И Додик машинально трогает своё ухо.
– Давай тоже вылазь, Соня уже кушать зовёт.
– Сейчас, только ещё стометровочку для разогрева проплыву и подойду.
Не понял? А где мои трусы? Я смотрю на топляк, на котором висели мои труселя и вдруг пропали.
– Эй! Мишка, кушать иди!
Возле нашего лагеря стоит Арик и довольно улыбаясь, размахивает моими трусами как флагом. Додик и Соня смотрят в мою сторону и тоже ехидно ухмыляются. Вот же шкода малолетняя! Ну ладно, будет и на моей улице праздник, уж что-нибудь да придумаю, ещё не обрадуетесь!
Проходящая мимо меня парочка приостанавливается, и парень с пьяной непосредственностью восклицает:
– Катюха! Да ты глянь, какая фиговина у пацана растёт!
Девица заинтересованно глядит в мою сторону и пьяненько хихикает:
– Сеня, это у тебя фиговина, а у пацанчика растёт то, что надо!
И рассмеявшись, увлекает своего кавалера дальше. Я ухмыляюсь, оказывается анекдот из моего времени, про слона с фиговиной имеет очень длинную бороду. Подойдя к Арику, я забираю у него трусы и заодно отвешиваю лёгкого подзатыльника.
– Ай! Ты чего дерёшься? Мы что, твои трусы караулить должны были? Я вот Рафику скажу, так он тебе самому знаешь как наваляет!
– Не тобою положено, не тебе и поднимать! Выставил меня дурнем перед чужими людьми, так помалкивай теперь уж.
– Ну, надо же! Хоть бы срам свой прикрыл, бесстыжий, трясёшь тут бейцами, как пропитой босяк с Сахалинчика, да ещё и руки распускаешь! Я больше с тобой вообще никуда не пойду, и гулять не стану!
– Да не больно-то и надо! Подумаешь, Цаца выискалась. А прикрывается пусть тот, кому нет что показать, а мне стыдиться нечего. А вот была бы ты культурной девчонкой, так отвернулась бы, как и полагается приличной девочке, а не пялилась, куда не следует.
Я одеваюсь и всё больше начинаю злиться на себя и на этих малолеток. На ровном месте скандал устроили. Опять мои эмоции вперёд меня выскакивают. Под собственное сердитое сопение я не спеша зашнуровываю ботинки.
– Это я-то Цаца? Это я неприличная девочка? Ах, ты… Это я пялилась? Да ты что ли совсем дурак?
В голосе Сони прорезалась нешуточная обида, и появились слезливые нотки.
– Да я… Ой! Детдомовские идут!
Закончив шнуровку, я отряхиваю штаны от песка и разгибаюсь. Однако засада! Вокруг нас стоит пятеро пацанов в возрасте десяти-одиннадцати лет. Действительно, детдомовские. Одинаковые стрижки в ноль, одинаковые серые штаны и рубахи и одинаковые растоптанные башмаки. А самое главное, одинаковые рыскающие по сторонам взгляды озлобленных волчат.
В другое время я бы и сам предложил им свои продукты. Видно же, что пацаны голодные. Сейчас в детдомах ребятню разносолами не балуют, да никогда и не баловали. Забота в основном на словах, а на деле… Но судя по всему, тут экспроприация разворачивается уже и без моего желания. И надо что-то делать. Очень уж мне не нравится, как ситуация начинает развиваться.
– Оба на! Ты глянь Микола! Мы тут на наш пляж пришли после трудового дня пот пролетарский смыть, а какие-то залётные буржуйчики наше место уже заняли и испохабили! Ты глянь, какие у них харчи смачные, а у нас с самого утра маковой росинки во рту небыло. И где она, эта самая справедливость, за которую наши отцы жизней своих не жалели и кровь проливали?
– А с нами, детьми рабочих, нэпманские детишки по справедливости поделиться не хотят? А шо? Мы много не возьмём, одну корзинку вам, а одну нам, всё по справедливости! Вот только курочку свою нам положить не забудьте, вот не поверю, шо ваши жидовские мамы вам кошерную курочку с собой не положили. Или вы уже сожрали наших куриц?
Вожак малолетних босяков явно наслаждается ситуацией. Говорит с лёгкой ленцой, и как бы даже сочувствующе, вот только я в это сочувствие абсолютно не верю. Ещё в прошлой моей жизни не раз видел как подобная ленца, и сочувствие мгновенно сменялись беспощадной яростью. Внешне безразлично я осматриваю берег, с тоской понимая, что никто к нам на помощь не придёт.
