Избранница Гайяла была худощавей остальных и обладала красотой, которую не всякий различил бы с первого взгляда. Маленькое треугольное личико, огромные задумчивые глаза и густые черные волосы, неровно выстриженные над ушами. Кожа ее была бледной до прозрачности, точно драгоценная слоновая кость, фигурка стройной и изящной, а сама она обладала завораживающей притягательностью, так что руки чесались заключить ее в объятия. Она, похоже, почувствовала, что выбор чужака пал на нее, и глаза у нее расширились.
Гайял взял ее за руку, вывел вперед и обратился к воеводе — старику, бесстрастно восседавшему в массивном кресле.
— Вот та, кого я нахожу самой красивой из ваших девушек.
На площади повисла тишина. Потом раздался хриплый звук, это кричал кастелян. Он выступил вперед, лицо у него вытянулось, плечи поникли.
— Гайял из Сферры, ты жестоко отплатил мне за хитрость. Это моя любимая дочь, Ширл, и ты только что обрек ее на погибель.
Гайял перевел изумленный взгляд с кастеляна на Ширл. Глаза у нее остекленели, взгляд был устремлен в разверзшуюся перед ней бездну.
— Но я лишь хотел быть беспристрастным. Мне и впрямь нечасто доводилось видеть такое прелестное создание, как твоя дочь Ширл, не понимаю, чем я тебя обидел, — пробормотал юноша.
— Нет, Гайял, — покачал головой кастелян, — ты судил справедливо, я и сам сделал бы такой же выбор.
— Ох, — озадаченно сказал Гайял, — открой же мне третью задачу, чтобы я покончил с ней и мог продолжить мой путь.
— В трех лигах отсюда к северу находятся развалины, которые, как гласят наши предания, остались от древнего Музея человечества.
— А-а, — протянул Гайял. — Продолжай, я слушаю.
— Третья задача состоит в том, чтобы отвести мою дочь Ширл в Музей человечества. У ворот ты ударишь в медный гонг и ответишь тому, кто отзовется на призыв: «Мы — посланцы Сапонса».
Гайял вздрогнул, нахмурился.
— Таково третье задание.
Гайял взглянул налево, направо, вперед, назад. Он стоял в центре площади, окруженный отважными жителями Сапонса.
— Когда надлежит исполнить это задание? — спросил он сдержанно.
— Сейчас Ширл уйдет, чтобы облачиться в желтое, — сказал кастелян горьким, точно дубровник, голосом. — Через час вернется, и вы отправитесь в Музей человечества.
— А потом?
— А что будет потом, никому неведомо. Вас ждет судьба тринадцати тысяч, проделавших этот путь до вас.
Через площадь, по тенистым переулкам Сапонса шел Гайял, возмущенный, но безмолвный. Ритуал наводил на мысль о казни или жертвоприношении. Ноги у юноши подогнулись. Кастелян железной рукой сжал его локоть.
— Вперед!
Казнь или жертвоприношение… Лица столпившихся вдоль улицы сапонидов раскраснелись от нездорового любопытства, тайного возбуждения. Злорадные глаза обшаривали с ног до головы в надежде заметить страх, рты были разинуты, кривились в полуулыбках. Люди выражали радость, что не они направляются по тенистым улицам Сапонса в Музей человечества.
Возвышенность, покрытая высокими деревьями и темными резными домами, осталась у них за спиной. Здесь их уже поджидали восемьдесят женщин в белых хламидах. С церемониальными ведрами, сплетенными из соломы, на головах, они выстроились вокруг высокого шатра из желтого шелка. Кастелян остановил Гайяла и сделал знак распорядительнице ритуала. Та откинула полог, прикрывавший вход в шатер, выпуская Ширл с расширенными и потемневшими от страха глазами.
Девушка облачилась в стоящее колом платье из желтой парчи. Спереди странная одежда доходила ей до самого подбородка, оставляя руки обнаженными, а сзади жестким треугольным капюшоном стояла над головой. У нее был испуганный вид — ни дать ни взять угодивший в ловушку маленький зверек. Несчастная взглянула на Гайяла, потом на отца, как будто никогда прежде их не видела. Распорядительница ритуала ласково обняла ее за талию и подтолкнула легонько вперед. Ширл, сделав шаг, другой, остановилась в нерешительности. Кастелян вывел вперед Гайяла и поставил его рядом с девушкой, к ним подбежали двое детей, мальчик и девочка, с чашами в руках. Девушка послушно приняла подношение. Гайял взял свою и подозрительно оглядел мутное варево. Потом вскинул глаза на кастеляна.
