Он вдруг замолчал, уставившись куда-то в пространство застывшим, невидящим взглядом.
— Дед говорит, в той стране живут боги, — сказал Айнагур. — То есть многие из них сюда только приходят, а живут там, за горами. И там с ними можно запросто общаться. Они являются людям и разговаривают с ними.
— Думаю, боги и там, и здесь не со всеми разговаривают, — рассеянно заметил Ральд.
— Ну с лирнами-то они, конечно, разговаривают? — не скрывая ехидства, поинтересовался Айнагур.
— Тоже не со всеми, — спокойно ответил Ральд.
Айнагур всё реже и реже выходил с дедом на промысел. А когда тот наконец, не сдержавшись, упрекнул его, заявил:
— Мы прекрасно можем жить на те деньги, которые оставил мой отец.
— Но я берегу их на чёрный день, — возразил дед. — Мало ли что случится. Вдруг мы с тобой лишимся возможности зарабатывать себе на жизнь…
— Да ничего такого не случится, — раздражённо перебил Айнагур. — И вообще… Этих денег хватит года на три, а дальше я что-нибудь придумаю. Или ты полагаешь, что я всю жизнь собираюсь рыбачить?
— Ну и что же ты собираешься делать, дорогой внук?
— Я ещё не решил. Может, устроюсь на какой-нибудь корабль в Линде. Сначала матросом… Или поступлю в гвардию лимнарга. Фехтовать я научился, стрелять тоже. И Ральду ничего не стоит замолвить за меня словечко.
— Ты постоянно там пропадаешь, — вздохнул дед. — Я, конечно, понимаю, Белый замок гостеприимен, но… Ты им не ровня.
— Ну и что, — нахмурился Айнагур. — Ральд — мой друг.
— Да? Тогда почему ты его ненавидишь? Лучше перестань туда ходить. Ты очень изменился за последнее время. Тебя словно червь какой-то грызёт. У каждого свой удел, своё место в жизни…
— Хватит указывать мне моё место! — взвился Айнагур. — Я ничем не хуже их всех! Его преимущество только в том, что он родился в замке, а я в этой паршивой лачуге. Это несправедливо!
— Не один ты родился в лачуге. Таких гораздо больше, чем тех, кто родился во дворце. И от кого ты требуешь справедливости? Мне известны люди, которые выросли в бедности, но потом своим трудом добились богатства и высокого положения. Недалеко от Линда есть Голубой замок, знаешь?
— Знаю, конечно. Это замок коннума Нарранга.
— А ты знаешь, что отец Нарранга Бирн был сыном бедняка из Вириндорна? Он выучился на посудника, работал в мастерской, поднакопил немного денег и приехал в Линдорн. Здесь он открыл маленькую лавку и так умело вёл свои дела, что через некоторое время стал владельцем мастерской по изготовлению серебряной посуды. Бирн привлекал лучших мастеров и торговал не только в Линдорне, его изделия пользовались спросом и в других лимнах. Бирн разбогател, дал своим детям прекрасное образование, стал вхож в лучшие дома Линдорна, в том числе и в замок правителя. Наши лимнарги всегда ценили умных и предприимчивых людей. Лимнарг Бельдар пожаловал ему титул коннума. Бирн купил старый замок, отстроил его, и вот теперь там живут его дети и внуки.
Старший сын коннума Нарранга шестнадцатилетний Бирн, видимо, названный в честь деда, был приятелем Гурда и Вальга.
— Эта история не единственная в своём роде, — продолжал дед. — Даже тот, кто родился в лачуге, может стать коннумом.
— Но ведь не лимнаргом, правда? Для того, чтобы стать лимнаргом, надо родиться в замке.
— А для того, чтобы стать богом, надо родиться богом, Айнагур. Тебе непременно хочется быть выше всех? Что ж, попробуй. Ты умён, честолюбив. Сначала я даже радовался, что тебя принимают в Белом замке, а потом заметил… Ты изменился, и не в лучшую сторону. Тебя гложет ненависть. Можно стремиться к любым высотам, но зачем же ненавидеть тех, кто пока тебя выше — по рождению или по заслугам, всё равно… Ненависть не поможет тебе подняться выше. Она давит человека и сталкивает его в яму. Я верю, ты многого способен добиться своими силами, но Айнагур… Во-первых, не тешь себя иллюзиями, а во-вторых, освободи своё сердце от ненависти. Этот мальчик ни в чём не виноват…
Айнагур повернулся и вышел, хлопнув дверью. Он разозлился, потому что дед сказал правду. Он напрасно мнил себя другом Ральда. У того не было друзей. У его братьев были, а у него нет. Ральда окружало множество приятелей. Все любили его и набивались ему в друзья. Он был со всеми приветлив, любезен. Не более. Он никого не подпускал к себе слишком близко. Это было не высокомерие. Скорее, одиночество. Создавалось впечатление, что Ральд чувствовал себя одиноким даже среди членов своей семьи, которые души в нём не чаяли.
