Руслан Мельников
Пленник реторты
Обновленная авторская редакция
Глава 1
– Так, значит… Вот как, значит… Ага… Ну-ну…
Маркграф Альфред Оберландский, известный за пределами Верхних Земель под прозвищем Чернокнижник, осматривал новое орудие, установленное над замковыми воротами.
Странное это было орудие… Меньше и легче привычных крепостных бомбард – огромных, ребристых, кованных из железных полос, скрепленных, подобно пивным бочонкам, частыми кольцами. Скорее уж что-то вроде бомбарделлы[1]… Хотя нет, тоже не очень похоже. Ствол слишком длинный: шагов эдак в шесть-семь, не меньше. Неоправданно длинный ствол при довольно скромных размерах пушки. И бронзовый, к тому же, литой, с высверленным в толстых стенках каналом.
Сзади в бронзу, правда, входит прочная стальная пробка, которую едва ли вышибет при выстреле давлением пороховых газов. Собственно, это и не пробка вовсе, а, скорее, огромный болт-камора с глубокой внутренней выемкой для заряда, короткой, но крепкой и надежной резьбой, парой удобных рычагов-рукоятей по бокам и массивным широким клином, дополнительно подпирающим казну диковинной пушки. Альфред видел, как бомбардиры под чутким руководством прагсбургского магиера и механикуса готовили орудие к предстоящей демонстрации. Сначала рывком поднимается запорный клин, затем, вместе с «пробкой», в два счета откручивается зарядная камора. Откручивается… Выдвигается… Проворачивается…
Приготовленный заранее в специальном «огнестрельном» мешочке пороховой заряд и небольшое ядро вкладываются не со ствола, а с казенной части. Подобным образом можно ускорить темп стрельбы, причем без потери убойной силы, как в случае со старыми маломощными веглерами[2]. Снаряженная камора вкручивалась настолько плотно, что казалось, будто стальная пробка сливалась с бронзовым стволом воедино. То ли здесь не обошлось без магии, то ли причина крылась в точной механике, тщательной обработке материалов и надлежащей подгонке деталей. Так или иначе, но на месте стыка практически не оставалось ни щелочки, ни сколь-либо заметного зазорчика. А значит, пороховым газам наружу не просочиться, и вся их сила уйдет на толкание ядра.
Длиннющий ствол чудно́й бомбарды лежал не в обычной дубовой колоде, будучи намертво скованным с ней железными обручами. За выступавшие по бокам цапфы он, подобно качелям или колодезному журавлю, крепился к устойчивой конструкции на толстых тугих пружинах и металлическом основании, дававшей возможность поворачивать орудие в любую сторону. Благодаря подвижности ствола, бомбардиры могли быстро и без особых усилий наводить пушку на цель как в вертикальной, так и в горизонтальной плоскости. При выстреле именно пружинистый лафет должен был принимать на себя большую часть отдачи и, упираясь массивным концом в плиты надвратной боевой площадки, отводить ее вниз. Кроме того, пушечное ложе имело прочную стальную ось, к которой можно прикрепить колеса, и тем самым превратить крепостное орудие в стреляющую повозку полевой артиллерии.
Подобные новшества, вне всякого сомнения, являлись полезными и достойными похвалы. Но вот самое главное… Жерло орудия. Узенькое, махонькое… Определенно, оно не шло ни в какое сравнение с огромными зевами добрых старых бомбард. Такое жерло не внушало ни доверия, ни уважения, ни – уж тем более – страха. Ядро приличных размеров туда не вкатишь. Отстреливаться же малыми бондоками[3] от тяжелой осадной артиллерии противника смешно и глупо. А как самим пробивать «орешками» каменные стены вражеских замков? В широкой, рассчитанной на крупные орудия, надвратной бойнице длинный узкий ствол смотрелся как-то совсем уж нелепо. Как хворостина, как прутик для ребяческих игр.