Компания молодёжи уже удаляется и просто нас не видит. Потому-то эта гоп-компания и вылезла на берег, что здесь и сейчас им никто помешать не может. Похоже, если не разрулю, то придётся действовать по «жёсткому» варианту. Ещё в моей «зрелой» молодости в девяностые годы, тренер по боксу натаскивая нашу группу на самозащиту мне говорил:
– Миша, пойми, ты не спортсмен, на ринге тебе не выступать. Выучи пару-тройку связок, и оттачивай их до посинения. Возможно, когда-нибудь они тебе пригодятся. И если успеешь ударить первым, то возможно выиграешь жизнь.
Так оно и было пару раз, вот только в последней стычке удача была не на моей стороне.
Я вскинул руки в примиряющем жесте и произнёс:
– Пацаны, я всё понимаю и кипеша не хочу, забирайте продукты и разойдёмся краями.
– Ха! А пацанчик-то сечёт фишку! Микола, покидай все харчи в корзинку. Думаю, детишек дома их мамы пожалеют и покормят. Эй! Жидёнок, ты паскуда, куда нашу корзинку поволок? Микола, шо за дела? У тебя из-под носа, корзинку с нашими харчами тянут, а ты и мышей не ловишь! Ну-ка, разберись, с чего это жиды такими борзыми стали. Наверное, давно не огребали?
– Мы не отдадим нашу корзинку! Нас дедушка заругает!
Арик мёртвой хваткой уцепился за свою корзинку, с другой стороны в неё вцепился Додик.
– Я тоже не отдам свою корзиночку!
Соня подхватывает и прижимает к груди вторую корзинку, с презрением посмотрев в мою сторону. Вот хрен поймёшь, этих баб, что старых, что малых. Когда не надо так умные, аж чересчур, а вот когда надо, так их мозг напрочь отключается! Она что, не понимает, что я пытаюсь эту хреновую для нас всех сетуёвину разрулить? Нет. Не понимает!
Вожак, даже обрадовался такому развитию ситуации. Лохи сами подставляются, даже не понимая этого. Повернувшись ко мне, он в деланом изумлении разводит руками.
– И шо теперь делать будем? Ты тут вроде как бы самый умный, может быть, придумаешь ещё чего?
– Да, есть ещё пара вариантов. Можете продукты сложить в мою простынку и забрать с собой, а можете тут покушать, мы подождём.
Хмурый взгляд гопника показывает мне, что такой расклад ему совсем не нравится и теперь он соображает, что предпринять. Ограничиться только грабежом лохов, или всё-таки закончить дело разбоем и мордобоем. Второе ему явно больше по душе, но и у этой категории людей есть свои понятия о «правильном наезде».
– Гриня! Да шо ты слушаешь этого поца? Забираем харч и валим до хавиры, а попробуют вякнуть, так отбуцкаем со всем нашим почтением. И добавки дадим, даже если и не попросят!
– Во! – Гриня радостно ощерился. – Слыхал, что люди толкуют? Не, не подойдут нам твои варианты. Мы забираем обе корзинки, а твоя жидовочка нам их отнесёт до хаты. Да ты не боись, мы с понятием, завтра она домой придёт, может даже и не помятая. У нас там свои марухи есть, не чета этой тощей тюльке. Разве что кто-нибудь из моих кентов её немного поваляет для интереса!
И он гнусно гогочет, а вся банда подхватывает этот гогот, как стая шакалов, вторя своему вожаку.
– Я никуда не пойду!
До Сони видимо всё-таки дошёл весь трагизм ситуации.
– Миша! Ну, сделай хоть что-нибудь!
Бли-ин! А я что, по-твоему, только что пытался сделать? Эх! Всё гонор твой неуместный, он мозг отключает напрочь.
Гопник стоит чуть левее меня, и я начинаю переминаться с ноги на ногу, как бы мандражируя, но на самом деле занимая удобную для себя позицию.
– Да куда ты денешься! Щас платье на голове узлом завяжу, и ты как козочка сама поскачешь, я только прутиком подгонять буду, шоб не заблукала!
Микола вытягивает в сторону Сони руки, растопырив пальцы как грабли и сально ржёт, давясь слюнями. Соня взвизгивает от ужаса и отпрыгивает ко мне за спину. Ага! Нормально девочка встала, ещё бы братьев с пути убрать, но это, похоже, из области фантастики. Они оцепенели от страха и замерли неподвижно как два суслика.