Айнагур до сих пор сходил с ума от любви и ненависти, когда вспоминал это узкое, нежное лицо с огромными задумчивыми глазами, которые могли быть одновременно прозрачными и совершенно непроницаемыми. Этот холодноватый взгляд — то рассеянный, то вдруг неожиданно пронзительный, словно проникающий в самую душу…
В одиночестве Ральда не было слабости. Но была беззащитность, которую он упорно скрывал. Он никого не подпускал к себе слишком близко. "Как бы низко ни летала птица раль, тебе никогда не коснуться её руками…" Айнагур ненавидел дедовы сентенции. И ненавидел Ральда. Но всё же продолжал ходить в Белый замок.
Он очень многому там научился. Маленькая школа на острове Милд, которую он посещал с другими рыбацкими детьми, не удовлетворяла его. Она давно уже не могла даже на одну десятую напитать его цепкий, неутомимый, жаждущий знаний ум. А в замке были театральные представления, состязания поэтов, певцов, музыкантов, учёные диспуты и философские беседы, с которых никто никого не прогонял. Там собирались самые выдающиеся люди со всех концов Валлондола, и каждый, независимо от происхождения и степени образованности, мог к любому из них подойти с вопросом — таков был обычай, заведённый с давних пор в замке правителя Линдорна. Да, эти три с половиной года, в течение которых Айнагур посещал Белый замок, дали ему больше, чем вся предшествующая жизнь. Именно линдорнский двор подготовил его к школе абеллургов. Как и вся молодежь, он обожал турниры, балы, карнавалы и представления, но со временем всё чаще и чаще стал появляться в северном крыле замка, где в светлых залах с белыми колоннами и высокими окнами можно было послушать беседу военных инженеров, выдающихся медиков, блестящий спор лучших умов математики и естествознания, стать свидетелем оживлённого диспута философов и абеллургов. Тут порой звучали такие крамольные речи, что Айнагуру становилось не по себе. Впрочем, вскоре он перестал удивляться. Здесь, в Белом замке, он научился владеть собой. Он здесь многому научился. Не научился лишь терпимости к чужому мнению, а ведь при дворе линдорнского правителя это было одним из основных принципов отношения к окружающим. Именно поэтому потомки богов спокойно слушали вдохновенные речи новомодных философов, с жаром отрицающих существование богов.
Пройдёт много лет, и Айнагур скажет: "Надоело всё это словоблудие и разброд мыслей. Философы всегда только и делали, что мутили воду. Человек должен занимать определённую позицию". А ведь так обычно говорит тот, кто считает, что все должны занимать именно его позицию.
Но пока он ничего никому не доказывал, а только слушал, запоминал, учился. А если с кем и спорил, то разве что с Ральдом.
— У тебя великолепные способности, — сказал однажды юный лирн. — Думаю, ты можешь сделать прекрасную карьеру.
— При дворе твоего отца? — спросил Айнагур.
— Не только. А чем тебе не нравится двор моего отца?
— Не нравится?! С чего ты взял? Другое дело — придусь ли я ко двору. Всё же я не так хорошо образован, как твои приятели из знатных семей.
— Не скромничай. Знаний у тебя побольше, чем у некоторых из них.
Уровень знаний Ральда был, безусловно, выше, чем у Айнагура, да и способностями он его превосходил. Он во многом его превосходил. И других тоже. Но никогда не подчёркивал своё превосходство. Казалось, он воспринимал его, как нечто, само собой разумеющееся. И Айнагура это раздражало больше всего.
Ральд прекрасно пел, танцевал, играл чуть ли не на всех музыкальных инструментах. С удовольствием участвовал во всех конкурсах изящной словесности, которые устраивали и проводили линдорнские девушки. Они же награждали победителей. Ральд часто выигрывал подобные конкурсы. И столь же часто побеждал на турнирах. Причём не только своих ровесников, но и юношей постарше. Стрелял он лучше своих братьев. А бороться с ним Айнагур сроду бы не рискнул. И не только потому, что Ральд знал множество приёмов. Он был необыкновенно силён. Айнагур и раньше слышал, что лирны физически сильнее остальных валлонов. Теперь он в этом убедился. Сам он был высок ростом, крепко сбит, широк в плечах, к тому же рыбачьи сети, которые ему приходилось тянуть с восьми лет, помогли ему накачать изрядные бицепсы, но в метании тяжёлого копья он настолько уступал Ральду, что даже стыдился состязаться с ним. Да и свежо было воспоминание о том, как Ральд тащил его за собой левой рукой, правой при этом разбивая лёд и пробираясь сквозь ледяное крошево к мосту. Он ведь даже не поранился, в отличие от Айнагура, хоть и был совершенно голый. На его божественном теле не осталось ни царапины. До чего же была обманчива эта внешняя хрупкость. Айнагур часто вспоминал стройную фигурку, исполненную ленивой грации, когда Ральд стоял, облокотившись на перила, и слушал придворного певца. Его узкую белую руку с длинными пальцами, якобы безвольно повисшую вдоль бедра. Выражение мечтательной задумчивости на тонком матово-бледном лице, обрамлённом серебристо-голубыми локонами. В свете тусклого фонаря он казался Айнагуру одним из тех обманчивых лунных видений, которые посылает бледная Арна. Коварная богиня, злодейка и обманщица, что дразнит смертных иллюзиями и бесплодными мечтами… И кто бы мог подумать, что эта узкая белая рука без особых усилий кидает тяжёлое копьё на семьдесят каптов! Что этот тонкий, изящный отрок, проплыв почти скандий против течения, в тот же день принял участие в турнире да ещё и вышел победителем.
