За одним приглашением следовало другое. Кавалеры сменялись. Я ни с кем из них не пыталась быть милой. Напротив. Сыпала колкостями, какие только приходили в голову. А голова у меня устроена таким образом, что гадостей в ней помещается не мало. При этом я, не пытаясь затачивать произносимые фразы до уровня остроумия, позволяла репликам сочиться откровенной злостью, не щадящей самолюбия собеседника.
В ответ же получала восхищенные улыбки. Может быть, кто-то и вправду находил подобное поведение очаровательным? Кто их знает, этих щенков, пресытившихся жизнью в пятнадцать лет?
Одиф*фэ Чеар*рэ прощалось, как я успела заметить, гораздо больше, чем Одиф*фэ Сирэн*но. Дурной нрав здесь оборачивался эксцентричностью; дурной вкус - пикантностью; злой характер - горячностью и прямолинейностью, не свойственный лицемерному аристократическому кругу.
Пятнадцатилетние мальчишки млели, я, бессовестно кокетничая, вела себя откровенно вызывающе. Мне не нужны были нежность, защита, понимание. Я хотела сиюминутного поклонения. Это стало способом находить энергию с совершенно новым, пряно-пикантным вкусом.
- Прекрасно выглядишь, кузина.
Эллоис*сент на балу предпочел выглядеть менее безупречным, чем в обыденной жизни: волосы растрепаны, рубашка распущена, щеки пылают:
- Окажите честь, маэра, подарите танец? - отвесил он пригласительный поклон.
- Ты - пьян, - возмутилась я.
- Ты мне отказываешь? - рассмеялись в ответ. - Я первым за вечер нарвался на твой отказ? Чертовски лестно! Ну, что ж? Пойду, приглашу кого-нибудь ещё...
Отсалютовав, порывисто развернувшись, он направился прочь.
Вовсе не настроенная отвергать сделанное предложение, я была раздосадована.
С нарастающим раздражением приходилось наблюдать, как он флиртует со смазливой блондинкой, принадлежащей к тому счастливому типу, что большинством мужских голосов признан совершенством.
Дабы не остаться в долгу, я тоже отыскала кавалера, что не представляло сложности: в зале, где некрасивых женщин не было, мальчишеское внимание все же принадлежало мне. Конечно, успеху во многом способствовало то, что мероприятие затевалось в мою честь; то, что меня впервые преподносили изысканному обществу, словно десерт; что вокруг неуловимым ароматам распространялась тайна. Но даже все это, вместе взятое, не могло объяснить почти экзальтированного восторга, жадного блеска в глазах у кавалеров, которые, будто волки, казались готовыми перегрызться за один мой взгляд.
Я никогда не чувствовала себя столь великолепно. Никогда прежде не приходилось пребывать от собственной персоны в таком самовлюбленном восторге. Я позволяла мальчишкам приближаться ближе, чем допускали правила приличия. Смеялась веселее и громче, чем следовало бы. И все это лишь затем, чтобы Эллоис*сент продолжал следить за мной потемневшими глазами.
Мне удавалось подглядеть за ним согревающий душу, тяжелый злой взгляд исподлобья, когда он, глупый, пребывал в уверенности, что я занята другими. Представление 'я центр вселенной, знаю об этом и мне чертовски весело!' разыгрывалось перед множественной аудиторией, но для единственного зрителя.
И судя по тому, как зритель налегал на спиртное, имело успех.
Наши действия походили на простонародный перепляс: кто затейливее, кто прихотливее, кто круче. Игра, похоже, обоим приходилась по вкусу.
После очередного виража, мальчишеская ладонь крепко обвилась вокруг талии:
- На сей раз я не приму отказа! - горячие руки увлекли меня на середину залы. - Что ты себе позволяешь? - зло зашипел он на ухо.
Судя по сверкающим глазам и поджатым губам, Эллоис*сент действительно злился:
-. Есть ли в зале кто-то, на ком ты не успела повиснуть?
- Полагаю, - есть,- пожала я плечами.
-Ты роняешь честь семьи!
- Подумать только! - засмеялась я.
- В нашем роду беззастенчивых шлюх, активно демонстрирующих прелести, ещё не было.
