— Вы сейчас о чём?
— Первое. Твое эксперименты на людях, а-а-ага-га-га-га, — снова изображает коня Котлинский, но почему-то совсем этим не огорчается, — должны быть легальными в стране, в которой ты их проводишь.
— Это понял.
— Второе. База этой страны должна технически обеспечивать необходимую «чистоту эксперимента». — Котлинский видя, что я не понимаю, поясняет. — Ну если неграмотный хирург капроновой леской и грязными руками пришил даже самый лучший клапан не в том месте, то какую частоту ты туда не подавай, система всё равно не заработает. А-а-ага-га-га-га…
— Игорь Витальевич, как вы быстро сегодня меняете тональность настроения, — деликатно замечаю, хотя заразительное ржание Котлинского меня самого настраивает на желание присоединиться.
— Саня, это я от истерики, — не смущаясь, улыбается Котлинский. — Мне очень не нравится, когда мне напоминают, что я раб божий. А в нашем с тобой контексте, даже не божий… гхм… А заложник, так сказать, несвободной политической системы. И что порой я не могу делать того, что считаю нужным и правильным, только потому, что есть в нашем аквариуме рыбы гораздо покрупнее. И они, не будучи стеснены вопросами морали, лично меня растерзают со скоростью звука. Просто потому, что им понравится мой результат, и они захотят им владеть единоличною.
— Вы сейчас серьёзно?
— Загугли фамилию А-ов, — хмуро отвечает Котлинский, снова быстро меняя настроение с мажора на минор. — Был такой банкир… И банк. Был.
— Игорь Витальевич, спасибо большое за подробные пояснения, многое прояснилось. — Думаю уже подниматься из-за стола, поскольку опаздываю в зал.
— Саня, вот когда ты так говоришь, я понимаю, что ты явно задумал идти по своему курсу, — подозрительно прищуривается Котлинский.
— С научной точки зрения вы мне пояснили. Вернее, с производственной… — даже не думаю что-то скрывать от Котлинского. — В научной составляющей я не то что уверен, а знаю. Что так и будет. Просто доказать этого не смогу до тех пор, пока не смогу этого доказать на практике. Пардон за тавтологию. Финансово, судя по указанной вами «дорожке шагов», начать эксперименты более чем реально: каждая сторона «скидывается» тем, чем может: лаборатория — клапанами; клиника — работой и отслеживанием результатов, я — билетами туда-обратно плюс участием. А мышей и обезьян купить даже и не проблема. Это чтоб начать.
— Саня. Ты меня сейчас пугаешь. — Котлинский пронзительно смотрит на меня.
— Игорь Витальевич, я обещаю ничего не предпринимать, не поставив вас в известность. Клянусь! И двигаться вперёд мне бы хотелось исключительно в тандеме с вами. Начнём с того, что я даже лабораторию, реально печатающую для начала клапана, без вас не найду… Но у меня попутный вопрос: а если бы мы всё же до конца отрабатывали вопрос этих экспериментов в нашей стране, Бахтин «в обеспечении» нам бы мог помочь? Ну, не допустить того вандализма и отъёма результатов, который вы так уверенно прогнозируете?
— Само собой, — кивает Котлинский. — Но он начальник аж четвертой службы в прокуратуре. А есть ещё три других, это первая, вторая и третья. — Невесело продолжает Котлинский. — Плюс, ты не в тренде и не в теме: ТАМ, — он выразительно тычет пальцем в потолок, — ОЧЕНЬ озабочены причастностью к инновациям. А против кое-кого ОТТУДА даже начальник Бахтина не пляшет, были прецеденты.
Котлинский ещё какое-то время ходит от окна к столу, и мне в голову приходит мысль, которую я поначалу всерьёз не воспринимал.
— Игорь Витальевич, в Дубае, после тех событий, мы потом ужинали вчетвером.
Котлинский с интересом поворачивается ко мне.
— Я, Лена, её отец и эмир. Я не буду утверждать, что туда ногами открываю двери, но… Знаете, они своим детям дают играться. И наша девочка, которая прототип лекарства от рака изобрела[7], в их каком-то центре именно от самого Аль Мактума уже приглашение имеет. Я не понял, учиться или работать или всё вместе…
— Саня, не тяни! — Нетерпеливо говорит Котлинский. — Я уже, догадываюсь, но давай заканчивай мысль скорее!