Это было два года спустя после их знакомства. Айнагур приехал в Белый замок на турнир, который должен был начаться часа через три после полудня, и узнал, что Ральд с утра отправился на остров Вигд — кажется, кого-то навестить, но к обеду обещал вернуться, поскольку собирается участвовать в турнире. Однако, к обеду Ральд не вернулся. Вскоре Айнагур увидел его из окна северной башни. Ральд плыл к замку по каналу, соединяющему озеро Линд с озером Хаммелен, посреди которого и находился остров Вигд. Потом Айнагур узнал, к кому он плавал. Ральд отправился один на маленькой лодке, а на обратном пути она дала течь и быстро начала тонуть. Как на зло, поблизости не оказалось ни одного судна, даже рыбацкого, — это был один из тех дней, когда рыбаки не выходят на промысел. Можно было вернуться на остров, попросить какую-нибудь лодку, тем более что поднялся встречный ветер, но Ральд решил иначе. Он освободился от лишней одежды и, оставив тонущую лодку, поплыл в Линд. Айнагур видел из башни, как он плыл к замку резкими бросками, словно килон, слегка подпрыгивая над водой и преодолевая бегущие ему навстречу волны.
— Чего же твои друзья не пришли к тебе на помощь? — ехидно поинтересовался Айнагур.
— Килонам сейчас не до нас, — спокойно ответил Ральд. — У них в это время пора свадеб. Они бы пришли, если бы я позвал. Но зачем звать на помощь, если прекрасно можешь обойтись без неё.
— Ты, наверное, устал и не будешь участвовать в турнире фехтовальщиков?
— Вот ещё — устал! — усмехнулся Ральд.
Через полчаса он уже был на турнирной площадке — в лёгких серебристых доспехах, с мечом на поясе. Все вокруг разминались, а он стоял у колонны и гладил своего любимца Ронго.
— Я уже размялся сегодня, — сказал он подошедшему Айнагуру.
А огромный вульх оскалился и тихонько заворчал.
— Тише, Ронго. Что опять с тобой такое? — Ральд потрепал своего четвероногого друга по загривку.
А у Айнагура по спине пробежал озноб. Этот белый вульх упорно его ненавидел. Белый вульх. Священный зверь Арны. Коварной богини, что посылает видения и предвещает бедствия…
"Есть только один бог — светлый Эрин. Бог белого огня, который светит нам в небе яркой голубой звездой. Ему противостоят тёмные силы. Прежде всего, это духи водяной стихии — вельги, влажные демоны зла. Они всегда заодно с бледной Арной, колдуньей, посылающей нам наводнения и другие бедствия. Это не боги. Это всего лишь демоны зла. Они могут быть сильны, но только тогда, когда слабеет вера людей в солнечного Эрина, бога света и мудрости, давшего нам прекрасные законы, наделившего каждого из нас частицей своего божественного разума.
Всегда были и есть: белое и чёрное, добро и зло, огонь и вода, свет и мрак. Но Эрин царит над всем. Тёмные демоны воды слабее и боятся его. Но если вера в Эрина недостаточно крепка, он гневно отворачивает свой светлый лик от людей, и тёмные силы поднимают голову. Почитайте Эрина превыше всего, иначе демоны зла и бедствий установят в мире хаос. Эрин уйдёт от нас и не вернётся в начале нового цикла, и наша Эрса превратится в обитель холода и мрака. Представьте себе бескрайние тёмные воды, омывающие камни и глыбы льда, а над всем этим — бледная злая Арна. Почитайте Эрина превыше всего!"
Когда-то Айнагур будет проповедовать это народу. Книги с его проповедями и философскими трактатами разойдётся по всему Валлондолу. И люди будут с подозрением смотреть на тех, у кого в домах нет трудов великого абеллурга. Но это будет потом, через много-много лет… А пока… Пока он длился своими мыслями только с Ральдом.
