На что князь высказался в том смысле, что ума им это не добавит и что иные чудеса лучше бы приберечь к тому времени, когда главный ворог появится, но если Колычев считает нужным...
В общем, как говорили в новостях и писали в газетах, "высокие договаривающиеся стороны пришли к полному взаимопониманию". Правда, Командиру это обошлось в освобождение Гусева от бумажной работы, поскольку князь, занимаясь "косточками", подлечивать напарника по ночам не сможет. И если Колычев хочет, чтобы капитан был готов к работе через четыре (два -- долечиться, два -- чтобы залеченное "крепости набралось") дня...
Немного подумав, Командир согласился, и потому на следующее утро Сергей с Кощеем опять сидели на крыше, попивая чаёк из раздобытых где-то князем то ли фаянсовых, то ли фарфоровых кружек. Когда появились гости, напарники не сговариваясь решили пока что себя не обнаруживать, благо разглядеть их в предрассветных сумерках было сложновато. Гости тем временем, дойдя почти до самого крыльца, охраняемого часовым, оказались в затруднительном положении: с одной стороны, разговаривать этому самому часовому запрещает Устав, с другой -- ждать, пока появится кто-то, кто сможет о них доложить, можно долго.
Понаблюдав минуты три, как они мнутся, Гусев решил немного им помочь. Но не успел - рядом проскрипело:
- Гой еси, добры молодцы! Камо грядеши?
Гости завертели головами, потом один, повернувшись к крыше, приказал:
- Товарищ красноармеец! Прекратите балаган! Немедленно подойдите и доложите как положено!
Прежде чем опешивший от неожиданности князь успел что-то сказать, Сергей попросил:
- Помоги спуститься, - и, передав напарнику кружку, начал медленно вставать.
Не говоря ни слова, Кощей принял посудину, спрыгнул вниз и, подняв голову, сообщил:
- Готов!
После чего Сергей, как и прошлым утром, сделал шаг вперёд. А приземлившись, повернулся к гостям и представился:
- Капитан государственной безопасности Гусев, - потом выждал ровно две секунды и спросил: - Товарищ майор, а для вас, что, Уставы не писаны?..
Нет, полковник Колычев Иван Петрович, любимый Командир, ошибался, когда думал (или подозревал?), что выговоры, которые он периодически читает одному из самых шебутных своих подчинённых, проходят мимо того, не оставляя следа. Вовсе нет. Подчинённый этот старательно учился, запоминая построение фраз, словесные обороты, интонации. Очень старательно учился. И сейчас все те знания в области разносов, разгонов и нагоняев, которыми полковник не жалея делился с младшим товарищем, этот самый младший товарищ пустил в дело. Стараясь если не превзойти, то хотя бы сравняться с любимым Командиром во владении высоким искусством вздрючки.
Разнос продолжался довольно долго, потом, когда Сергей сделал паузу, чтобы набрать воздуха, рядом прозвучало:
- Гусев, что тут происходит?
Мгновенно развернувшись, капитан поднёс руку к козырьку:
- Товарищ полковник! Произвожу воспитательную работу с неизвестным, носящим знаки различия майора!
- Вольно! - хмыкнул Колычев. - Давно производишь?
- Около семи минут! - всё так же стоя навытяжку доложил Сергей.
- И что? Он до сих пор не представился?
- Никак нет!
- Ну что ж, - вздохнул полковник. - Будем разбираться...
Разобрались быстро. Как Гусев и подозревал, любитель дисциплины оказался из армейской разведки, одним из тех, кто готовил к выходу пропавшие группы. И уже успел не раз получить как за потери, так и за отсутствие результатов (Колычев такой откровенности не удивился, только бросил быстрый взгляд на князя). Причём через раз при вздрючке его тыкали носом в то, что вот армейская разведка -- не смогла, а какие-то непонятно кто -- аж целого командира корпуса притащили и даже без потерь. Так что когда его отправили к этим не пойми кому, он накрутил себя ещё по дороге...
А тут -- нарвался...
Внимательно выслушав "исповедь" разведчика, Колычев посмотрел на стоящих рядом князя с Гусевым, никаких признаков раскаяния на их лицах не обнаружил и, вздохнув, попросил Кощея выдать "спецсредства".