Кровь забурлила в жилах, жарко приливая к щекам. От обиды в глазах потемнело. Звук пощечины достиг слуха прежде, чем до разума дошло, что я делаю. Прокатившись по зале, словно выстрел, он привлек к нам взгляды множества глаз, липнущих со всех сторон; сальных и любопытных.
Судя по вызывающей позе, Эллоис*сент отнюдь не намеревался заминать намечающийся скандал.
Оставив его посредине залы одного, я устремилась к выходу.
Пройдя через террасу в сад, развернулась на каблуках, к ожидаемо следующему за мной Эллоис*сенту.
Скрестив руки на груди, топнула ногой:
- Я жду извинений.
- С какой такой радости? - возмутился он.
- Ты, в самом деле, считаешь меня женщиной легкого поведения?
Молчание.
- Ты назвал меня шлюхой. Ты позволил себе меня оскорблять.
Голос слегка подрагивал от подавляемых эмоций. Острый ноготь потонул в пышном жабо - мой палец уткнулся ему в грудь:
- Ты! В твоей жизни нет ни секунды, ни мгновения, в котором не присутствовали бы другие женщины! Причем именно во множественном числе!
- Я - мужчина! Кроме того, я никогда не применял магии, для того чтобы привлечь к себе внимание.
- Ну и что?!
Я так отчаянно тряхнув головой, что тщательно собранные в причёску локоны рассыпались:
- Что с того, что ты - мужчина? Разве это дает тебе право быть мерзавцем?! И какая, в бездну, 'магия'?! Я что, настолько уродлива, что не могу привлекать к себе людей просто так?
Мне стало не по себе от враждебности, застывшей в зелёных глазах.
- Это низко обещать то, что никогда не сможешь дать,- ледяным тоном заявил он. - Почти жестоко.
- Лицемер, - ласково и иронично усмехнулась я, пробегаясь пальцами по гладким, будто шелк, волосам. - Желание, поглощающее, а порой и сжигающее, называется мечтой. Она способна заставлять жить дальше. До той поры, пока остается мечтой! Воплощенная в жизнь мечта теряется, становится плоской, обрастает бытом. Никогда не следует воплощать самую дорогую мечту.
- Что ты делаешь? - отстранился он от протянутой руки.
- Собираюсь утолять желания, воплощая мечту в жизнь, - усмехнулась я.
Меня порывисто заключили в объятия, приподнимая над полом. Его руки грубо сомкнулись на талии, губы впились рот, заставляя голову кружиться. Мои пальцы вонзились ему в плечи.
Под ладонями чувствовались горячие толчки сердца, сильные и размеренные.
Между колонами Сиа чертила серебристые полосы...
Тело гибкое. Ещё по-юношески хрупкое. Уже по-мужски сильное.
Мы будто оказались внутри сентиментального романа, в котором демон таки умыкает невинную девицу. Осталось решить, кто из нас демон? Хотя, вопрос о том, кто девица, на этот раз, слава Двуликим, не стоял.
Глаза Элоис*сента на белом лице казались черными.
- Подари мне мечту, Одиф*фэ, - исступленно шептал он. - Лёд не способен удержаться рядом с такой огненной шевелюрой, как у тебя. Целуй меня. И ничего не говори.
- Ты любил танцовщицу Гиэн*сэтэ...
Черты окаменели, превращаясь в маску. В пустых, как стекла, глазах оказалось сложно что-то прочитать. Будто заслонку выдвинули.
- Уже успели напеть? - с горечью покачал он головой. - Гиэн*сэтэ была содержанкой Те*и, отличалась красотой и отлично знала своё ремесло. Мне в этой 'любви на троих' досталась неблаговидная роль. Хотя, кто в итоге выглядел 'бледнее', большой вопрос. Думается, то, как дядя свернул дела, его не красит. И ...я не отрекусь от неё, Оди. Даже ради тебя. Я любил её. По-своему...
- По-своему? - переспросила я.
Пытаясь осмыслить, что значит 'по-своему'? Не очень любил? Безумно любил? Любил - как мог.
- Хочешь стихи?
- Что...?
- Стихи, - усмехнулся он.
- Даже и не знаю ...
- Разве такие речи ожидает услышать герой-любовник от прекрасной маэрэ в награду за труды? - деланно возмутился рифмоплёт. - Я все равно прочту! - заявил он упрямо.
