Почти отчаявшись, Брыкин сошел с дороги и попытался углубиться в лес. Увы, особенно углубляться было некуда. С одной стороны путь преграждал глубокий и широкий овраг (не перепрыгнешь), с другой — густые и непроходимые заросли колючего кустарника, с третьей — трясина, в которой можно было, наверное, утопить даже КамАЗ. С четвертой же стороны располагалась гостиница, которая так кстати оказалась пустой.
— Прямо как в компьютерных играх, — произнесла, а на самом деле подумала вслух Руфь, — с «редакторами карт». В карту можно запихать целые города и страны… но она все равно будет ограниченной. И границы ее трудно не заметить.
— Не знаю, не играл, — ответил на это Брыкин, — но чтобы больше не было сомнений… вот. Смотрите. Главный признак нашего с вами развода.
И он извлек из кармана куртки уже знакомый предмет — маленький черный кубик, бывший слегка теплым.
Руфь охнула, а Артур Санаев ругнулся… и едва не расплескал коньяк.
— Не отпускает нас этот… артефакт Создателей, — изрек Гога Хриплый, довольный произведенным эффектом, — видать, понравились мы ему — так не хочет расставаться. Наступил, значит, на него; думал, шишка, а хрен… Ладно, держи, Сара. Думаю, ты лучше знаешь, что с ним делать.
С этими словами он протянул кубик Руфи.
— Что ж, — вздохнула та, зачем-то разглядывая уменьшенную копию артефакта Создателей, — придется, видно, действовать по старой схеме. Маленький кубик приведет нас к большому, а большой…
— Брехня! — небрежно бросил, перебивая девушку, Артур Санаев. Он как раз уже испытывал на себе действие коньяка.
— Ты о чем, парень? — лицо Брыкина, и без того не излучавшее доброту и приветливость, сделалось совсем уж мрачным. Как у древнего примата.
— О том, блин, — начал Артур заплетающимся голосом, — что хрень вы говорите… оба. С чего вы… вообще взяли, что мы не на Земле? Про дорогу и болото — не надо. А кубики… их, может, и на Земле пруд пруди, а мы раньше не знали. Не замечали… Кто их вообще знает, этих Создателей?
Но вот как вы объясните… почему здесь все земное? Ладно, лес, но если это опять какая-нибудь далекая планета, то откуда здесь земные языки? Английский тот же?
— Имитация, — ответила Руфь, но тон ее звучал не слишком уверено.
— Вот-вот, — вроде бы согласился с ней Брыкин, — на заборе ведь тоже кое-что написано… и обычно неправда. Кто-то разводит нас, вот и сделал этот кусочек Земли. Вопрос: зачем?
— А не по фиг? — юный Санаев понемногу начинал злиться, — кормят тут вроде бы по-настоящему. И сносно. И бесплатно. Да и условия… проживания вполне на уровне. На Рублевке, понятно, лучше — так я нечасто это «лучше» на себе ощущал. А если… блин, если мы опять найдем большой черный куб, кто знает, куда он еще нас забросит? На Луну? В джунгли с динозаврами? А может, дракону в пасть? Нет уж, я не согласен. Хватит с меня Глерг Лана!
— Кормят, говоришь, хорошо, — обратился к нему Хриплый, тоже начавший терять терпение, — но ты включи логику, парень. Если тебя тут кормят, предоставляют апартаменты — думаешь, это все «за так»?
К слову сказать, логика в этом тезисе была ни при чем. Целиком и полностью он был порожден жизненным опытом Брыкина — отнюдь не благостным и не способствовавшим вере в чудо, в бескорыстие и доброту. В окружающей обстановке Хриплый увидел прежде всего обман, «развод», и не мог даже допустить мысли о благих намерениях обманщиков.
Совсем иначе рассуждал Артур Санаев. Точнее даже не рассуждал, а предался собственным инстинктам, что настраивали его на отдых, только на отдых и ни на что, кроме отдыха. Артура можно было понять: за семнадцать лет жизни весь его авантюрный опыт сводился разве что к лихачеству и пьянкам. А отец, при всех недостатках, все-таки справлялся со своей основной (по собственному же мнению) обязанностью. А именно, оберегал чадо от жестокости мира — деньгами и связями, дорогими подарками, элитным образованием и соответствующим окружением.
