Лука здесь уже бывал, ещё в те времена, когда кость не была украдена, но тогда он не успел даже приступить к заклинанию. Впрочем, сейчас, после нескольких лет обучения в Орхане, Лука понимал, что Аш-хиони мог ему просто тогда не даться — даже с поддержкой мёртвого чернокнижника. Да и понимал ли он тогда всю опасность этого ритуала?
Впрочем, подозрения были. Пусть магистр Гохр и считал его наивным ребёнком, которого легко обмануть, настолько наивным не был. Поэтому к мысли о том, чтобы призвать дух магистра Гохра из мира мёртвых, следуя указаниям полуразумного слепка его души, сохранившего в его костях, он отнёсся с достаточной долей недоверия. Ведь полностью проявленный в этой реальности дух не сможет долго просуществовать без оболочки — а значит, оно будет искать себе тело. И как бы не было любопытно Луке поговорить по-настоящему с древним чернокнижником, жертвовать ради этого своё тело он не хотел.
Почти три года назад он не знал выхода из этой ситуации, сейчас же он нашёл изящное, и самое главное вполне себе безопасное решение проблемы.
Небольшая полянка, на которой должно было совершаться колдовство, была покрыта на удивление ровной травой — ни цветов, ни пней, как будто по земле зелёный ковёр раскатали. Кроны смыкались над этим кусочком земли почти полностью, оставляя для лунного света лишь небольшой просвет.
— Какое-то странное местечко. Здесь находится хранилище? — поинтересовался Жерар, простукивая толстую кору старого дуба, надеясь обнаружить тайник без какой-либо магии.
— Возможно, — уклончиво сказал Лукреций, выкладывая из сумки необходимые для ритуала ингредиенты.
— Возможно? А что мы тогда… Эй, а что это за хрень такая? Она меня пугает!
— Это Луиза, знакомься.
Луиза была куклой длинной в локоть. Когда-то, будучи купленной для одной из сестёр Луки, она обладала прекрасными каштановыми локонами, длинными ресницами и прекрасными голубыми глазами. Сейчас же волосы прутьями торчали в разные стороны, один глаз разбился и сиял теперь дыркой в голове, а тряпичные руки и ноги с проволокой внутри были погнуты так, как будто кукла билась в конвульсиях, и так и умерла. Платье, в которое она была одета, давно порвалось и истлело, поэтому Лука, недолго думая, повязал вокруг её пухлого туловища кусок украденной с кухни марли. И теперь Луиза производила весьма гнетущее впечатление, напоминая то ли мертвеца в саване, то ли одну из тех мумий, которых находили в пирамидах, страшными историями о которых пестрела бульварная пресса.
— Мы что, будем устраивать ей сожжение? Потому что я бы её сжёг. Чтобы, не дай бог, она не выкопалась и не стала нас преследовать.
— Это сосуд.
— Сосуд для чего?
Лука начал злиться. Этот Лекой задавал слишком много неудобных вопросов, а отделаться от него туманными сентенциями, как он, бывало, отделывался от своих родителей и даже учителей, у мага не получалось.
— Послушай. Сиди молча и не мешай! Я обещал взять тебя с собой, а не объяснять каждый свой шаг.
Жерар хмыкнул, потёр начавший зарастать подбородок, и придя к какому-то решению, уселся на краю полянки.
— Хорошо. Я сяду тут, и не буду отсвечивать.
Это решало проблему Луки лишь наполовину. Потому что даже без объяснений Лекой сможет понять, что в основе ритуала — тёмная магия.
— И отвернись! Можешь слушать, а не смотреть. Этот ритуал на одного, и лишнее внимание может всё испортить.
Жерар в этот раз медлил.
— Если только ты дашь мне обещание, что не причинишь мне вреда.
— Ты мне не доверяешь? — надменно поднял брови Горгентштайн.
— У меня нет оснований тебе доверять. Может, ты меня в жертву решил принести, — насмешливо сказал Жерар, хотя глаза его были серьёзны.
— Тогда… тогда даю обещание не пытаться тебя убить.
— И не дать меня убить ничему другому!
— Обещаю, — процедил Лука. Кажется, Жерар понимал гораздо больше в происходящем, чем хотелось бы Луке. Впрочем, он действительно не собирался его убивать.
Жерар довольно кивнул:
— И помни, что достаточно многие видели нас вместе. Так что если я пропаду, в первую очередь пойдут к тебе.