— Что это за зелье?
— Пей, — приказал кастелян. — С этим напитком путь покажется короче, ужас покинет тебя и поступь станет более уверенной.
— Нет, — отрезал Гайял. — Я не стану его пить. Я должен быть в полном сознании, когда предстану перед Хранителем. Ради этой чести я проделал долгий путь и не намерен свести на нет все усилия нетвердой походкой и затуманенным рассудком.
С этими словами он вернул напиток мальчику. Ширл непонимающим взглядом уставилась на чашу, которую держала в руках.
— Я советую и тебе тоже отказаться от снадобья, — сказал Гайял, — так мы подойдем к Музею человечества, не роняя достоинства.
Девушка нерешительно вернула кубок. Чело кастеляна нахмурилось, но возражать он не стал. Старик в черном вынес атласную подушку, на которой покоился хлыст со стальной рукоятью, украшенной гравировкой. Кастелян взял его и, приблизившись, легонько вытянул им Ширл с Гайялом по плечам.
— А теперь ступайте отсюда прочь и не возвращайтесь в Сапонс, откуда вы изгнаны навеки. Теперь вы — бесприютные скитальцы. Ищите прибежища в Музее человечества. Никогда не оглядывайтесь назад, оставьте все мысли о прошлом и будущем здесь. Отныне и на веки веков вы освобождаетесь от всех долгов, обязательств, уз дружбы и родства вкупе со всеми притязаниями на дружбу, любовь, товарищество и братство сапонидов из Сапонса. Ступайте, говорю я вам, ступайте, повелеваю я. Прочь, прочь, прочь!
Ширл впилась зубами в нижнюю губу, по щекам ее покатились слезы, однако она не проронила ни звука. Повесив голову, девушка зашагала по заросшей лишайниками тундре, Гайял в несколько быстрых шагов нагнал ее. Оглядываться им запретили. Еще некоторое время доносились перешептывания и взволнованный гул, потом они остались на равнине в одиночестве. До самого горизонта простирался бескрайний север, тундра расстилалась спереди и сзади — безотрадный, пасмурный и лишенный жизни пейзаж. Единственное светлое пятно — развалины, оставшиеся от древнего Музея человечества, — белело в лиге впереди, и двое молча брели по еле приметной тропке.
— Есть очень многое, что мне хотелось бы понять, — нерешительным тоном произнес Гайял.
— Говори. — Голос девушки прозвучал негромко, но спокойно.
— Отчего нас заставили уйти?
— Потому что так заведено испокон веков. Разве это не достаточная причина?
— Возможно, ее достаточно для вас, — заметил Гайял, — но мне сие не кажется убедительным. Я должен рассказать тебе о пустоте в моей душе, которая жаждет знаний, как распутник — плотских утех. Поэтому молю тебя, прояви снисходительность, если мое любопытство покажется чересчур назойливым.
Она вскинула на него изумленные глаза.
— У вас на юге все так же сильно жаждут познания, как и ты?
— Ни в коей мере, — отвечал Гайял. — Повсюду можно видеть людей с нормальным рассудком. Обитатели наших краев проворно исполняют действия, которые кормили их день, неделю, год назад. Я прекрасно знаю, что не такой, как все. «К чему постигать премудрость? — говорили мне. — К чему поиски и метания? Земля остывает, человечество доживает последние мгновения, к чему отказываться от веселья, музыки и бражничества ради абстрактных и непонятных знаний?»
— Воистину так, — кивнула Ширл. — Их советы мудры, точно так же считают и в Сапонсе.
Гайял пожал плечами.
— Ходят толки, будто демоны лишили меня рассудка. Может, оно и так. Как бы там ни было, я таков, каков есть, и наваждение преследует меня.
Ширл кивнула в знак согласия.
— Тогда спрашивай, попытаюсь утолить твою жажду.
Он искоса посмотрел на нее, вгляделся в очаровательное треугольное личико, тяжелые черные волосы, громадные блестящие глаза, темные, словно сапфиры.
— При более счастливых обстоятельствах я молил бы тебя утолить совершенно иную мою жажду.
