— Ни хрена не понял, — сказал Башмак, сползая по стволу дерева рядом со мной. — Кто она? Как мы здесь оказалась?
— Она помогла нам свалить.
— Вот как? — Башмак посмотрел вслед Табии.
Свой красный шарф она спрятала, как только мы спустились со священного холма. Теперь различить её в лесу было не так-то просто. У Башмака не получилось. Прищурив глаза, он вертел головой совсем не в том направлении, куда уходила Табиа.
— Мы пойдём за ней? — Башмак скривился и положил руку на горло. — У тебя попить нету?
Боясь потерять Табию из вида, я не отрывал от неё взгляда.
— Хотя, откуда у тебя вода, — сам ответил Башмак. — Ща перекурим и дальше пойдём! Ты знаешь, где мы? Нет? Ну ничего. Поднимемся повыше и сориентируемся по бункеру или деревне. Вернемся к тачке, сядем, заблокируем двери и выглушим бутылку вискаря! А дальше посмотрим по настроению. Будет желание заедем в гости к этим ублюдкам и оставим им под воротами сюрприз. В багажнике у меня как раз завалялась прекрасная тротиловая красотка. Что скажешь? Ну а если не хочешь марать руки, то просто свалим. Жаль цветы не достали.
Свежий букет Видовых кулонов лежал у меня в кармане. Меня волновало другое. Внутри происходило что-то странное. Чем дальше отходила Табиа, тем темнее становилась хреновина в моей материи. Вскоре она не только перестала светиться, но и наоборот. Стала идеально черной. Настолько черной, что поглощала весь окружающий свет, вытягивая из материи энергию. Грудь сотрясалась, а силы утекали, будто вода сквозь пальцы.
Табиа остановилась примерно в сотне метров от нас. Развернулась и положила руки на пояс. Она смотрела требовательно и одновременно поучительно. Как смотрит человек, который припадал урок и ждет извинений.
— Ты чего так побледнел? Кого ты там видишь?! — Башмак попробовал проследить за моим взглядом. — Она свалила? Эй, Сайлок, ты чего?!
Табиа сделала шаг назад, затем ещё один. Каждый сантиметр, который нас отделял, добил меня в материю, будто кувалдой по наковальне. Я вытянул руки, чтобы подползти немного вперёд, но прежде Табиа сделала ещё один шаг. Паралич пронзил меня, точно удар молнии. Пульсирующий шар всосал энергию, и я отключился.
… … …
— Печать! — Поучительно крикнула Табиа, появляясь перед моими глазами. — Ты привязан ко мне до тех пор, пока не выполнишь обещание!
Перед глазами всё плыло. Ветви елей колыхались, наползая на стволы, а верхушки шерудили по небу. Истощенная материя начинала всё с начала. Тело била дрожь, будто от длительного голодания. Бросало в жар. Когда я в последний раз ел?
В нос пробрался запах ели и стало чуть легче. Будто якорь, он приковал меня к реальности и помог переварить сказанные Табией слова. Печать, что-то там…
Повернул голову и увидел Башмака. Он сидел под здоровенным острым камнем, покрытым порванным моховым одеялом. Камень отбрасывал острую тень своего носа и походил на голову вынырнувшей из-под земли акулы. Если Башмак на свалит, то здоровенная рыба расплющит его о землю. Башмак не свалил. Он сидел чуть в стороне и ковырялся палкой под ногтями. Голова вжалась в плечи, позвоночник выгнулся дугой. Башмак всё ещё чувствовал вину за распущенные руки и предпочитал смотреть куда угодно, только не на Табию?
— Значит, я у тебя на поводке? — спросил я и сел.
— Можешь считать, что ты тянешься за мной на пуповине! — Табиа заняла излюбленную позу с руками на поясе. — Если отстанешь слишком далеко, то пуповина порвется, и ты — труп!
— Мерзость! — я помотал головой. — Башмак, ты как? Похоже, нам придется бежать за ней весь день и всю ночь!
— Уже пробежали, — как-то обиженно ответил он и разогнул спину, отчего захрустел позвоночник. — В следующий раз брось меня в колодце.
Осмотревшись, я понял, что мы находимся уже не в лесу, а на опушке. Солнце поднялось намного выше. Стволы больше не падали на землю длинными тенями. Темень создавали падающие на землю кроны. Деревья впереди заканчивались, а за ними простреливала синева открытого пространства. Присмотревшись ещё внимательнее, я заметил бетонные пни. Они торчали из земли в паре километров от нас — трубы атомных энергоблоков.
