- Мы... Ой, - котяра громко мявкнул, слетел с кровати, вскочил на подоконник и со всего размаху заехал лапой по кактусу.
- Моулчи, - спрыгнул на три лапы кот с окошка. - Нельзяу наум об эутом говорить. А онау всегдау треупется, треупется, треупется, дауже себеу воу вреуд.
Бауюн захромал к кровати, а я, оторопев, смотрела на то, как кактус катится по полу, закрыв глаза.
- Ты зачем дерешься? - праведно возмутилась и обиженно посмотрела на котяру. - И зачем мой кактус обижаешь?
- Быул твоуй, теуперь ниучейный, - ответил вредина и демонстративно принялся вытаскивать колючки из лапы. Получалось у него не очень, не приспособлены для того кошачьи зубы. - Нуельзяу наум говоурить об эутом. Поучему, неу скаужу. Доугадаешьсяу саума, отлиучно. Неу догаудаешься, и лаудно. Неу тыу пеурвая, неу тыу послеудняя.
- Какой ты нелюбезный, однако, - подняла кактус с пола, стараясь держать его так, чтобы не пораниться об колючки. - Сломал цветок, он теперь может и завянуть, да еще и грубишь.
- Тыу с колюучками в лаупе посидиу и яу посмотрюу, каук тыу раузговаривать будешь, - котяра демонстративно повернулся ко мне спиной и продолжил попытки с вытаскиванием колючек. - Ау цвеуток твоуй никудау неу денеутся. Кауктусы ониу живучие.
- Как и кошки, - не осталась в долгу. - Давай мы тебя швырять по поводу и без повода будем. Тебе понравится?
- Спасибо, Аня, - ожил кактус в моих руках. - Но он прав. Все мой язык длинный виноват. Прости, кошачий, за колючки, - обратился он к Баюну.
- Проущаю, - недовольно отозвался кот, держа лапу на весу и разглядывая ее.
- Неужели сказать нельзя было, вместо того, чтобы драться? - не сдавалась я, пристраивая кактус в горшочек.
- Еусли онау неу понимаует слоув, рауботает тоулькоу подзаутыльник, - категорично отозвался кот, не собираясь признавать себя неправым.
- И что мне с вами такими делать? - задалась насущным вопросом. - За что весь этот зверинец свалился мне на голову?
- Ты добрая, - сказал кактус. - И теплая. Живая, хорошая... Красивая.
- Я, красивая? Не льсти так безбожно, я могу обидеться, - тут же отреагировала и повернулась к коту. - Давай свою лапу, помогу, драчун.
Баюн не стал отказываться от помощи, хоть я и ожидала, что гордо задерет нос. Кактус вполне комфортно чувствовал себя в горшке, кот, избавленный от колючек, пристроился рядом со мной, я удобно устроилась на кровати и взяла «Камасутру» в руки. Потоптавшийся в углу скелет, приблизился, еще немного помялся и сел рядом. Мир был восстановлен, даже змея-кашне, не думала показывать свой зловредный характер. Остался только один нерешенный вопрос. Кто приходил? И как расколоть Иван-царевича. Кроме «прости» и фразы про розы, он, на моей памяти, больше и не распинался. Неужели проблемы со словарным запасом?
- Иван-царевич, - обратилась я к скелету. - А ты еще какие-нибудь слова кроме «прости» говорить можешь?
- Люблюююю, - ответил скелет. - Я в следующий раз принесу тебе розы, любимая.
- И это все? - немного пораскинув мозгом решила, что это он не в любви мне признается, а своим словарным запасом делится.
- Простиии, - взвыл скелет жалобно.
- Не густо, - сокрушенно окинула взглядом своего собеседника. - Хотелось бы мне знать, как ты дошел до жизни такой.
- Нельзяу, самау догадауешься, хорошоу, неу догадауешься, и лаудно, - снова влез кот, решив следовать моему совету, сначала говорить, потом драться.
Да и что бы он сделать со скелетом смог? Иван-царевичу кошачьи когти урона точно не нанесут.
- И что мне с вами, глюками, теперь делать? - еще раз задала риторический вопрос и закручинилась.
- Люубить, - просто ответил Баюн и подлез под ладонь, напрашиваясь на ласку. - Мыу хороушие, и тебяу в обиуду неу даудим.
- А кто меня обижает? - спросила у него. - Вроде кроме вас никто и не трогает, если хорошенько приглядеться. Я есть хочу. Со всеми этими происшествиями и вами, белыми и пушистыми, я пропустила время обеда.