А потом… потом неожиданно оказалось, что «жестокий мир» существует отнюдь не в единственном экземпляре. И, помимо своей воли, Артур сперва оказался в другой галактике, а затем попал в плен и едва не был продан в рабство. Побыть заложником он тоже успел — и с содроганием вспоминал тот момент, когда смерть была всего в миллиметре от его головы.
Теперь же пришло облегчение. Появилась возможность расслабиться, «словить кайф» — даром что без наркотиков. Эйфория пришла. И никакие странности, никакие мелкие неудобства (вроде невозможности позвонить отцу) омрачить ее были не в силах. В таком состоянии мозг, а тем паче, душа юного Санаева, просто не могли воспринимать никаких подозрений. И вообще никакой негативной информации.
С тем же успехом человека, отведавшего фунт лиха в пустыне и наконец-то дошедшего до оазиса, можно было донимать разговорами о том, что спасительный оазис-де всего лишь мираж. С наибольшей вероятностью такой человек просто бы послал «донимателя»; вот и Артур послал. Причем, без всяких смягчений вроде «на фиг» или «к черту». Послал в исконно русской народной манере — хоть и сам был наполовину азербайджанцем.
Собеседники отреагировали по-разному. Руфь восприняла равнодушно — как спокойно идущий караван воспринимает лай бегущей рядом собаки. А вот Георгий Брыкин вспылил.
— Ты за базаром-то следи, — уже не произнес, а прорычал он, поднявшись с дивана и грозно надвинувшись на Артура, — мы вообще-то спасли тебя, не забыл?
— Не гони! — его собеседника, что называется, «понесло», — спасли… Что-то не помню, чтобы меня спасали именно вы. Зато уверен, что это вы просрали мою тачку… и мобилу! И вообще… какого хрена вы тут крутитесь? Возле меня? Ты, быдлоил и ты, чмо очкастое — хрен ли вам от меня надо? Валите куда хотите… ур-роды.
Каким-то чудом Руфь Зеленски успела вклиниться между Санаевым и Брыкиным — и с неожиданным для себя усилием буквально выдавила последнего в коридор. Но своего добилась: пылу у Хриплого поубавилось, а кулаки, жаждавшие встречи с лицом Артура, все-таки разжались.
— Блин! — только и смог сказать Брыкин, — ну не сука ли? Сопляк… Надо было набить ему морду еще тогда… на базе.
В ответ Руфь усмехнулась — настолько ее позабавило подобное заявление. Девушка вспомнила, как юный Санаев пожаловал на ПМБ в сопровождении Зельды Маарн и ее подчиненных. Тогда спасенный из плена «рублевский мальчик» буквально лучился радостью и счастьем. Настолько, что ни о каком мордобитии не могло быть и речи. Рука бы не поднялась… да что там рука: подобная мысль просто не пришла и, честно говоря, не могла прийти в голову Брыкину. Он просто… был рад — настолько, насколько вообще можно радоваться встрече с соотечественником на чужбине. А если учесть, что оный соотечественник и без того пострадал, то до разборок ли и до сведения ли счетов в таком случае?
Теперь же… Надо сказать, что Гога Хриплый отнюдь не был ни святым, ни просто «подвинутым» на общечеловеческой морали. Вдобавок, в кругу себе подобных он успел привыкнуть ко всякому-разному: и к выстрелу в спину, и к ножу у горла, и к банальному умалению собственных заслуг — вкупе с их оплатой. Но вот с чем Брыкин не мог смириться в принципе, так это с неблагодарностью. С неблагодарностью людей, коих он полагал своими должниками; с неблагодарностью, а также с встречными претензиями.
Потому он и готов был размазать зарвавшегося сопляка по стенке. А остановило Хриплого, без дураков, лишь исключительно вмешательство Руфи. Ибо к этой девушке (отнюдь не красавице и бывшей на голову его ниже) Брыкин испытывал что-то вроде уважения. Понимал, видимо, на уровне инстинктов, что находчивость юной Зеленски и ему небесполезна.
Потому и охотно внял даже такой ее реплике:
— Не волнуй…ся. Он же пьян, не видишь? Надеюсь, к завтраку одумается.
— Надеюсь, — тупо повторил Брыкин, — а не одумается — ну и хрен с ним. Что мы ему, няньки что ли? Поди и без него на Землю вернемся.