Глава 9. Ни ноги в Стольном
Долгие годы Лека жил и работал в своей пристройке. В одном кабинете он создавал бифштексы для облученных работяг, пьянствовал и рассматривал на мониторе голых девиц. В другом — содержал собственный ботанический садик. В третьем — принимал пациентов.
Ленивый и чертовски рациональный он использовал выделенные ему квадратные метры по максимуму, чтобы меньше таскаться по длинным коридорам и лишний раз не открывать двери. Малые размеры рабочих помещений позволяли держать всего одну уборщицу.
Из-за меня Леке пришлось снять поржавевший замок с перехода, ведущего в палаты. Облезшие стены корпуса вновь увидели пациента. Я занял палату под номером «1» и провел там неделю. На восьмой день после операции мне удалось пошевелить большим пальцем на правой ноге.
— Нервная система подцепилась к костяшкам, — Лека небрежно поднял мою правую ногу и ударил ладонью по икре.
Кожа ответила звонким шлепком. Больно не было. Я почувствовал лишь волну, которая прокатилась по ноге. Ударные волны в голени остались почти незамеченными, а в бедре ощущались хорошо. Лека почесал седую голову и, плюя на правила гигиены, вцепился в ступню обеими руками. Что-то там мял и надавливал. Сошлись брови, покрылся складками нос. Док разбирался со ступней, точно механик с заклинившей запчастью. Пару раз дернул, затем удовлетворенно улыбнулся и бросил ногу на койку.
— Долго ещё?! — спросила Табиа.
Девчонка стояла в углу палаты. Её серые лохмотья-одежды почти идеально сливались с облезшими стенами больницы. Казалось, что её закрыли здесь многие годы назад, и её одежды пришли в негодность вместе с интерьером. Каждый раз, когда она вставала в этот угол, она представлялась мне какой-то мистической фигурой. Про такие придумывали страшилки. Она потеряла в больнице любимого человека или вроде того, навечно осталась в этих стенах, и убивает каждого, кто останется в больнице в полнолуние. Ну, а если и не убивает, то как минимум — продалбливает здоровенную дыру в мозгах из-за собственного нетерпения.
— Долго?!
— Хрен знает, — ответил Лека и насыпал мне в ладонь горку таблеток. — Он и так отрос намного быстрее, чем я ожидал. Через пару дней встанет, а может и раньше.
— Пару дней…, — процедила Табиа сквозь зубы.
— Да, милая, придётся немного подождать, — Лека повернулся к Табии.
Втянул живот, выпятил грудь, выпрямил спину. Недовольная харя мужика расплылась в косой улыбке. Лека сунул руки в карманы и вразвалочку подошёл к Табии:
— Предложение ещё в силе. В моём саду есть много интересных растений, и найдётся бутылка двадцатилетнего…
— Вали на хер!
— Как знаешь, — Лека пожал плечами и гордо выплыл из палаты.
Мы остались наедине. Я натянул одеяло по шею и вжал голову в плечи.
— Ешь таблетки!
— Уже, — я показал пилюли на языке. — Пару дней и я буду на ногах!
— Р-р-р! — Табиа ударила кулаком в стену. — Каждый день я отговариваю себя, чтобы не свалить от сюда! Ушла из Видовых Застав и предала свой народ. Ради чего?! Чтобы нянчиться с калекой?!
— Ну… должен сказать, что разделять печать с калекой — это было изначально не самая лучшая идея.
— Мне ничего не стоит её разорвать! — Табиа скрестила руки на груди.
— Мы всё равно ждём, пока Башмак подготовит машину. Забыла?
— Не делай из меня дуру! Башмак будет изображать работу столько, сколько понадобится тебе.
— Ну-у-у-у… Зато вот, смотри! — я откинул одеяло и пошевелил пальцем. — Скоро тебе не нужно будет нянчиться с калекой.
— Если ты подговорил Леку сказать, что поправишься через пару дней, а на деле это окажется неправдой. То я грохну его, а потом уйду. Перед смертью сможешь вдоволь насмотреться на свои пальцы!