- Сейчас сделаем... - оскалился Кощей и принялся вытряхивать из майора сведения: сколько будет групп, когда пойдут, в один район или в разные. Когда выяснилось, что в разные, потребовал уточнить, в какие именно...
Разведчик, оглянувшись на полковника и не найдя у него ни понимания, ни даже сочувствия, всё же ответил. Внимательно его выслушав, князь о чём-то задумался, потом сказал: "Ждите!" - и неторопливо направился в дом. Вернулся он минут через пять. Подошёл к ожидавшим его гостям, напарнику и Колычеву (Командир явно на всякий случай задержался. Во избежание), попросил Гусева посветить и, развернув один из принесённых свёрточков, провёл короткий инструктаж по использованию "спецсредства типа "косточка"". Потом ответил на вопросы и под конец "обрадовал" гостей сообщением, что в полночь третьего дня, если считать следующий первым, неиспользованные "спецсредства" можно будет выкинуть.
После этих слов разведчик посмотрел на Кощея как кролик на удава (сам Гусев такого не видел, ему рассказывали) и поспешил исчезнуть, пока эти странные не пойми кто не "обрадовали" ещё чем-нибудь. Его спутник, не произнёсший за всё время ни слова, исчез вместе с ним.
Посмотрев им вслед, князь повернулся к Колычеву и попросил:
- Командир, отпусти ночью прогуляться? Пока я тут никого не убил...
За день до "Праздничного выхода", подготовленного князем и Серёгой с разрешения Командира и с его помощью, чтобы отметить возвращение капитана ГБ Гусева в строй, поступил приказ отправить пленного генерала в Столицу. А с ним -- и захватившую его группу. Как объяснил Колычев, это потому что дальше держать фон Зальмута здесь смысла не было -- всё, что знал, он уже рассказал (после такой доставки даже давить не пришлось).
Точнее, рассказать-то он мог ещё много разного, но уже не про крымские дела, так что держать его в Севастополе смысла не было. С группой, по мнению Сергея (и Командир был с ним согласен) тоже всё просто: стране нужны не только хорошие новости, но и, кхм, герои. То есть дело попахивало очередным награждением. А Кощею -- подарком. Одно было непонятно -- почему Командира не вызвали? Однако когда Гусев подошёл к Колычеву с этим вопросом, тот отмахнулся -- мол, не за награды воюем.
И всё равно на душе было... нехорошо. Потому что, как и в первый раз, всю работу сделал напарник, а он, Серёга Гусев, при этом только присутствовал (хорошо ещё, под ногами не путался). И получалось, что награждают его только чтобы людям показать: вот, мол, у нас по делам и награда.
Эх, знал бы кто эти дела!..
Похоже, это его настроение незамеченным не осталось, потому что незадолго до отправки на аэродром Командир отвёл Сергея в сторонку и принялся объяснять, что как раз его, капитана Гусева, задача и состоит в том, чтобы служить громоотводом для князя. И что награды для Гусева -- это как шашка для товарища Будённого. Ну или винтовка для снайпера. Тем более что сам князь награды получать не может. А советским людям нужно видеть, что Советское Государство не забывает тех, кто хорошо работает, верно служит и совершает героические поступки. Ну и для детей пример...
В общем, отставить реф-лек-сии!..
До Москвы летели вместе с Зальмутом, которого сопровождающий явно преднамеренно посадил так, что тот видел Кощея. И весь полёт ганс не сводил с князя глаз. Веяло от генерала при этом смесью интереса, страха и почему-то неверия. А от сопровождающего -- Гусев прислушался к ощущениям -- весельем, удовлетворением и интересом. Правда, интерес этот относился к Зальмуту -- похоже, кто-то из особистов (может, даже и этот) проверял какие-то свои предположения. Князю это, насколько мог почувствовать Сергей, было безразлично. Он вообще сидел весь в раздумьях. Знать бы ещё о чём.
На аэродроме они наконец-то расстались: Зальмута увезли в Управление, а их троих -- в знакомую гостиницу, где всех, даже Пучкова, поселили в отдельные номера. В соседние. И Гусев, убедившись, что все устроились нормально, отправился спать -- до утра осталось всего ничего...