— Спрашивай, — повторила Ширл из Сапонса. — Музей человечества уже совсем близко, нам не представится иной возможности поговорить.
— Почему нас изгнали из города и отправили на произвол судьбы при молчаливом согласии всех горожан?
— Непосредственная причина — дух, которого ты видел в предгорьях. Когда появляется дух, наш обычай велит отправить в музей самую прекрасную девушку и самого красивого юношу в городе. Откуда пошел такой обычай, мне неведомо. Так есть, так было и так будет, пока солнце не потухнет, как уголек под дождем, и на Земле не воцарится вечная тьма, а ветры не заметут Сапонс снегами.
— Но что нам предстоит совершить? Кто встретит нас, какая судьба нам уготована?
— Никто не знает.
— Вероятность счастливого исхода мала… — задумчиво протянул Гайял. — Во всем этом деле что-то не сходится. Ты, без сомнения, самая красивая среди сапонидов, самая красивая на Земле, но я-то, я — случайный прохожий, и меня едва ли можно назвать самым популярным юношей вашего города.
Она подавила улыбку.
— Ты не урод.
— Каковы бы ни были мои достоинства, все они меркнут рядом с тем фактом, что я чужестранец и потому моя гибель не будет слишком большой потерей для Сапонса, — пояснил Гайял мрачно.
— Это обстоятельство, без сомнения, не оставили без внимания, — согласилась девушка.
Гайял обозрел горизонт.
— Так давай не пойдем в Музей человечества, давай обхитрим неведомую судьбу и уйдем в горы, а оттуда — на юг, в Асколез. Жажда познания никогда в жизни не заставит меня отправиться навстречу верной погибели.
Она покачала головой.
— Думаешь, эта хитрость нам удастся? Глаза сотни воинов будут сопровождать нас до тех пор, пока мы не вступим под своды музея. Если же попытаемся уклониться, нас привяжут к столбам и станут дюйм за дюймом заживо снимать кожу, а потом засунут в мешки с тысячей скорпионов. Таково наказание, которое предписывает наш обычай, за всю историю оно приводилось в исполнение двенадцать раз.
Гайял расправил плечи и решился поведать свою историю.
— А, была не была — Музей человечества много лет был моей целью. Ради этого я покинул Сферру, так что теперь отыщу Хранителя и заполню пустоту в моем мозгу.
— На твою долю выпала величайшая удача, — сказала Ширл, — твое заветное желание исполнится в самом скором времени.
Гайял не знал, что на это ответить, и некоторое время они шагали в тишине. Потом он нарушил молчание.
— Ширл?
— Да, Гайял из Сферры.
— Нас разделят и разлучат друг с другом?
— Не знаю.
— Ширл?
— Да?
— Если бы мы с тобой повстречались под более счастливой звездой…
Он умолк.
Ширл шагала молча.
Спутник спокойно взглянул на нее с непроницаемым видом.
— Ты молчишь.
— Но ведь ты ни о чем не спрашиваешь. — Она опустила глаза.
Гайял устремил взгляд перед собой, на Музей человечества.
Некоторое время спустя она коснулась его руки.
— Гайял, мне страшно.
Гайял опустил глаза, и в мозгу у него забрезжил огонек.
— Видишь стежку в лишайнике?
— Да, а что?
— Это стезя?
— Путь, проложенный множеством ног. Так что… да, это стезя.
— Вот наше спасение, если я не дам увлечь себя с пути. Вот только ты… что ж, мне придется защищать тебя, не отходи от меня ни на шаг. Тебя следует окружить заклятием, которое меня защищает, быть может, тогда мы останемся в живых, — со сдержанным ликованием в голосе проговорил юноша.
— Давай не будем тешиться иллюзиями, Гайял из Сферры, — печально улыбнулась Ширл.
Но чем дальше они уходили, тем более заметной становилась стезя и тем крепче уверялся в успехе Гайял. Увеличивались и развалины, где некогда возвышался Музей человечества; вскоре они заслонили от взглядов горизонт. Если когда-то здесь и существовало хранилище мудрости, теперь ничто не указывало на это. Перед ними расстилалась просторная площадка, выложенная плитами из белого камня, покрытыми меловой пылью и изрезанными трещинами, сквозь которые пробивался бурьян. Площадку окружали массивные каменные глыбы, выщербленные, крошащиеся, обвалившиеся на разной высоте. Некогда на них покоилась огромная каменная крыша, теперь же от нее не осталось и следа, да и стены превратились в воспоминания о далеком прошлом.