Табиа вышла и хлопнула дверью. Делала так уже не в первый раз. Новая порция штукатурки оторвалась от стены и упала на пол. По коридору удалились её шаги. Табиа зашла в палату номер «8», где оборудовала для себя комнату, и закрыла дверь. Ещё одна угроза миновала, и я облегченно выдохнул.
Пока я валялся на больничной койке, у меня было предостаточно времени, чтобы изучить печать. Принцип действия этой штуки оказался довольно примитивным. Печать была чем-то вроде потребителя энергии, которую она тратила на бесполезную непрерывную связь между родственными половинками. Никакой пользы, никаких дополнительных навыков или умений между связанными звеньями. Ничего. Она не позволяла мне даже видеть материю Табии, отчетливее других. Башмака, который в последнее время предпочитал моей компании Леку, потому что тот счёл механика за сносного собутыльника, я видел через стены также ярко, как и Табию.
Вот и получалось, что печать — просто паразит. Она расходовала энергию бесцельно и неэффективно. С увеличением расстояния между частями, затраты энергии увеличивались в геометрической прогрессии. Вдобавок ко всему эта хреновина каким-то образом выставила в материи приоритет на себя. Не спрашивая разрешения, она могла высосать из материи всю энергию, даже если это приведет к гибели.
А вот кусок печати Табии был другой. Он словно работал только на прием, не потребляя энергию. Получалось, что её слова о пуповине, на которой я за ней тянусь, были очень даже правдоподобны.
Ноги отрастали семь дней. Теперь я узнавал в них свои черты, особенности строения и форму стоп. Хотя всего пару дней назад окровавленная сетка волокон вокруг искусственно выращенных костей выглядела мерзко.
Откликнулся большой палец на левой ноге, за ним — колени. Всю ночь я настраивал управление. Точно неумелый музыкант, натягивал и отпускал струны нервных соединений, вспоминая, как управляться с неуправляемыми кожаными мешками.
К утру я скинул ноги на пол и сел на койке. Ступни коснулись холодного линолеума, отчего по ногам пробежала дрожь. Толкнулся руками и вскочил. Голова поднялась на непривычную высоту, предметы в комнате неожиданно отдалились. Комната раскачивалась из стороны в сторону, будто больничный корпус попал в шторм.
Вестибулярный аппарат на пару с материей накидывали новые данные для безопасного управления телом. Я сделал крохотный шаг вперед, затем — ещё один. Отшвартовался от кровати, будто лодка от лайнера, и поплыл дальше. Третий шаг, четвертый…
Изнутри меня пробивает хохот, губы беспорядочно кривятся, не понимая какую эмоцию выбрать: улыбку или страх. Я делаю пятый и шестой шаги. До койки напротив остается последний шажок. Победа близка… Подгибается колено, выворачивается ступня. Я падаю на тумбочку и заваливаюсь вместе с ней на пол. На мне лежит дверца и переломленная пополам полка. Перегнившая труха колит в бок. Перекатываюсь на спину и хохочу в потолок. Я снова на ногах.
… … …
Погода радовала десять дней подряд. Небо провело капитальную уборку, вычистив облака по всему материку. Синевой небо встречало звезду рано утром и оставалось слепяще-голубым весь день.
Вокруг всё цвело. Деревья покрылись белыми крапинками цветов. Полевые ромашки вывернулись чуть ли не наизнанку, подставляя бархатную желтизну шмелям. В красках весны или лета — времена года в этом мире были довольно спутанными — даже облезшее здание больницы посвежело. Яркие лучи солнца, будто рентген просвечивали остатки цвета на фасаде в бесконечной серости. Распустившаяся зелень прикрывала обломанный подол фундамента, а гигантская ива поглаживала шиферную крышу.
Солнце прожарило асфальт. Я сидел на переднем сиденье убитого в хлам седана и наслаждался запахом плавящегося пластика вперемешку с тающим асфальтом. Сидел и отбивал ногами случайно мелодию. Получалось хреново, но… получалось.
— Они, может, ещё и в жопу друг друга поцелуют?! — на заднем сиденье сидела Табиа. Она ухватилась за рукоятку окна и дернула слишком сильно, отчего ручка хрустнула и отвалилась. — Зашибись! Две недели возился с этим мусором и… Чего ты лыбишься?! Поторопи его, пока это не сделала я!