Лука закатил глаза.
— Отвернись же! И, э-э-э… подсвети мне немного.
— Я тут значит, тебе светильником буду подрабатывать, — фыркнул Жерар, но послушно зажёг над поляной ровный магический свет. — Может, нужно факелы было принести?
— Свет факелов будет видно со стены. А магический свет полностью исчезает вне очерченного круга заклинания. И ты сам вызвался мне помогать, так что хватит ворчать, и дай мне сосредоточиться.
Лука умолчал об ещё одном факторе — если Жерар будет занят своим заклинанием, у него не будет времени следить за тем, что же делает его спутник.
Подготовка к ритуалу давалась сложно. И не только потому, что знаки приходилось чертить на земле лезвием ножа, а не ровном полу мелом. Мешал шёпот на грани сознания — магистру Гохру не терпелось освободиться. Иногда шёпот становился таким громким, что мальчик переставал даже слышать окружающие звуки. Руки начались трястись, а взгляд затуманивало красное марево.
— Сейчас, сейчас, — бормотал он себе под нос лихорадочно. Последней он посадил в цент круга диаметром в пару шагов куклу, и сделав надрез в районе груди, вложил туда кость левого мизинца и залепил кашицей из смолы и специальных трав, смоченных в его собственной крови. Затем встал позади куклы и начал читать текст заклинания, давным-давно уже выученный наизусть.
Сам ритуал Аш-хиони был достаточно прост, с ним бы справился даже неподготовленный тёмный. Сложнее всего, по словам того же Гохра, была подготовка к нему: ещё тогда, сотни лет назад, он подготовил основу для ритуала и заговорил свою часть тела. Теперь же Луке нужно было лишь использовать свою тьму и произнести слова заклинания. Слова эти даже для него звучали тарабарщиной — они не были похожи ни на один из изучаемых в Орхане древних языков. Он звучал тяжело и чуждо, и казалось, совершенно не было предназначено для человеческого горла. Но Лука упорно говорил, запинаясь, мучительно искажая рот и напрягая горло, но всё же выговаривая все слова как можно более точно.
— … Ахро грхело толихиагрсве… — тут он запнулся. Согласно инструкциям магистра Гохра, тут он должен был подставить своё имя. Но он и так уже достаточно далеко отошёл от инструкций, поэтому он твёрдо продолжил: — …. Асстерх Луиза прграцихно хенно тс-сецлотоссанги тогронп. Аш-хиони!
Вместе с последними словами он выплеснул всю ту тёмную силу, что скопилась в нём за последние месяцы. Сначала ему показалось, что это легко — он привык уже отдавать энергию лунным камням. Но сейчас всё оказалось по-другому. Тьма скользнула по начертанным на земле линиям, вспыхнули и погасли руны Вальдо, и энергия потекла в центр. Туда, где сидела нелепая игрушка.
В тот же момент магический огонь над поляной заискрился и потух, а Жерар беззвучно повалился на землю. Впрочем, у Луки не было времени ни пугаться, ни тревожиться о жизни своего спутника. Потому что кукла начала шевелиться.
Сначала дёрнулись руки, затем ноги. Она повалилась на спину и начала смешно барахтаться, пытаясь перевернуться на живот. Наконец, ей это удалось, и кукла, упираясь руками о поверхность и покачиваясь, встала. Тряпичное её лицо жутко перекосилось, а затем там, где находилась условная полоска рта, ткань затрещала и разорвалась.
— Лу-у-укреций, — прохрипела кукла неожиданно низким мужским голосом и завращала своим единственным голубым глазом. — Лу-у-укреций, т-т-ты….
— Да? — осмелился Лука подать голос, покрепче перехватив перочинный нож.
Кукла шатаясь, повернулась к нему.
— Что это за тело? Оно… неполноценное.
— Моё, я понимаю, было бы лучше, — вежливо ответил Горгенштейн, помня, что старшим лучше не грубить. — Но мне оно пока само нужно.
— Я бы, я бы… не отнял, — речь давалась Тобиасу Гохру всё легче. — Я бы… занял совсем мало места.
— Знаете, магистр, даже шёпот вашего слепка был весьма назойлив, едва ли я вместил в себе всё ваше сознание, не потеряв себя.
— Умный, — каркающе рассмеялся Тобиас-Луиза. — А это у нас что, подарок?