— Обратиться к эмиру можем. У Лены, для начала, есть прямой телефон. Финансов, для начала, судя потому, что вы описали, много не надо: с них, по-хорошему, только лабораторная площадка и нужна.
— При содействии законодательства, — заинтересованно добавляет Котлинский. — Вернее, нужно, чтоб вопросов никто никаких не задавал. Ни по твоей личности, ни по проекту.
— Вот там, как мне кажется, это обеспечить достаточно просто. Лена может принципиально получить «под себя» лабораторные или какие надо мощности. А кто будет там экспериментировать, это уже никому не интересно. — Прикидываю кое-что и добавляю. — Лабораторные мощности, как мне кажется, могут включать и персонал. Там не вникают в детали «детских игрушек».
— Саня, ты уверен? — после почти минуты молчания серьёзно спрашивает Котлинский.
— Я не настаиваю, чтоб мы прямо сейчас всё бросили и с низкого старта запустились в этом направлении. Я просто оцениваю варианты и принципиальные возможности. А что до «детских игрушек», наследный принц вон вообще погиб у них, на войне[8]. Доигрался. — Сбрасываю Котлинскому ссылку в ватсаппе. — А мы же не войну просим в развлечение. А достаточно небольшую мелочь, по их меркам. Насколько я успел их понять, там и вникать никто не будет: дух меценатства.
— Саня, я сразу после области не стал на эту тему даже заикаться, потому что многое не ясно было, но сейчас всё выяснил.
Сергеевич сегодня попросил меня остаться после тренировки и теперь в тренерской поит чаем, даже не пытаясь свернуть, как обычно, в сторону шахмат.
— Саня, нам надо серьёзно поговорить. Ты сейчас настроен соображать?
— Вполне. Это как-то связано с нашей победой на области?
— Прямо, — кивает Сергеевич. — Будет национальный чемпионат следующим этапом. Пойдёшь?
— А надо? — спрашиваю в ответ. — Сергеевич, мы же планировали выиграть только область? Или я чего-то не знаю?
— Я тебе обозначал, что по итогам области буду с тобой говорить дальше, — деликатно напоминает Сергеевич, барабаня ногтями по пустому шахматному столу. — Вот и говорю. Теперь.
— Припоминаю.
— Лично моё мнение: на республике у нас с тобой тоже есть варианты. Средний уровень там повыше, чем наша область, НО, — Сергеевич поднимает указательный палец. — Но поскольку на области мы первые, то среднего уровня республики нам бояться не нужно.
— А чего нужно бояться?
— А верхнего уровня. Поскольку мы на него претендуем. И ещё, с твоим образом жизни, лично я опасаюсь необходимости усиленной подготовки к республике. Поскольку то, как вы «готовились» к области, иначе как спортивным онанизмом не назовёшь. — Сергеевич безмятежно смотрит на меня.
— Вот это было обидно! — мне действительно немного досадно от такой оценки Сергеевича. — Лично я выкладывался! Что не так было с нашей подготовкой?
— Саня, я не умаляю твоих заслуг, — Сергеевич примирительно хлопает меня по руке. — Я лишь говорю, что для движения вверх нужно успевать больше. И кстати, это ты просто никогда ещё не был на тренировочных сборах для подготовки к национальному чемпионату! Если считаешь наш тепличный режим до области тем, что можно назвать «выкладывался». — Сергеевич прикладывается к своей чашке чая и продолжает. — Я поначалу не хотел ни о чём с тобой говорить потому, что не было понятно, заявляться через сборную области или как. А в сборную области я тебя не хотел отдавать.
— Вторая сборная за один год, — смеюсь. — На плавании постоянная борьба втянуть меня в ритм команды.
— Ну, тут будет немного иначе, — дипломатично обозначает Сергеевич. — В сборную лично я тебя отдавать не собираюсь. После того, как конкретно в твоей категории мы заняли весь финал и оба первых места, на федерации даже вопрос не стоял, кто компетентнее из тренеров именно в этом весе. Просто за тренерское место всей сборной всегда идёт битва. Но сейчас, по текущим стандартам, на национальный чемпионат можно заявляться и отдельно от областной команды, если ты финалист своей области. По тебе в частности вопросов нет. Вот я и спрашиваю тебя: будем заявляться на республику? Я же не знаю твоих планов. Готовиться, если что, только со мной, ни в какую другую команду идти не надо. Не говоря уж о личном апломбе, — Сергеевич довольно улыбается, — это ещё и вопрос индивидуального подхода. Там его не будет. Ну, о компетентности молчу, тут каждый тренер себя считает гением…
— Сергеевич, а как вы себе видите эту вашу усиленную подготовку к национальному чемпионату? Чем она будет отличаться от текущей? Я же не могу ответить на ваш вопрос до того, как пойму, что от меня для этого потребуется.