Ну и пусть так стоят, лишь бы под ногами не путались, да вовремя сообразили, когда надо будет убегать. Я свои шансы оцениваю трезво. Их у меня попросту нет. Пацанов больше, они старше меня на два-три года, выше, тяжелее и банально сильнее.
Если на что-то надеяться, так это на неожиданность. Всё равно мне деваться некуда. Я уже понял, что Гриня относится к той категории подонков, которым мало победить, им ещё и покуражиться при этом надо. Иначе им и победа не победа, и трофей не в кайф. К сожалению, я и таких отморозков встречал на своём пути. Убежать-то я, наверное, смогу и то вряд ли, но как потом я буду смотреть в глаза своим новым товарищам, а главное их родителям и своей маме? Всё также безразлично, но подобравшись внутри, я смотрю уже на Гриню, и так же как он, с ленцой и сочувствием произношу:
– Но есть ещё вариант!
– Чего?
Вся банда замирает, пытаясь понять, что я сейчас сказал.
– Я говорю, что есть ещё вариант. Вы же куда-то там пролетали? Ну, так и летите дальше и тогда я вас не трону. Но если вы попробуете обидеть моих друзей или девчонку, я беспредела не допущу, а ваши жопы на британские флаги порву!
Я специально нагнетаю обстановку, чтоб спровоцировать врага на неконтролируемую ярость, и добиваюсь того, чего и хотел. Гриня ведётся на мой развод.
– ШО? Ах ты тля!
Увесистый кулак пронёсся над моей головой, слегка чиркнув по волосам. Но я уже готов действовать и, вовремя заметив движение руки, смещаюсь влево слегка присев на ногу. И как только кулак пролетает над моей головой, резко, как туго свёрнутая пружина распрямляюсь и со всей дури бью с левой руки в печень врага.
Сухой и острый кулачок, как наконечник копья ударяет в подреберье и глубоко проникает в брюшину. Мне кажется, что я даже слышу хлюпающий звук от тычка в печень, удар правым кулаком по печени был излишним, но эта двоечка «там» была наработана у меня самой первой и бил я на полном автомате. Нокаут! Мой тренер был бы мной доволен.
Но мне некогда заниматься воспоминаниями, и перешагнув через падающего Гриню, я уже приближаюсь к следующему гопнику. Опять двоечка, в этот раз с правой руки и в солнечное сплетение, но видимо я не попадаю туда куда нужно. Соперник поплыл, я это вижу, но он стоит. Я делаю шаг вправо и вновь бью с правой руки, но теперь уже по селезёнке. Бинго! Второй гопник уходит в нокаут и валится кулём на спину.
Но на этом моё преимущество закончилось. Пацаны битые, прошли не одну драку и опомнились быстро, вот только чувствуется некоторая растерянность в их действиях. Третий босяк хватает меня за ворот рубахи, и держит на расстоянии вытянутых рук, соображая, что же со мной делать. Мне раздумывать некогда. Вырваться из его рук я не могу, мои руки до него не достают, и тогда я со всего маха бью его носком ботинка по голени.
Больно, наверное? Иначе чего его личико так перекосило, да и руки у него слегка ослабли. Я из всех сил рвусь в его сторону, и мне удаётся сократить расстояние ещё на несколько сантиметров. В надежде на удачу, из всех сил бью правой ногой на всю длину и попадаю! Удар в пах и для взрослого мужика фатален, что уж говорить о пацане? Он начинает заваливаться наземь, но ворота рубахи не выпускает.
Я в исступлении бью кулаками по его лицу, но всё бесполезно. Похоже, клиент в отключке и держится за ворот чисто рефлекторно. Сцуко! Он же сейчас упадёт сам и меня уронит! Почти падая, я упираюсь руками в свои же колени и делаю отчаянный рывок вверх. Слышится треск ткани, мой воротник остаётся в руках упавшего босяка, а я начинаю выпрямляться и чувствую себя как при всплытии с большой глубины.
У меня перед глазами мелькают жёлтые искорки и расплываются красные круги, отчаянно не хватает воздуха, кровь шумит и отдаётся в ушах гулкими толчками. Но на меня уже наваливается ещё один вражина. Во, дурак-то! Нет, чтоб меня ударить, пнуть, или толкнуть на худой конец, так он пытается меня сверху придавить! Мне и делать-то почти ничего не приходится.
Хватаю его за руку и обнимаю, как питон обнимает свою жертву, впечатываю свою шею ему в подмышку, и приседаю к нему же под ноги. И даже за бедро его как следует ухватить не успеваю, а он уже летит через меня вверх ногами. Классическая «мельница». Он же думал, что я вверх рваться буду, а у меня уже никаких сил куда-то рваться не осталось.