— Может быть, — Руфь пожала плечами, — только все равно… предлагаю отложить поиски куба назавтра. А то уже темнеть начало. А пока предлагаю поискать другой номер… номера.
Встречных и альтернативных предложений не последовало.
Придя на следующее утро в ресторан, и найдя там свежие, еще горячие, блюда, непрошеные постояльцы даже не удивились. Или уже не удивились — если точнее.
Позавтракали они, как ни странно, снова вместе — правда, в напряженном молчании. Еще Артур периодически поглядывал на Георгия Брыкина: то опасливо, то с неподдельной тоской, в последнем случае становясь похожим на кота из мультфильма «Шрек». Брыкин же оставался невозмутимым, и только после трапезы поспешил внести ясность.
«Ты не бойся, — сказал он максимально мягко, насколько мог, — если раскаялся — хорошо; если нет… то мне по фиг. Если ты с нами, морду я тебе набить всегда успею. А если остаешься здесь, мне снова по фиг. Меня устроит уже то, что я тебя больше не увижу».
Пока Хриплый говорил, Артур помалкивал, а на единственную, довольно робкую и коротенькую реплику решился лишь когда тот закончил. «Я с вами», — произнес он тихим голосом, на что Брыкин молча, одобрительно кивнул.
Надо сказать, что столь резкая перемена в поведении Санаева-младшего была вызвана вовсе не отрезвлением и последующим раскаянием. То есть, первое, конечно, имело место, вот только дело было вовсе не в нем. Не так уж много, по чести сказать, влил в себя накануне вечером Артур. Гораздо меньше, чем порою поступало в его организм во время пребывания в московских клубах; меньше количественно — и далеко не столь разнообразно.
Так что ни особого похмелья, ни, тем паче, раскаяния за собственное хамское поведение, Санаев совсем не испытывал. Вовсе не эти чувства пришли к нему на следующее утро, а самый банальный страх. Страх остаться один на один с неизвестностью, с неведомой силой, которая лишь до поры до времени настроена к своим гостям благожелательно. Чего ждать от нее дальше, Артур попросту не представлял — и потому, удовлетворив потребность в отдыхе, решил убраться от нее подальше.
Поспособствовали такому решению и сны, виденные Санаевым в эту ночь. Сны с безлюдной гостиницей, где метлы и швабры сами начищают полы, утюги гладят постельное белье, а продукты прыгают в кастрюли, стоящие в ресторанной кухне.
Сны эти, сколь бредовыми они ни были, на обычные галлюцинации походили все-таки не больше, чем «Джоконда» на детские рисунки. Очень уж они вышли яркими, а по детальности не уступали хорошему кино. Особенно Артуру запомнился огромный платяной шкаф, читавший рэп. Слова его бодрого речитатива, Санаев, конечно же, позабыл — чего не скажешь о хоре из пяти бутылок коньяка, подпевавших деревянному рэперу заливистыми женскими голосами.
«Это не Земля, это не Земля, это ими-та-ци-я!».
При дневном свете подобное зрелище, понятно, кажется забавным, но только не когда видишь его сам, даром что во сне. В конце концов, осознать, что сон — это именно сон, в большинстве случаев можно только проснувшись. А Санаев от такого «шоу» проснулся не иначе как в холодном поту и мысленно решил: «хватит!». Убираться, мол, надо подобру-поздорову.
Потому он и спустился к завтраку, и выказал желание присоединиться к поискам артефакта Создателей. Решил выбрать из двух зол меньшее; причем под меньшим Артур наутро понимал уже прямо противоположное своим вчерашним представлениям.
Другое дело, что поиски, к которым все трое приступили после завтрака, очень быстро принесли и первые разочарования. Как бы ни отдалялись от странного отеля его единственные постояльцы, а черный кубик не нагревался ни на йоту. Вдобавок, как и рассказывал намедни Хриплый, удаляться было по большому счету некуда. Мир, куда перенес их артефакт Создателей, оказался маленьким, компактным — и почти не скрывал этого.
Игра «теплее-холоднее» продолжалась около часа. Около часа потратили Брыкин, Зеленски и Санаев, по очереди таскаясь с кубиком и стараясь ловить малейшие изменения его температуры. Увы, изменения эти все чаще были со знаком «минус» и не приближали, а, напротив, отдаляли незадачливых искателей от единственного шанса вернуться домой.