Утро у Сергея наступило как всегда -- в шесть часов. Лёжа на спине и не открывая глаз он сначала попробовал дотянуться Силой до Найдёныша и, нащупав-увидев-ощутив какой-то сгусток, послал ему команду "Подъём!". Потом попытался найти князя, но в голове тут же нарисовался нахально скалящийся череп со светящими зелёным светом глазами и пролязгал: "Не шуми! Всё кладбище подымешь!" После чего, явно почувствовав удивление Сергея, довольно заржал. Если, конечно, скрипение ржавым железом по мутному неровному стеклу можно назвать ржанием...
Через сорок пять минут вся группа собралась в номере Кощея, чтобы отдать должное местной кухне. Пучков, узрев в своей тарелке овсянку, сначала сморщился, но потом, увидев, с каким удовольствием её наворачивает Гусев, решился всё же попробовать... Когда же капитан, покончив со своей порцией, почти традиционно спросил у Кощея разрешения съесть и его порцию тоже, проводил тарелку таким тоскливым взглядом, что Серёга, не выдержав, отложил ему половину...
В семь ноль пять, когда все трое не торопясь пили по второму стакану чая, в дверь номера, вежливо постучав, просунулась испуганная дежурная по этажу и поинтересовалась, не здесь ли находится капитан Гусев. А узнав, что здесь, сообщила, что оного капитана просят к телефону...
Встреча началась, как и предыдущие, со взаимных приветствий. Затем Он предложил садиться, и когда все (а кроме Него и группы в кабинете был ещё и Нарком) расселись, попросил Гусева доложить, как прошло задание. То, в котором им удалось добыть вражеского генерала.
Попросил! Он!..
Почувствовав, что у него сейчас отвалится челюсть ("Подумаешь! На Пучкова посмотри!"), Сергей, спешно опустил веки, восстанавливая душевное спокойствие и выстраивая порядок доклада. Затем открыл глаза и коротко и чётко описал произошедшие во время того выхода события. Не все, понятное дело. Самые основные.
После того как прозвучало заключительное: "Капитан Гусев доклад закончил!" - Он некоторое время молчал, о чём-то думая и переглядываясь с Наркомом, а потом снова попросил. Рассказать о задании. Именно рассказать, а не доложить. Подробно.
Сергей опять ненадолго задумался -- его не торопили -- и, ощущая молчаливую поддержку напарника, принялся рассказывать с самого начала. Упоминание пьяного аса Люфтваффе вызвало у Него усмешку, а то, что Гусев его отпустил -- одобрительный кивок. Когда Сергей описал торжественную встречу в ауле и вынесенное большое блюдо с красноармейскими книжками и командирскими удостоверениями, Он что-то сказал по-грузински, явно ругательное, а когда упомянул свиней, которых кормили людьми, Его прорвало:
- Лаврентий! Узнай, где это! В порошок стереть!.. - после чего, вскочив со стула, принялся вышагивать по кабинету, что-то бормоча.
Наконец, немного успокоившись и вернувшись на место, Он попросил продолжать, и Сергей недолго думая сообщил, что стирать в порошок там уже некого. Потому что князь их проклял. И когда группа уходила от аула, из живых там разве что домашний скот оставался -- овцы там, козы... А свиней Кощей сжёг. Вместе с сараем. И пепел развеял...
Потом все долго молчали, и Гусев думал, что всё, что он сейчас рассказывает, было в рапорте. В том, который для совсем секретных архивов. Но до Него это почему-то не дошло...
Квартира, подаренная Герою Советского Союза Сергею Гусеву (вообще-то хотели подарить князю, но он сказал, что у него терем есть), поражала. Она была... большая. Даже очень. Три комнаты, каждая из которых больше того номера в гостинице, куда его поселили. Кухня, в которой можно устроить небольшой строевой смотр. Отдельная ванная (правда, горячей воды сейчас нет, но в мирное время...), ватерклозет, всякие там кладовки... И в завершение -- коридор! Широкий и длинный!..
Одно плохо -- пусто. Ни мебели, ни посуды. Понятно, почему на обустройство отпуск аж десять суток дали -- пока всё найдёшь...
С другой стороны, а оно надо? Когда всё время на фронте?..