- Читай, - согласилась я.
Тихий голос заполнил пространство, подобно музыке, способной выходить только из-под пальцев Эллоис*сента:
Наши взгляды - клинки?
Так дерись, не сдаваясь.
Будет боль. Сталь, ты пой,
В плоть чужую вонзаясь.
Вот удар. Вновь удар.
Искр рассыпался ворох...
Я всего лишь искринка
Упавшая в порох.
Я - звезда. Ты - мой мрак.
Так о чем ты гадаешь?
Прогоришь без следа,
Словно ветка, - истаешь
Наши взгляды - клинки.
Здесь любовь - поединок.
Сколько в этом огне
Прогорит хворостинок?
Ты - огонь. Я - вода...
Поединок наш вечен.
Знай, роман двух стихий
Обреченно и беспечен.
Я - вода. Ты - огонь.
Нам нельзя повенчаться.
Обречен наш роман
Вне закона остаться.
Ты - огонь. Я - вода.
Две стихии. Два спора.
Битву не прекратят.
Так к чему разговоры?
Наполненная дурманящими запахами ночь тревожно томила таинственным светом. Эллоис*сэнт обладал редким для юнцов даром: умел быть то грубым, то нежным, интуитивно выбирая правильное направление. От рук на теле оставались синяки, от поцелуев трескались губы. Жалобно трещала материал платья.
- Что здесь происходит? - вырвал нас из пучины, в которую мы стремительно погружались надменный голос Сант*рэн.
- Дитя мое, поправь, пожалуйста, платье, - бросила она мне. - И на будущее потрудись запомнить: задирать юбку перед первым встречным может позволить себе крестьянская дочь. Но не невеста короля. Утрата невинности в данном конкретном случае повлечет собой последствия государственного масштаба.
Повернувшись к Эллоис*сенту, тетушка сощурила зелёные кошачьи глаза.
- Ты сукин сын. Гадить у себя на дворе - мелко. Возвращайся к гостям, - велела она Эллоис*сенту. - А ты, - кивнула она мне, - ступай к себе в комнату. Приятных снов.
Глава 9
Взрослые игры
Сант*рэн чутко следила за тем, чтобы наши пути с Эллоис*сэнтом не пересекались. После бала мы не виделись. Эллоис*сента то и дело заставляли отлучаться из Чеарэта.
Но каждое утро, то на прикроватном столике, то на подоконнике, то у себя на подушке я обнаружила букетик алых цветов, коробку конфет или записку с очередными стихами. Я с радостью получала шаловливые приветы, полные игривых, временами намеренно пошловатых, намеков.
Увы! Я не могла посвящать мыслям об Эллоис*сенте столько времени, сколько того бы хотелось. Жизнь в Чеарэте протекала отнюдь не в праздности. Мы, дети и отроки славного рода, проводили дни в полезных деяниях. 'Занимали' нас лучшие учителя и мастера, обучая теоретической и практической магии, бою, истории, чистописанию. Даже вышиванию гладью и крестиком (подозреваю, последние пункты были тайной местью Сант*рэн).
Однажды утром я увидела, что кафедру, вместо учителя, занимает высокий человек в черном одеянии. Примечательно, что блондин, - весьма редкая для Чеар*ре особенность.
- Извините, - присела я в привычном реверансе.
Результатом того, что я любила утром понежиться, являлись частые опоздания. Наставники успели привыкнуть и даже потихонечку смирялись.
- Могу я войти?
Закинув ногу на ногу, гость покачивал носком отлично начищенных туфель. Хищное гордое лицо незнакомца хранило выражение надменного высокомерия. Холодные глаза неподвижностью напоминали взгляд рептилии. И эти ледяные глаза с враждебным узнаванием вперились в меня.
Носок, перестав раскачиваться, напряженно замер.
- Одиф*фэ Чеар*рэ? - низкий, хриплый, будто надорванный, голос, тревожил.
Мне стало не по себе. По нервам потянуло холодом: вот он, зловещий норд-ост.
- Вы, Одиф*фэ, видимо считаете, что дисциплина существует для того, чтобы её нарушать?
- Могу я сесть или вы предпочтете, чтобы я покинула комнату?