Так прошел час… а затем Руфь, от души хлопнув себя по лбу, воскликнула:
— Слушайте, коллеги… а с чего мы, вообще взяли, что артефакт Создателей находится в лесу?
— Не знаю? — Артур развел руками, — просто… казалось бы, где ему еще быть? Не в отеле же?
— Согласен с предыдущим оратором, — сказал Георгий Брыкин, — в гостинице он вообще был чуть тепленьким.
— Я тут подумала, — Руфь на секунду замешкалась, «зависла», а затем продолжила, — подумала, что мы не всю гостиницу обошли. Не всю ее территорию. Были в одном только жилом здании… в ресторане, в номерах на третьем этаже.
— И что же ты предлагаешь проверить? — вопрошал Брыкин, не понимая.
— Еще не знаю, — ответила девушка рассеянным тоном, — еще не знаю…
Когда же все трое направились к гостинице, кубик начал заметно теплеть. Приободрившись, искатели прибавили шагу, а когда они вновь ступили на территорию гостиницы, там их ждал еще один повод для радости. Заметила его опять же Руфь Зеленски, а ее спутники едва не сгорели от стыда; оттого, что сами не заметили такой, вроде бы очевидной, вещи.
На территории отеля имелась трансформаторная будка — но вот линий электропередач почему-то не было.
— Что и требовалось доказать, — прокомментировал увиденное Гога Хриплый, — имитация. Подделка. И, как и всякую подделку, ее можно спалить на мелочах. Знал я одного м…чудака… в местах, не столь отдаленных: он купюры подделывал. Баксы. А о водяных знаках как-то не подумал.
— Не спешите с выводами, — с ноткой строгости возразил Артур, — может, провода под землей проходят.
Брыкин хмыкнул, а Руфь снизошла до более полного ответа.
— Мне кажется, этот просчет специально допустили, чтобы привлечь наше внимание. Для здешних хозяев это что-то вроде игры. И, опять же, посмотри на… дизайн этой будки.
Нет, особенных дизайнерских изысков в облике трансформаторной будки не было. Более того, этот облик словно нарочно содержал намек, понятный лишь посвященным. Будка имела форму куба и покрашена была черной, блистающей на солнце, краской. Черноту нарушала лишь серая металлическая дверь с изображением молнии… однако с этой стороны ее не было видно.
— Что же получается, — не понимая, вопрошал Артур Санаев, — выходит, что придется лезть в трансформаторную будку? А…
— Включи логику, — ворчливым тоном перебил его Брыкин, — если отель подделка, то есть ненастоящий; если мир этот ненастоящий, то с хрена ли должна быть настоящей будка? Настоящей — и, соответственно, опасной?
Артур стушевался: ответить ему было нечего. Впрочем, и у его попутчиков поубавилось поискового азарта, едва они подошли к будке. Точнее, подошли и поняли, что дверь с молнией закрыта — причем крепко и плотно. А маленький черный кубик как раз разогрелся не хуже стальной крыши на солнце. Словно дразнил пленников своего большого собрата.
Вдобавок, на рабочем месте администратора не нашлось ключей ни от будки, ни от хозяйственных построек вообще. Обескураженные и разочарованные Брыкин, Зеленски и Санаев уже были готовы бросить поиски… пока одному из них (конкретно — Гоге Хриплому) не пришла в голову простая, и в то же время решающая, мысль.
— Знаете, ребятки, — проговорил он, хитро ухмыляясь, — а тут еще осталось место, куда мы с вами не заглядывали. Подсказываю: первая буква — «п», вторая — «л». Назовете все слово целиком — или отгадаете букву?
— Подвал! — хором, дружно выкрикнули Артур (с нецензурным паразитным словом) и Руфь (с визгом почти в духе малолетних фанаток на концерте какого-нибудь их «звездного» сверстника).
— Подвал, — повторил Брыкин, в подтверждение, — именно там, по идее, должна сидеть техобслуга отеля. Со всеми ключами от всяких будок. За базар отвечаю: я ездил несколько раз в другие города и жил в гостиницах. Не чета этой, понятно, но… не один ли хрен?
Против такого рассуждения, тем паче, последнего, наиболее весомого, аргумента возразить и впрямь было нечего. Хриплый и его спутники, не теряя времени, отправились искать подвал… найти путь к которому оказалось совершенно пустячным делом. Ближайшая же лестница, что вела на верхние этажи, позволяла спускаться и вниз — то есть под землю.