Кукла заметила находящегося без сознания Жерара и поковыляла к нему. Лука вежливо, но твёрдо заступил ей путь.
— Извините, магистр Гохр, но тело моего… приятеля вы тоже не заберёте себе.
— А я и не собираюсь, — возразил магистр, — он маг, но не тёмный. Он как сосуд совсем не годен. Даже в эту пародию на человеческое тело я смог попасть лишь потому, что в нём была твоя кровь и часть твоей тьмы. Могу поздравить тебя, мальчик — ты всё очень хитро придумал.
— Тогда зачем вам Жерар? — удивлённо спросил Лука.
— Разве это не твоя жертва? Извинение за то, что ты засунул меня в эту дурацкую тряпичную куклу? — возмущённо потрясся игрушечной пухлой ладошкой с четырьмя пальцами.
— Нет. Он просто помогал мне с поисками… эм-м-м, вашего потерянного мизинца. И я обещал ему, что не убью его и не дам ничему убить. И я намерен держать своё слово.
— Ну, это твоё слово, мальчик, — хищно расхохотался Гохр, и подобно маленькой юркой обезьяне проскочил между ног растерянного Луки, достигнул Жерара и вцепился ему в горло, голодно причмокивая.
Но уже через секунду оторвался, жалобно взвыв и разевая тряпичный рот.
— Ни магии, магистр Гохр, ни зубов, — с лживым сочувствием покачал головой Лукреций. — Луиза плохо подходит для убийств. Так что придётся вам сегодня обойтись без жертв.
— Гадкий, гадкий мальчишка. И это после всего, что я тебе сделал! — кукла в ярости закружилась на месте, топоча ножками.
— А что вы для меня сделали?
— Я открыл для тебя тёмную магию! Я провёл тебя через инициацию! Стал твоим Учителем! А ты жалеешь для меня крови какого-то крестьянина! Запер меня в этом теле, которое рассыплется через пару дней! И что тогда?! Что тогда, я спрашиваю?!
— Но ведь можно укрепить ваш сосуд? — спокойно спросил Горгенштейн. — Вы сами сказали, что вам нужна кровь тёмного мага. Я готов ей делиться, в умеренных количествах, конечно. Но вам, я думаю, должно хватить на то, чтобы продолжать жить дальше.
— Это будет не жизнь, это будет жалкое существование, — буркнул Гохр злобно моргая единственным глазом.
— Но всё же, выбирайте. Или вы соглашаетесь на это тело и мою помощь, а взамен становитесь моим проводником в тёмные искусства, либо я просто ухожу и оставляю в таком виде. Всё равно вы беспомощны и ничего не можете никому сделать, — пряча своё нетерпение под деланным безразличием, сказал мальчик.
Кукла задумчиво почесала голову, и с отвращением вырвала клок пакли, заменяющую кукле волосы.
— Рыжий я теперь, да? А с глазом что?
— Я пришью новый, — поспешно заверил Гохра Лукреций. — И волосы могу состричь.
— Волосы можешь оставить, — брезгливо сказал магистр. — Я при жизни лысым был, так что даже такие волосы лучше никаких. Я согласен. Ты мне свою кровь — два раза в неделю, потом она уже перестаёт действовать. А я буду наставлять тебя и предостерегать от глупостей. Начну прямо сейчас. Ты какого… взял сюда этого паренька, пообещал заботиться о его жизни, и раскрыл ему все свои тайны? Он же теперь тебя сдаст, и глазом не моргнёт.
— Я ничего ему не сказал, может, он и не догадается, что это был за ритуал, — несколько виновато сказал Лука. Он не был излишне человеколюбив, но и убивать такого, в принципе, неплохого человека, как Лекой, не хотел. Да и обещание… — Я сказал ему, что мы будем искать твой тайник. Может быть, если мы найдём его, и я отдам Жерару его часть, он не будет болтать лишнего?
— Хочешь подкупить его? — раззявила в беззубой улыбке рот кукла. — Хорошая идея. Но мы сделаем ещё лучше. Смотри….
Через пять минут план уже был продуман, а через десять начал претворяться в жизнь.
— А если… если он всё поймёт? И не согласится сохранить мою тайну?
— Тогда тебе всё же придётся пойти до конца.
— Я никогда никого не убивал. И я дал обещание.