Мелькнувшую мысль, что пока сам воюешь, тут можно было бы поселить, к примеру, сестрёнок Найдёныша, Сергей покрутил так и этак, потом спросил князя с Пучковым, что они думают. Князь пожал плечами, что означало что-то вроде "твой дом, тебе решать", а Пучков стал отнекиваться: мол, не дело и так далее. Спор грозил затянуться, но тут в дверь постучали.
Открыв, Гусев обнаружил невысокую (по меркам самого Гусева) худощавую женщину лет пятидесяти на вид. Представившись управдомом, она назвалась Надеждой Васильевной и, посмотрев на Пучкова, сказала, что можно тётей Надей. Сергею она понравилась. И Кощею тоже. Князь, глядя на неё, о чём-то задумался на несколько секунд, а потом выдал:
- Надёжа... Хорошее имя. Доброе.
Как оказалось, тётя Надя зашла не только познакомиться с новыми жильцами, но и сообщить, что по тем бумажкам, которые прилагались к ордеру на квартиру, можно получить на спецскладе мебель и посуду. Бесплатно. И если ей эти бумаги отдадут, она вполне может помочь "товарищу командиру". Завтра с утра.
Вспомнив народную мудрость, что за спрос денег не берут, Сергей, раз уж отношения вроде как доброжелательные, поинтересовался, можно ли, чтобы здесь пожили младшие сестрёнки их боевого товарища, кивнув при этом на Пучкова. Управдомша немного подумала, а потом сказала, что если у них запрета на проживание в Москве нет, то почему бы и нет. При этом во взглядах, бросаемых ею на Найдёныша, читалось пусть и скрытое, но видимое Гусеву сочувствие.
Потом все дружно (кроме Кощея) прикидывали, что и где было бы неплохо поставить с учётом того, что тут поселятся две девчонки (если выдадут), потом...
Потом тётя Надя, узнав, что они только вчера с фронта и через десять (точнее, уже девять) суток отправляются обратно, пригласила всех к себе, попить чаю. Предупредив, что будет немного тесновато, но ничего... И все четверо дружно направились в соседний подъезд, где у управдомши была однокомнатная квартира.
На кухне у тёти Нади и впрямь оказалось тесновато -- трое отпускников, сама хозяйка и молодой лейтенант с орденом Красной Звезды на застиранной и местами заштопанной командирской гимнастёрке. Увидев Гусева, лейтенант попытался встать, но тут же стал заваливаться на бок, и если бы не Кощей, возникший рядом и успевший его поддержать, упал. И только потом Сергей обратил внимание на костыли, прислонённые к стенке рядом с орденоносцем. Мысленно обругав себя за невнимательность, Гусев попросил лейтенанта не вставать, на что тот, смутившись, объяснил свой порыв привычкой.
Сидячих мест на всех не хватало, и князь не долго думая устроился на широком подоконнике, аккуратно подвинув стоявший там горшок с каким-то растением. С каким -- Гусев сказать не мог, поскольку его знания в этой области ограничивались только кактусом, фикусом и геранью. Поёрзав, чтобы устроиться поудобнее, Кощей вытащил из-за пазухи небольшую деревянную то ли шкатулку, то ли просто коробочку, покрытую резьбой, и протянул её тёте Наде со словами:
- На-кось, хозяюшка, завари этого.
Затем, тоже из-за пазухи, появились две плитки шоколада "Спартак" и узелок, в котором, когда Пучков его развязал, оказались куски сахара. На вопрос Гусева, откуда такое богатство, напарник хмыкнул:
- У обозников сменял. На часы.
Тем временем хозяйка закончила возиться с чайниками (в большой -- налить воды и поставить на керогаз, из маленького вылить старую заварку и сполоснуть), села на табурет, и знакомство пошло по второму кругу. Только теперь знакомились не с управдомшей, а с лейтенантом.
Парня звали Игорем Селивановым. Оказался он сыном профессора, жившего раньше в этом доме. Мать у них умерла в тридцать девятом, вот они и жили вдвоём.
Когда началась война, Игорь пошёл на фронт, а два месяца назад кто-то где-то напутал, и на него прислали похоронку. Результат -- у старика не выдержало сердце.
Поскольку живых жильцов не осталось, управдом поступила по инструкции: квартиру опечатала и сообщила по начальству, что жилплощадь освободилась.