- Сейчаус, организую, - оживился кот и соскочил на пол. - Тыу курицуу люубишь?
- Жареную, да, - решила обозначить границы заказа почетче, а то мало ли, придется отплевываться потом от перьев и грызть сырое мясо.
- Подождиу неумного, - кот выскользнул из комнаты.
- Иван-царевич, - обратилась к скелету. - Тебе не скучно таким неразговорчивым быть?
- Скучно, как не скучно, - влез словоохотливый кактус. - Никто его не понимает. Все боятся, шарахаются. А он тоже хочет, чтобы его любили.
- Чтобы любили, хотят все, - вернулась мыслями к своей зазнобе и вздохнула.
Как понравится тому мужчине, вокруг которого девушки много лучше меня крутятся. Худенькие красотки, не то что я, пампушка. Ремень джинс нещадно впивался в животик, напоминая о том, что следовало бы сесть на диету. Тогда у меня точно был бы шанс. Решила, что все, с завтрашнего дня и начну. Прямо с утра. Никаких булок, печенья, тортиков и бутербродов. Буду питаться только овощами и фруктами. Ради таких широких плеч и невероятных синих глаз можно и не на такие подвиги пойти.
Я все сидела и мечтала, не в силах отвлечься. Синие глаза мерещились везде, как и картинка того, как мужчина мечты склоняется надо мной, улыбается мне, целует и говорит, что любит... Моя фантазия разыгралась, и появление котяры, волочащего запеченную целиком курицу по полу, прошло мимо моего внимания. Только когда, при помощи, скелета, Баюн водрузил истекающую соком и жиром, горячую, с пылу с жару, с поджаристой корочкой, тушку прямо на покрывало.
- А столовых приборов там не было? - с трудом оторвалась от мысленного созерцания Сан Саныча-младшего, целующего мне ручки, и вернулась в реальность.
- Сходиу и принисиу, - заявил нахальный кот и довольно обозрел великолепие курицы, лежащей на кровати. - У меняу, тоулько, одиун роут и рук неуту.
- Спасибо, добытчик, - решила похвалить глюк за заботу и с подозрением окинула тушку взглядом.
После того как котяра протащил ее через пол квартиры по полу, желания попробовать мяска не появилось. Даже как-то аппетит поубавился, пусть и пахла курочка умопомрачительно вкусно.
- Оторвиу ноужку, - жалобно попросил котик, поглядывая на меня хитрым глазом.
- Держи, - в материальности принесенной еды я убедилась, когда прикоснулась к тушке и разломила ее на кусочки, на радость коту. - И что мне теперь делать с жирным покрывалом и грязной постелью? - спросила с укором Баюна.
- Тыу еушь, я потоум вылиужу, - заявил котик и вгрызся в ароматное мясо куриного бедра, которое ему досталось.
Песец подкрался незаметно, в лице кухарки Татьяны. Она резко рванула дверь, влетела в мою комнату, обозрела картину и с осуждением глянула на меня. Мои глюки куда-то тут же испарились, и сидела я, такая вся разэтакая, с жирными руками, курицей на покрывале и обгрызенной ножкой рядом. Когда я мысленно взглянула на эту картину со стороны, тут же почувствовала, как краска приливает к щекам и в голове становится пусто. Сначала я сперла у поварихи сковороду с луком, теперь вот курица... Долго же Татьяна до меня шла. Хорошо, хоть сковородку оставила у Соловьева-старшего. Одной уликой меньше.
- Если вы так голодны, госпожа чтица, - язвительно и надменно обратилась ко мне уязвленная кухарка. - Будьте так любезны прийти на кухню и сказать мне об этом. Я никогда вам не откажу в том, чтобы накормить. А таскать у меня продукты... Окажите мне одолжение, перестаньте это делать.
И вышла, хлопнув дверью. Таааак! И где это мой миленький такой глючок бегает? Черный и зеленоглазый? Мне есть что ему сказать, прямо сейчас и здесь! Лишенный начисто инстинкта самосохранения кот появился на моей кровати как ни в чем не бывало и снова принялся обгрызать куриную ножку. Вот только не успела я с ним потолковать по душам. В мою комнату снова ворвались. В этот раз Алевтина Павловна, с брезгливой миной на лице она оглядела меня с ног до головы и спросила:
- Анна, зачем вам мой тапок? И что вы себе позволяете? Это приличный дом! Здесь не принято есть с кровати. Обычно гости Александра Александровича едят столовыми приборами, за столом и из тарелок. И уж брать без спроса чужие вещи... Я считаю, что это неприлично. Если это будет продолжаться, я буду вынуждена пожаловаться Александру Александровичу.