Перед путниками предстала лишь площадка, окруженная обломанными колоннами, открытая ветрам времени и лучам остывающего красного солнца. От людей, создавших музей, не осталось даже пылинки, так глубоко было забвение.
— Подумай только, — сказал Гайял, — подумай о бездне знаний, которые когда-то покоились здесь, а теперь обратились во прах — если, конечно, Хранитель не спас их.
Ширл боязливо оглянулась по сторонам.
— Я все больше думаю о портале и о том, что нас ожидает… Гайял, — прошептала она. — Мне страшно, очень страшно… Вдруг нас разлучат насильно? Вдруг нам уготованы пытки и гибель? Меня терзают кошмарные предчувствия…
У Гайяла перехватило дыхание, но он вызывающе оглянулся по сторонам.
— Пока я дышу, а в моих руках есть силы сражаться, никто и ничто не причинит нам зла.
— Гайял, Гайял, Гайял из Сферры, — негромко простонала Ширл. — Ну почему ты выбрал меня?
— Потому, — отвечал Гайял, — что мой взгляд влекло к тебе, как бабочку-нектарницу к цветку гиацинта, потому, что ты была самой красивой из всех и я считал, что тебе уготована завидная доля.
Ширл судорожно вздохнула.
— В конце концов, если бы ты сделал другой выбор, на моем месте очутилась бы другая девушка, ничуть не менее испуганная… Вот портал.
Гайял склонил голову и храбро шагнул вперед.
— Идем же навстречу судьбе.
Портал вел к двери из тусклого темного металла. Гайял уверенно постучал кулаком по небольшому медному гонгу сбоку от нее. Дверь, заскрипев петлями, распахнулась, в лицо им ударил холодный воздух, пахнущий подземельем. Но сколько они ни вглядывались в черноту проема, так ничего и не разглядели.
— Эй, внутри! — крикнул Гайял.
— Проходите, проходите вперед. Вас ждут и вам рады, — раздался негромкий голос, дрожащий и прерывистый, словно после долгих рыданий.
Гайял вытянул голову, напряг зрение.
— Дайте нам свет, чтобы мы не сбились с дороги и не упали.
— В свете нет необходимости, везде, где бы ни ступила ваша нога, появится дорога, таков уговор с Творцом путей, — было им ответом.
— Нет, — уперся Гайял, — мы хотим видеть облик нашего хозяина. Мы явились сюда по его приглашению, самое малое, на что мы можем рассчитывать как его гости, это свет. Ноги нашей не будет в этом подземелье, пока не станет светло. Знайте, мы пришли сюда в поисках знаний и потому требуем почтительного к себе отношения.
— Ах, знания, знания, — печально прошелестел голос. — Будут вам знания, во всей полноте — знания о множестве удивительных вещей, о да, вы будете плавать в волнах знаний…
— Вы — Хранитель? — перебил печальный бесплотный голос Гайял. — Я прошел сотни лиг, чтобы поговорить с Хранителем и задать ему вопросы, мучающие меня.
— Ни в коей мере. Одно имя Хранителя мне ненавистно, он — вероломное ничтожество.
— Кто же тогда вы?
— Я — никто и ничто. Я — абстракция, ощущение, эманация ужаса, липкая испарина кошмара, отголосок в воздухе затихшего крика.
— Вы говорите человеческим голосом.
— А почему бы и нет? То, что я говорю, близко и дорого любому человеку.
— Ваше приглашение не столь уж и заманчиво, — проговорил Гайял вполголоса.
— Не важно, не важно. Вы должны войти, войти в темноту без промедления, ибо мой повелитель, то есть я сам, начинает злиться.
— Если будет свет, мы войдем.
— Стены музея никогда не видели ни единого проблеска света, ни единого дерзкого факела.
— В таком случае, — заявил Гайял, вытаскивая искрящийся кинжал, — я переделаю ритуал встречи. Видишь, теперь эти стены узнали, что такое свет!
Рукоять кинжала озарила мрак резким светом, призрак, возвышавшийся перед ними, с пронзительным криком распался на мерцающие ленточки, словно порванная мишура. В воздухе блеснули несколько пылинок, и от духа не осталось и следа.