На ступеньках в больницу Башмак болтал с Лекой. Как эти два мужика нашли общий язык, оставалось для меня загадкой. В зеркале заднего вида фигурка Башмака шлепала губами и размахивала руками. Вечно пьяный Лека смотрел на него чуть улыбаясь. Мне не очень-то хотелось прерывать их прощание, но фурия за спиной с секунды на секунду могла выйти из-под контроля.
Как бы невзначай я высунул из окна руку и сделал вид, что ловлю потоки ветра. Башмак заметил это и вспомнил, что его ждут. Похлопал доктора по плечу и побежал к машине.
— Зацени! — Башмак упал на водительское сиденье и поставил на панель горшок.
— Вы хоть предохранялись?! — спросила Табиа. — Думаешь он тебе позвонит?
— Смотри-смотри! — не обращая вынимания, Башмак показал пальцем в кактус.
Ни с того ни с чего растение пошевелилось. Торчащие из земли лапки помахали нам и замерли.
— Прикол, да?! Как будто салютует нам! Хотя на самом деле, знаешь, что это?
— Поехали! — поторопила Табиа.
— Что? — спросил я, залипая на кактус.
— Он так ворошит под собой землю, чтобы впитать оставшуюся влагу, прежде чем её высушит солнце. Ништяк, да?!
— Хрень какая-то…
— Прикольно! — ответил я.
— Во-во!
— Идиоты…
Башмак повернул ключ в зажигании. Двигатель ровно заработал. Башмак нажал на педаль газа, и мерный клокот разросся до агрессивного рыка. В этом рыке и заключался ответ на вопрос — почему Башмак так долго возился с тачкой.
— Ну что, домой?
— Поехали уже!
Башмак вставил первую, бросил сцепление. Мы сорвались с места, оставляя на асфальте черный автограф резиной.
… … …
Возвращаясь в Стольный, я думал о планах. Хотя удержать сознание в колее действительности было не так просто. Ноги то и дело подкидывали меня до небес. Кожаные сосиски, торчащие из торса, временами ещё казались лишними, но к хорошему привыкаешь быстро. Теперь я мог наконец-то вернуться к тому, почему решил остаться в этом мире. Узнать причину, почему меня выгнали из этого мира младенцем. Найти виновного, кем бы он ни был.
Стольный показался на горизонте прямоугольными кирпичиками. Разбитая дорога сменилась более или менее целой. Впереди показался… пропускной пункт?
— Че за фигня? — спорил Башмак, скидывая передачу на нейтралку. — Тут же ничего не было?
Двигатель сбросил обороты и почти неслышно посапывал, делая передышку. Мы катились к сужению дороги. В приоткрытых окнах свистел ветер, под колесами трещали камушки. Двухполосная дорога сходилась в одну полосу бетонными ограждениями. Вооруженные люди, судя по одежде — солдаты Диара — стояли на дороге и на мостике возведенного КПП.
Пропускной пункт построили между перекрытиями разрушенного моста. Солдаты оживились, заметив нас.
— Диар наводит в городе новые порядки? — спросил Башмак и плавно нажал на тормоз.
— Или они кого-то ищут, — ответил я.
Башмак остановился и открыл окно, ожидая, что к нему кто-нибудь подойдет. Главный с рацией показал раскрытую ладонь — просил или требовал подождать.
— Черт! — ругнулась Табиа и достала пистолет. — Меня ищут!
— Успокойся! Ты, конечно, важная птица, но…, — я замолчал. — Спрячь пушку!
— У тебя забыла спросить! Если этот придурок попросит меня выйти из машины, я прострелю его голову! — она ткнула стволом в сидение Башмака. — Жми на газ!
— Боже, откуда в тебе столько…
— Заткнись! Тебя, между прочим, моя жизнь должна волновать не меньше своей. Догадываешься, что будет если моя половина печати погибнет?
По шевелению губ главного и обрывкам слов я разобрал фразу: «Он приехал». Нахмурив брови, я посмотрел в зеркало заднего вида. Но оно было настроено под водителя, и я не увидел в нём встревоженное лицо Табии.
— Бормочет и бормочет, — сказал Башмак. — Не подошел, ничего не спросил, а уже бормочет…. Чую, не особо нам тут рады.
По привычке я хлопнул себя по карману. Там должен был лежать телефон, но мобильник забрали в Видовых Заставах.
Когда я отращивал ноги в Атомном городке, у меня временами появлялась мысль — позвонить Питу — но не позвонил. Не за чем было. Все проблемы были решены, оставалось проехать полсотни километров.