— А тебе и не придётся убивать самому. Тайник снабжён ловушкой, но я скажу, как тебе её обойти. А говорить ли об этом твоему спутнику, решай сам. Просто активируй вход, сам или с этим юношей, и он уже не сможет покинуть эту поляну… если ты этого не захочешь.
У всех людей разная реакция на магический удар — перенасыщение чужим или даже собственным колдовством, который организм не может ни принять, ни отторгнуть. Для обычных людей, не обременённых колдовским талантом, переизбыток магии ощущается как лёгкая головная боль или резь в желудке, в самом сильном варианте — ещё и рябью перед глазами и рвотой. А вот у самих колдунов магический удар вызывает гораздо более разнообразные, подчас забавные, а порой и весьма неприятные эффекты. Ученики Орхана уже к третьему, а то и ко второму курсу хоть раз да становились жертвой отдачи от колдовства. Одного из однокурсников Жерара, к примеру, от переизбытка силы начинало пробивать на «хи-хи», другой же напротив, впадал в сильнейшую хандру, и даже пару раз пытался покончить с собой после того, как словил особо неудачное проклятие себе на голову. Кто-то начинал мёрзнуть, кто-то напротив, сгорал в огне. Особо чувствительные бились в конвульсиях или застывали в кататоническом ступоре.
Жерару, можно сказать, повезло и не повезло одновременно — он просто засыпал, погружаясь в глубокий сон без сновидений. Для здоровья это было отнюдь не вредно, но вот в критических ситуациях, нередко сопровождавших, а то и становившихся причиной магического удара, это было не слишком безопасно.
Вот и сейчас он потерял сознание совершенно не вовремя. Лекой почувствовал, как поднялась волна магии за его спиной, но было в ней что-то глубоко чуждое и пугающее. Эта магия, это чувство… Как будто он снова ребёнок, лежит на краю кровати, которую делит со старшими братьями, и пытается не упасть — потому что там, внизу, притаилось страшное чудовище во тьме, которое ждёт, когда он потеряет осторожность и высунет руку или ногу за пределы безопасного пространства кровати… Или пробирается по тёмному коридору к кухне, держа свечу в руке, а жадные тени в углах тянутся своими длинными конечностями к нему, стремясь схватить глупого ребёнка. Почему ему стало так страшно от колдовства Горгенштейна? Хотелось бежать, не оглядываясь, или свернуться в клубочек, чтобы спрятаться от чужого злого присутствия, но… Лекой не был бы собой, если бы не мог взглянуть страху в лицо. И он, отбросив обещание Луке, решил повернуться. Если этот мальчишка думает…
И тут Жерара накрыло магическим ударом, и тьма поглотила его сознание, но уже не пугая, а обещая блаженство забытья.
Из сна Лекоя выдернул пинок под дых, скорее неожиданный, чем болезненный. Лука не преминул отомстить за своё утреннее пробуждение.
— Знаешь, пока ты просто дрых, я молчал. Но вот твой храп во время своей работы слушать не намерен, — сообщил старшекурснику Горгенштейн.
— Дурак, я не спал, — огрызнулся Жерар, утратив в миг всё своё благодушие, и только и мечтая заехать Луке куда-нибудь побольнее. Но тот предусмотрительно держался подальше. — Это твоя чёртова магия меня вырубила. Что ты сделал?
— Сложно сказать. Я сам тут полчаса в корчах ползал, — неохотно признался Лука.
Жерар с подозрением взглянул на своего спутника, но тот и впрямь выглядел измученным.
— Что-то не то было с тем заклинанием, что ты использовал. Какое-то оно странное.
Жерар прошёлся вдоль начерченного круга, коснулся пальцем выжженных на земле линий, и начерченных рядом знаков. Обычных рун Вальдо, но начерченных в каком-то бессмысленном, хаотичном порядке.
— В этих знаках нет смысла. Они не должны были сработать, — нахмурившись, сказал Лекой.
— Правда? Я не знал. Я просто переначертил на память из книги, не особо вдумываясь в содержание.
Отчего-то Жерар был уверен, что книги этой, о которой говорит Лука, вовсе не существовало, впрочем, как и этого ритуала. Перед ним — подделка, сделанная наспех, чтобы скрыть…. Что? Истинный ритуал? Тот, от которого его сначала пробрало от страха, а затем и вовсе вынесло. И уродливая кукла куда-то пропала.