законами до сих пор не удалось искоренить работорговлю, и попутно по дешевке скупают у распорядителей каменоломен осужденных на каторжные работы, а еще воруют у крестьян детей. Если обещанная помощь исходила от кого-то вроде них, то они увезут его с собой и где-нибудь за тридевять земель отсюда продадут первому подвернувшемуся перекупщику. Однако сильно испугаться этой мысли Безымянному не удалось, поскольку даже оказаться в рабстве было лучше, чем остаться здесь.
Идущий впереди мужчина остановился на краю трясины и, подняв повыше факел, нашел взглядом Безымянного. Приемыш, в свою очередь, не отрываясь смотрел на незнакомца. Зрелище и вправду было необычным. Выглядел мужчина так, как будто бы стоял не на зловеще проседающей болотной почве, а на пьедестале. Красноватый отблеск факела падал на растрепанные светлые волосы незнакомца, аккуратную короткую бородку и плечо, обтянутое коричневой дорожной курткой.
– Значит, это ты кричал, – заметил он, и Безымянный узнал голос человека, отвечавшего ему до этого, хотя теперь мужчина говорил, не повышая голоса. – Сейчас мы тебя вытащим, – пообещал он мальчику и обратился к своим спутникам: – Дайте-ка мне веревку.
Безымянный уже понял, что среди этих четырех мужчин его собеседник был главным, но он все равно немного удивился, с какой поспешностью они выполнили его распоряжение и принялись привязывать один конец веревки к невысокому кривому дереву, растущему на островке твердой земли.
Тем временем светловолосый передал кому-то факел и снова повернулся к Безымянному.
– Лови, – предупредил он, прежде чем перебросить на бревно другой конец веревки.
Первые четыре раза Безымянный не поймал. Отчасти потому, что онемевшие от долгого сидения на дереве конечности почти не слушались, отчасти – потому что расстояние не позволяло незнакомцу забросить веревку достаточно далеко. Каждую неудачу тот сопровождал выразительными комментариями сквозь зубы, но было не похоже, что они выводят его из себя. Протащив веревку по воде, он как ни в чем ни бывало повторял свою попытку, и на пятый раз приемыш наконец схватил намокший, измочаленный конец.
– Привязывай, – распорядился незнакомец. – И постарайся затянуть покрепче.
Мальчик так и сделал. На всякий случай он обмотал веревку вокруг ствола несколько раз, и, наклонившись над бревном, завязал несколько хитрых узлов, подсмотренных у Валиора. Мокрая веревка натянулась, и мужчина, проверив ее прочность, остался доволен результатом.