Мне бы сейчас упасть куда-нибудь под кустик, да сдохнуть там по-тихому, вот только чтоб никто не мешался. Но увы, рефлексировать мне тоже некогда, я вскакиваю и вижу стоящего на четвереньках ошеломлённого «борца». Ни секунды не задумываясь, я, делаю шаг в его сторону и по футбольному пробиваю «пенальти» в голову. Неспортивно? Так и покалечить можно?
А мне вот сейчас плевать! Меня тут за десять дней уже в третий раз убить пытаются, и мне ничуть своих оппонентов не жалко. Хорошо попал, даже хруст послышался, надеюсь, он не скоро очнётся. Однако не все дела окончены, ещё один враг где-то кружит. Я с хриплым полу-вздохом, полу-бульканьем, с трудом распрямляю спину и хищным взглядом оглядываю побоище.
Ха! А результат-то даже лучше, чем я мог мечтать. Но где же мой последний оппонент? А! Вижу! Но что-то он не торопится ко мне, засцал что ли? Ну, я его понимаю, только что на твоих глазах всю твою гоп-компанию положили, тут поневоле задёргаешься. Но и у меня нет сил, продолжать драку. Однако мне ничья не нужна, только победа! Ссышь меня? На этом и сыграю!
– Так это ты моих друзей хотел отбуцкать? Это ты мою Соню тощей тюлькой называл и хотел своим кентам на ночь отдать? Меня, Мишу – Лапу, на дешёвый гоп-стоп взять решил?
С каждым словом, я делаю маленький шажок в сторону гопника и вскоре подхожу к нему вплотную. Тот стоит, ни жив, ни мёртв и смотрит на меня выпученными глазами. Ну, так понятно, прёт на тебя этакое чудище, хрипит-завывает, а дружков твоих только что на твоих глазах то ли убил, то ли покалечил. Поневоле замрёшь тут.
– Чего молчишь, язык проглотил?
– Это не я! Я просто мимо шёл! Я говорил, что вас трогать не надо, это Гриня с Миколой, они пошутить решили!
– Пошутить? Нюхай, чем ваши шутки пахнут!
Я сую под нос отшатнувшегося гопника свой кулак. Ну, нифига себе! А чего это он такой… весь окровавленный? Будто я им кровь в ведре мешал. Я взглянул на вторую руку, надо же! И где же это я так извазюкаться-то успел? Пипец рубашке, не отстирается теперь.
– Слушай сюда внимательно! И не говори, что не слышал, это я тебе говорю, Миша-Лапа с Молдаванки! Отрада теперь моя, если я кого из ваших здесь увижу, то тут и прикопаю. Ты меня понял?
– Д-да!
– За испорченную рубаху мне откуп занесёте, это понятно?
– Д-да!
– Всё, свободен!
Я слегка толкаю гопника в живот, и тот, откачнувшись, вдруг громко испортил воздух. А на штанах расплылось большое мокрое пятно. Однако нехило я его запугал, он прямо и в натуре обоссался!
Я гляжу на скульптурную группу «Три соляных столпа» и печально качаю головой.
– Арик, Додик, отомрите уже! Только корзиночку на радостях не разорвите. Соня, душа моя, тоже очнись. Понимаю, красиво, но некогда нам сейчас морскими пейзажами любоваться. Собирай быстро продукты, дома покушаешь, нам пора! А я пока ополоснусь чуток, чёта замарался слегка.
А потом мы идём домой. Ну, как идём? Быстро идём, очень быстро идём… бежим, в общем! Меня подгоняет чувство опасности, а вдруг «наши» урканы очухались и своим дружкам нас уже заложили. Или где-нибудь в окрестностях пляжа бродит ещё одна подобная банда? Это тормозу с пляжа я мог втирать про Мишу-Лапу с Молдаванки, а на самом-то деле я здесь никто и звать меня никак. И с этим тоже теперь что-то надо делать!
Уже у самой подворотни я останавливаю свою компанию и строго-настрого наказываю никому и ничего не рассказывать.
– А то фиг нам, а не походы на пляж. Понятно?
Три китайских болванчика дружно и часто-часто кивают головами. Что-то они у меня к вечеру какие-то молчаливые стали. На пляж летели, так трещали без умолку, а на обратном пути ни словечка, ни писка. Вот как животворно влияет свежий морской воздух на детский организм!
– Сонечка, дай мне мою простынку, я сверху накину, чтоб рубашку прикрыть, а продукты к себе забери, не по карманам же мне их распихивать!