- Препятствовать твоему появлению, кажется, поздновато, - насколько я понимала, речь шла не о посещении урока.
За каждым взглядом, ухмылкой, движением этого человека мерещился 'второй план'.
- Прежде, чем вы займете ваше место, я хочу сделать сообщение: Храм Света, в котором вы воспитывались, разрушен. Большинство его обитателей мертвы, либо обращены в гулей, упырей и вурдалаков...
Я сглотнула ставшую вязкой слюну. Марилис*са! Я даже не удосужилась ответить на её письмо...
- Хоть кто-то выжил? - безнадежный вопрос прозвучал глупо. - Ведь кто-то же должен был выжить?!
- Вы можете сесть маэрэ..
За что ему было меня ненавидеть? Мы виделись впервые. Но ошибиться невозможно, этот человек, кем бы он не был - враг.
- К сожалению, это не все плохие новости. Три дня назад в Фиаре погиб Трэйм*ри Чеар*рэ...
Тишина. Никто не вздохнул и не выдохнул.
Звенящая напряженная тишина...
***
Похороны состоялись на исходе третьего дня. Проводить в последний путь погибшего родственника собралось не меньше трех сотен человек. Никто не проронил ни слезинки. Чеар*рэ напоминали каменные изваяния. Тяжело было видеть столько людей в белоснежных, свободно развивающихся, траурных одеждах, с ничего не выражающими, напряженными лицами.
На таком фоне покойник выглядел почти живо.
Описывать каждого в отдельности Чеар*рэ так, чтобы они не выглядели при этом близнецами, сложно. Лица-то у них, безусловно, разные. Но из-за фамильного сходства описание будет звучать до банальности схожим: преимущественно темные волосы, белая кожа, высокий лоб, тонкий прямой нос с резко очерченными, чуть хищными ноздрями, узкие губы великовато рта с высоким, резким изгибом над серединой верхней губы, высокие 'кошачьи' скулы.
Трэйм*ри портрету полностью соответствовал.
Видеть его в гробу было грустно и горько: словно кто-то взял и злобно истоптал цветочную клумбу. А той бы ещё цвести и цвести.
Я отвернулась, усиленно мигая. Коль не плакали Чеар*рэ, не дело плакать и самозванке.
Саркофаг очертили охранными знаками. Жрецы прочитали заклинания. Тело на каменном ложе полыхнуло. Над ним заплясали прозрачные языки магического пламени. И вскоре от тонкого дивного лица не осталось даже пепла.
Только память в сердцах тех, кому он был дорог.
***
На следующее утро мы вновь собрались в классной комнате. Жуткий тип, - его представили как Зако*лара, возвышался над притихшим классом, как высокий жертвенный алтарь Черных Магов.
- Ни для кого из вас, дорогие племянники и племянницы, не секрет, что мое появление в доме является предвестником бед.
Губы Зако*лара скривились. Его взгляд вновь скользнул ко мне и задержался. Ядовитый, ненавидящий.
- Вам, безусловно, известно, что я, как и Те*и, Стальная Крыса, отвечаю за безопасность Семьи. И если случаются инциденты, подобные тому, что мы теперь переживаем, это означает только одно - мы сработали плохо. Неважно, что некто из членов нашей семьи вел себя настолько неосторожно и глупо, что предотвратить его гибель было не возможным. Способ должен отыскаться. Несчастья не должны происходить. А мы это допустили.
В классе было двадцать семь человек, но даже звуков дыхания не было слышно. Все напряженно вслушивались.
- В гибели Трэйм*ри наша вина. Его беспечность, порожденная тем, что мы не смогли подготовить парня для той роли, что ему задали - наша недоработка. Мы были неправы, избыточно оберегая и опекая. Трэйм*ри не справился, когда пришла пора в одиночку отвечать за свои поступки. Ему наш анализ помочь не сможет. Но нам с вами придется хорошенько поработать над ошибками.
В том, что целая провинция оказалась фактически под властью Тьмы - наша вина. Нельзя доверять недостойным. Нельзя заключать союзы с противником. Врага нужно побеждать, беспощадно разбивая. Иногда даже хваленое милосердие - это непростительная слабость, в итоге оборачивающаяся виной.