— Методически выделяются два направления. Первое, наработка офэпэ на недосягаемый уровень. Для иллюстрации… У меня в армии была возможность только с тяжем готовиться. Ну не было больше в части боксёров! Был только тяж до девяноста одного! Правда, он очень техничный был, если для тяжа. — Сергеевич смеётся. — Им же вообще столько уметь не надо… Кстати, тоже Вова. Что делать методически, я и без него представлял, но представь, как выглядели наши спарринги?
— Это же очень искажённый и смещённый рисунок боя, — соображаю на ходу. — Гораздо более акцентированный удар, но пока не представляю, как выглядела у вас плотность боя.
— Там всё смешно было, — Сергеевич на секунду закатывает глаза, видимо, что-то вспоминая. — В общем, опуская ненужные детали… Во-первых, он действительно техничный был, в габаритах намного больше, руки длиннее, как бы и не идеальный тренажёр. Но самое главное — удар. Тренироваться тяжело было, факт. Но зато потом! — Сергеевич отрывается от чашки, что-то вспоминает, смеётся и продолжает. — Я когда на первый бой вышел, ещё в округе, очень опасался: кустарщина сплошная вместо подготовки, а там и со спортроты народ заявлен был, и не только. Офицеры ещё были. Ну, думаю, убьют… А уже в первом бою смотрю — на удары просто внимания могу не обращать. Не пробивает! Даже если попадает! А противник сходу серьёзный попался. Мастер спорта, чемпион то ли Москвы, то ли Питера.
— Это после тяжа такой контраст? — заинтересовано подвигаюсь ближе.
— Ну, — кивает Сергеевич. — Если сравнить с массажем, то считай, тебя всё время огромный здоровяк мял, а тут вдруг ребёнок. Можно просто не обращать внимание на встречные воздействия. Не скажу, что о защите вообще забыть, но сам факт, что нокаута можно не опасаться, здорово развязал руки. А тогда уже «включилась» и вся предыдущая подготовка. Кое-что я и до армии умел, всё таки институт физкультуры и чемпион республики по боксу. А уж когда округ выиграл, то потом совсем другие тренеры дальше готовили… Саня, но мы не о том, — останавливает сам себя Сергеевич. — Я всё к тому, что мы твоей физподготовкой практически не занимались. А если начать копать, то мало ли какие ещё в тебе таланты можно обнаружить! Это было первое. И второе. Наработка тактических решений на автомате. — Без перехода завершает Сергеевич.
— Если можно, о втором подробнее? — прошу. — По физподготовке вообще не спорю, чем выше барьер организма, тем выше общий уровень… Тут понятно.
— Ты смотришь профессиональный бокс? — спрашивает в ответ Сергеевич. — Что тебе режет глаз почти в каждом бою? Какая отличительная черта, если примерять на тебя лично?
— Они к концу сдыхают. В последних раундах их перформанс, если сравнить с первыми раундами, это небо и земля. Вернее, наоборот: земля и небо. Последние раунды земля.
— Абсолютно верно, — коротко кивает Сергеевич. — Как сам думаешь, тебя это сильно касается?
— Ну, на двадцать раундов профессионального, как вы говорите, бокса не заряжался, но пока офэпэ лично меня особо не коснулось. В любительском боксе, где три раунда, точно не касается, — поправляюсь.