Экономка кривила губы, морщила нос, выражая этим всю меру своего неодобрения. А я сидела, и не знала куда деваться от стыда и невозможности оправдаться. Опустила взгляд на тапки у кровати. Действительно, один точно не мой. Но ведь когда скелет мне его передавал, он был один в один похож на мою обувку. Перевела взгляд на ноги экономки. И где она носит свои тапочки, если сейчас в туфлях на невысоком каблуке?
Что мне оставалось делать? Только подняться, извиниться, отдать тапок и в очередной раз возжаждать мщения. Только теперь уже моим глюкам достанется. Так просто я этого не оставлю. Жалко - сковороду оставила в спальне дедули. Сейчас бы она мне пригодилась.
- Так, дамы и господа, - окинула взглядом вновь появившиеся после ухода Алевтины Павловны глюки. - Подойдите поближе, дорогие. Чем ближе, тем лучше, - я крепко сжимала летавшую этой ночью «Камасутру», снова собираясь организовать ей ощущение временной невесомости.
Кот, опасливо отодвинулся, перестав хрустеть хрящиком. Но это ему не помогло. Уж слишком я зла была. Замахнулась книгой и со всего размаху грохнула... По пустой постели. Этот паршивец успел сбежать и сейчас смотрел на меня удивленными глазами из позиции «еще чуть-чуть и я за дверью».
- Иванушка, - обратилась я к скелету и недобро улыбнулась. - Дорогой. Объясни мне, зачем ты мне притащил чужой тапок? - и запустила в скелет тяжелым томом.
Скелет попытался увернуться, но, так как в отличие от кота, явно не обладал его предусмотрительностью и умением спасать свою шкуру, все-таки повстречался с «Камасутрой», в самой банальнейшей позе. Стоя и беспомощно прикрыв голову руками. С хрустом кость предплечья, в которую я попала книгой, вывалилась и покатилась по полу. Муки совести тут же принялись за свое черное дело и стали поедом есть меня.
- Иван-царевич! - воскликнула я и вскочила с кровати. - Тебе больно?
- Нет, - перевел молчание скелета кактус. - Но очень обидно. Ни за что пострадал.
- Что с рукой? Как ты теперь без нее? - подбежала к скелету и с огорчением осмотрела дело рук своих.
А посмотреть было на что. Косточки не было, но конечность все равно действовала, двигалась будто отдельно от остального «тела», и сейчас скелет наклонился, чтобы подобрать упавшую кость. Деловито приладил ее на место и отошел от меня. По тому, как он отвернулся, встав в углу комнаты, стало понятно, что обиделся очень сильно. А я попыталась оправдаться:
- Ну зачем вы все так недобро надо мной шутите? Зачем издеваетесь? - попыталась заглушить чувство вины нападением, помогло не очень.
- Тапок принес тот же гонец, что и цветы, - сказал кактус.
- Ты хочешь сказать, что это он... - устало плюхнулась на кровать и тоскливо уставилась на колючего, говорливого собеседника в горшке.
- А кто же еще? - были бы плечи у кактуса, он бы ими пожал.
- Мне нечего делать в этом доме, - постановила я и глянула на сумку.
Уходить было неохота, даже не смотря на личные глюки, на курицу на кровати, на змею-шарфик на шее скелета, которая тоже сейчас смотрела на меня с осуждением. Уж очень хотелось еще не раз заглянуть в синие глаза Соловьева-младшего. Будто приворожил меня, что ни мысль, а все сводится к воспоминанию о синем, глубоком взгляде.
Остаток дня прошел уныло. Курицу я отнесла на кухню и, краснея и заикаясь, извинилась перед Татьяной. Там надо мной смилостивились, выдали тарелку с супом и отбивную с рисом. Все это я быстренько съела, стараясь не задерживаться на кухне и лишнего мгновения. Потом вернулась в комнату, с тоской обозрела жирнющее пятно на кровати и устроилась на краешке, с книгой в руках. Баюн не показывался, Иван-царевич дулся. Кактус молчал, а я лениво перелистывала «Камасутру», мыслями гуляя далеко-далеко. Часам к восьми явилась оскорбленная в своих лучших чувствах Алевтина Павловна. С кислым видом сообщила, что Соловьев-старший меня ждет. Я последовала за ней, как на Галгофу, только сейчас подумав о том, как дорого мне может обойтись моя выходка со сковородой. И ведь, если судить по словам моих глюков, то, возможно, дедуля-то и не при чем.