— Дед у меня верит во всех богов. Я из-за его россказней до сих пор побаиваюсь Арны. Не так-то просто избавиться от детских страхов.
— Чего тебе её бояться? — пожал плечами Ральд. — Ты же не лезешь ни в какое колдовство и не занимаешься тайными науками.
— Насколько я знаю, те, кто занимается колдовством и тайными науками, как раз её не боятся, — заметил Айнагур.
— Да, конечно… Я хотел сказать, ты же не вторгаешься в её владения. Да и тем, кто это делает, тоже не стоит так уж её бояться. Просто надо быть осторожней. Ведь даже на чужую территорию, где живут люди — и вроде бы такие же, как ты, нельзя вторгаться бесцеремонно, не считаясь с заведёнными там обычаями. А уж входить в мир богов, духов и отражений… Они тем более не прощают дерзости и опрометчивости. Тот, кто занимается тайными учениями, должен это знать.
— Тогда почему люди боятся Арну?
— По-моему, боятся те, у кого есть на это причина, — помолчав, ответил Ральд. — И причина эта — в самом человеке. Знаешь, почему боятся тёмных богов? Всё тёмное, что есть в этом мире… Оно же в нас, людях. Злые демоны пользуются этим. Наверное, сами по себе они бессильны. Но когда они могут вытащить тёмное из человека, тогда-то они и становятся сильны. Они просто помогают тому злу, что сокрыто в людях, выйти наружу. Мне так кажется. Можно очень долго скрывать что-то тёмное в душе от людей, но не от богов. Кто-нибудь из них да поможет тайному злу стать явным. Так что, наверное, тёмных богов должны бояться те, у кого черно на душе, кто вынашивает злые мысли.
— Но ведь все люди злятся… иногда.
— Конечно. Такое и с добрыми бывает. Но когда ненависть раздирает человека, когда она душит его, он весь во власти зла. И злых богов.
— Наверное, такой человек очень опасен, — сказал Айнагур, ощущая спиной лёгкий холодок.
— Ещё бы! И для других, и для себя.
— Для себя?
— Конечно. Зло всегда может обратиться против тебя самого.
— Но ведь это не обязательно? — хмуро спросил Айнагур, чувствуя, как то тёмное, злое, о котором только что говорил Ральд, поднимается в его душе, заполняя её всю без остатка. — К сожалению, злые люди часто остаются безнаказанными.
Ральд ничего не ответил, лишь посмотрел на Айнагура своим ясным, пронизывающим взглядом. Его за один этот взгляд иногда хотелось убить на месте!
— А говорят, на острове Вигд живёт колдун? — осторожно поинтересовался Айнагур.
— Живёт, — ответил Ральд и перевёл разговор на другую тему.
Вскоре в замке появился Гильдар, молодой ваятель, которому заказали фигуры для Павильона Цветов. И злоба, без того раздиравшая душу Айнагура, выросла чуть ли не вдвое. У Ральда появился друг. Он и раньше предпочитал художников и артистов всем, кто жил, гостил или просто бывал в замке, а к Гильдару привязался, как к старшему брату. Похоже, ему и впрямь было с ним интереснее, чем с Гурдом и Вальгом.
— Он с тобой невежлив, — сердито говорил Айнагур. — Ты всё-таки сын лимнарга.
Ральд смотрел на него удивлённо.
— В чём заключается его невежливость? В том, что он не умеет улыбаться и любезничать, как заправский придворный, если у него голова занята мыслями о работе, новыми идеями? Поверь, Айнагур, художники — народ особый. Не стоит судить о них, как о других.
Так. Значит, Гильдар особенный. Этот хмурый долговязый парень из Вириндорна, из которого и слова не вытянешь, который только сидит в мастерской и, сцепив зубы, целыми днями долбит свой паршивый камень и даже на балы является с каменной пылью в волосах… Он особенный! А на балы он является, только если Ральд его очень попросит. Этот каменотёс, видите ли, так увлечён своей работой. Сын лимнарга уговаривает его прийти на карнавал или на представление. А если он и почтит окружающих своим присутствием, то шатается насупленный и на всех натыкается, будто никого не видит.
— Он весь в работе, — говорил Ральд. — Это необыкновенный человек. Понимаешь, он живёт в своём мире. В мире, который он сам создаёт.
— А этот мир и видеть не хочет?
— Ну почему? С ним очень интересно поговорить, если он не занят.
— А он даже бывает не занят?
Айнагур злился. Гильдар для Ральда — необыкновенный, а он так, один из многих. Вот и вся награда за любовь и преданность.
Но ведь он не просил у тебя ни любви, ни преданности, твердил Айнагуру внутренний голос. Он же никогда ничего у тебя не просил. Это ты просил, и он дал. Он позволил себя любить. Разве этого мало?