— Пока говорим только за любительский, — Сергеевич встаёт и начинает возбуждённо ходить вперед-назад по тренерской. — Тренировка по ОФП, для тебя, занимает три-четыре часа в день. Потому что, когда ты каждый день бегаешь по десять километров в снегу по грудь на время, а не успел добежать — вместо автобуса до базы пешком пойдёшь, а это ещё десять километров… — снова вспоминает что-то своё Сергеевич, — вот когда у тебя такие нагрузки, на организм на уровне обмена веществ ещё идёт нагрузка. Там и кальций из костей вымывается, и гормональная система перестраивается, и ещё… Был такой олимпийский чемпион, Шамиль Сабиров. Он выиграл олимпиаду в восьмидесятом году и за три месяца после неё просто осыпался по здоровью! Вот твою выносливость надо не просто тренировать, а ещё и испытывать «живучесть» по здоровью и проверять на уровне обмена веществ. «Уставать» могут ведь не только мышцы. Тренерам обычно на мастеров где-то пофиг, — смущённо трёт нос Сергеевич, — отвыступал и чеши. Твои проблемы со здоровьем — это твои проблемы. Глянь хоть и на того же Сабирова… но у меня немного иной подход. Я где-то согласен с Востоком, что бокс — это не только и не столько результат. Не только дать кому-то по мордасам либо выиграть чемпионат. Бокс — это ещё и путь. Самопознания и познания мира…
— … И о тактических схемах. К чему они сводятся? В обусловленной ситуации, один — два — три — пять и более (что реже) манёвров. Количество этих манёвров в одной серии обычно ограничено общефизической подготовкой спортсмена, и она имеет свои пределы. У всех имеет пределы, — поправляется Сергеевич. — Пределы эти индивидуальны. Вот у братьев Кличко, например, поменьше количество итераций, но мощнее «выстрел». А у высоких тонкокостных кубинцев, как правило, слабее удар; но больше количество манёвров в одной средневзвешенной тактической схеме. А теперь приложим сюда тебя: у тебя количество манёвров в одной схеме если и не бесконечно, то явно выходит по времени за длительность раунда, согласен?
Молча киваю, внимательно обдумывая поступающую информацию. В таком разрезе я ещё не думал.
— И последний раунд у тебя не слабее первого. Поэтому твои тактические схемы… — Сергеевич делает ударение голосом. — Не всем дано! Но лично тебе — дано.
— Получается, сложность тактической схемы — это количество манёвров, плюс точность и производительность одного манёвра?
— Ну, ещё точность самого решения, то есть адекватность выбранного шаблона, но об этом сейчас не будем… В боксе, реакция должна быть не только быстрой, а и правильной. Саш, мне сложно так, — морщится Сергеевич. — Я парень простой, институтов не кончал, кроме физкультурного… Проще, для иллюстративности, сравнить с соревнованиями поэтов. Длина строки пусть будет количеством манёвров и их итераций, посильных конкретному боксёру в одной тактической схеме. Вот у тебя не ограничена длина этой строки, — терпеливо заходит с другой стороны Сергеевич. — Соответственно, представь: сколько тебе можно вдалбливать в подкорку тактических схем? Или ещё можно сравнить с институтом. Одному человеку на освоение стандартной программы нужно пять лет. А у тебя длина программы не ограничена. Ну или смело можно её делать в три раза больше. Получается, и учить тебя надо в несколько раз дольше. Ухватываешь? Я поэтому сказал, что к области не готовились, а «гуляли». Тогда цель была — выиграть область. А сейчас, глядя на тебя, я думаю, что цель надо сменить.
— На что? — обеспокоенно смотрю на Сергеевича. — Уже пугаете.
— Цель — не выиграть что-то там. Цель — раскрыть твой потенциал в этом виде спорта на сто процентов, — Сергеевич просто лучится каким-то непонятным энтузиазмом.
— Сергеевич, а к чему такая сложность? Есть же вон чемпионы даже мира с крайне небогатым тактическим арсеналом? И ничего, им тактических схем хватает?
— Они зависят от конъюнктуры, Саня, — отрицательно качает головой Сергеевич. — Они чемпионы ровно до той поры, пока здоровьем могут задавить. А как это пройдёт, или как появляется кто-то более техничный, но с таким же здоровьем… На выходе, Саня, лично у тебя будет отсутствие «неудобных» для тебя соперников плюс бесконечный путь самосовершенствования, — Сергеевич садится обратно за стол. — Впрочем, последнее актуально только если я правильно понял твои интересы в жизни и точно угадал именно твою систему ценностей.
— Сергеевич, не буду ничего сейчас говорить. — Коротко отвечаю, серьёзно глядя на него. — Давайте пробовать.
— Давай, — Сергеевич весело, но одновременно и серьёзно смотрит на меня. — Если это интересно не только мне, а нам обоим.