По непонятной ассоциативной цепочке почему-то вспомнился Вадим, так и не приехавший с моими деньгами за квартиру. Вот тебе и честный человек и копейки не берущий из чужого. Правда, тех финансов не так и много, чтобы ныкать. Но все равно странно, куда человек задевался и действительно ли должен был денюжки привезти. Вокруг одни непонятности и сплошной обман, в которых не разберешься без пол-литры. И стойкое ощущение, что поселилась я в психушке. А стоят ли те деньги, что мне обещали, моих нервов?
Додумать ответ я уже не успела. Мы пришли в знакомую мне спальню. Алевтина Павловна оставила меня и ушла, презрительно окинув взглядом напоследок. Я же кинула обреченный взгляд на кровать и вытаращила глаза, поняв, что все еще не получилось у меня свыкнуться с тем, что происходит вокруг меня. Дедуля спал, по своему обыкновению сложив руки на груди, и громко да раскатисто храпел. На краю постели расположилась странная фигура. Наряд ее — черный балахон с глубоким капюшоном да блестящая коса в костлявой руке — стал причиной того, что в груди похолодело и мелкие волоски на коже встали дыбом.
На подгибающихся ногах попятилась назад. Знакомое мне кресло оказалось как никогда кстати.
- А... - попыталась протолкнуть сквозь пересохшее горло вопрос.
- Я за него, - небрежно ответило некто в черной одежке. - Спрятался, козел. Как ни приду, все где-то прячется. Ты ему сказки на ночь читаешь, так?
- А... - слово «ага» меня тоже не послушалось, но визитер с косой меня понял с полузвука.
- Ну-ну, - голос шелестел, нагоняя еще большего страху, напоминая шуршание савана в склепе. - Передай ему, что я заходила. У нас с ним свидание еще двести лет назад назначено было. Так он, наглец, не явился.
- А... - очередной вопрос застрял в горле, а я сжала похолодевшие ладони на коленях и с тоской глянула на смерть.
- Вечно кого-нибудь другого вместо себя подпихивает, - пожаловалась гостья и поднялась с постели, лезвие косы задело изголовье кровати и издало мелодичный звон.
- Ы... - выдавила я, понимая, что происходящее мне что-то нравится все меньше и меньше.
Вжалась в спинку кресла, пытаясь просочиться сквозь нее. Но чуда не случилось, и проделать такой финт ушами мне не удалось.
- Какая здоровая девушка, - с осуждением произнесла смерть, склонившись надо мной. - Жить еще и жить... Свистни мне, как твое время придет. А то могу пропустить. Путаница тут со всеми вами... Поди разберись, кого забирать. За одно только это отправить бы этого старого маразматика в ад. Его там заждались.
Смерть, шурша балахоном и позвякивая задевающей окружающие предметы косой, направилась к выходу. Там, у двери, она обернулась, окинула цепким, чувствующимся как холодное, недоброе давление на коже, взглядом меня и сказала:
- Не прощаюсь. Мы с тобой еще увидимся. И, может быть, даже скоро... что бы ты по этому поводу ни думала.
Я же сидела в кресле, ни жива ни мертва, и пыталась вернуть себе способность дышать. Сейчас у меня были все шансы умереть от нехватки кислорода, дыхательная функция очень плохо слушалась меня.
- Ушла? - проскрипел старичок с кровати и живенько так подскочил на месте, осмотрелся и довольно вздохнул. - Ушла. И где моя любимая «Камасутра»? - задал он вопрос как ни в чем не бывало.
Я смотрела на него безумным взглядом не в силах внятно ответить.
- Что-то с моей памятью не то, - пожаловался дедуля и спросил: - Или мы уже с тобой к практике перешли? Сделаешь мне минет? Две штуки баксов дам.
Желание придушить стервеца становилось все более непреодолимым, и я с трудом заставила сидеть себя на месте и глядеть на подопечного не мигая. Я боялась пошевелиться, так как чувствовала - еще немного и сорвусь. Убью этого шутника собственноручно. Я же чуть не наделала в штаны, когда очередной глюк меня пугать стал. От позора меня спасло только чудо и стальные нервы. Моя выдержка меня очень радует последнее время, но не хотелось бы ее крепость проверять таким путем, как приходится.