Альфред еще раз неторопливо обошел орудие. Глянул с одной стороны, с другой. Правая рука маркграфа огладила и охлопала орудийную бронзу. Левая – легла на эфес меча.
– Так, значит, да?..
Тонкие губы Властителя Верхних Земель кривились в недоверчивой полуулыбке, которую в любой момент могла сменить гримаса раздражения и ярости. В голосе слышались скептические нотки. Во взгляде читалось разочарование.
За Альфредом Оберландским молчаливой тенью следовал создатель новой пушки – магиер и некромант, колдун и астролог, механикус и алхимик Лебиус Марагалиус. Беглый прагсбуржец, нашедший приют и покровительство в Оберландмарке, был в своем неизменном темном балахоне – просторном, ниспадающим вниз свободными складками. Голову магиера, как всегда, покрывал большой островерхий капюшон, напоминавший инквизиторский, а еще больше – палаческий. Ни бледного лица, спрятанного в тени широкого куколя, ни выражения глаз за смотровыми прорезями на плотной ткани разглядеть было невозможно.
Лебиуса сопровождала неотступная стража, не так давно приставленная к знатоку запретных темных искусств. Два опытных латника-ветерана с обнаженными клинками. Достаточно длинными для того, чтобы в одно мгновение дотянуться до магиерского капюшона и срубить его вместе с головой. В отдалении толпилась свита маркграфа. Оберландские бароны и рыцари недоуменно перешептывались, косясь на длинноствольное орудие.
Неподалеку дымилась закрытая жаровня на треноге. Возле жаровни лежал пальник с уже вставленным в ушки фитилем. В стороне – на безопасном расстоянии и от огня, и от пушки – стоял короб с зарядными мешочками. Вокруг короба возвышались небольшие аккуратно уложенные пирамидки из ядер. Все было предусмотрено и подготовлено к стрельбе.
– Значит, это и есть твоя новая грозная бомбарда, колдун? – Альфред повернулся к Лебиусу.
– Совершенно верно, ваша светлость, – донеслось из-под капюшона. Голос магиера был неприятно скрипучим, но приятно заискивающим. – Как вы и велели, испытания пройдут сегодня. Сейчас…
– М-да, велел… – задумчиво протянул маркграф.
Альфред решил пока не торопиться с окончательными выводами. Все-таки механические големы Лебиуса, оказались ох как хороши. Может, и эта длинностволка еще покажет себя с лучшей стороны. Хотя… Со столь малым калибром… Сомнительно, очень сомнительно.
– Вас что-то смущает, ваша светлость? – осмелился поинтересоваться Лебиус.
– Да, смущает, – сухо отозвался Альфред.
Недобро прищурившись, маркграф переводил взгляд с магиера на пушку и с пушки на магиера.
– Выглядит, знаешь ли, твое хваленое орудие не очень м-м-м… устрашающе.
– Внешность зачастую бывает обманчивой, ваша светлость, – вкрадчиво проговорил прагсбуржец. – А форма, случается, не соответствует содержанию. И первое впечатление, производимое на нас зримыми вещами, нередко оказывается ложным.
– Что ж, надеюсь, ты сможешь убедить меня в несостоятельности первого впечатления… – Альфред пренебрежительно мотнул головой, указав на длинный бронзовый ствол. – Причем, убедить с первого же выстрела. Иначе сам будешь привязан к жерлу своего орудия, а я лично поднесу к нему пальник. Второй раз твоя пушка выстрелит тобой. Ты все понял, Лебиус?
– Да-да, конечно, ваша светлость! – часто закивал островерхий капюшон. – Не сомневайтесь, все будет исполнено в лучшем виде…
– Как ты назвал свое новое детище? – Альфред Оберландский, как никто другой, умел менять тему разговора. – Это ведь не бомбарда. И не бомбарделла тоже. И не ручница-хандканнон. И не мортира. Как же нам ее именовать?
– Шланге, ваша светлость, – ответил Лебиус. – Змея[4]. Змея, способная жалить на расстоянии, станет прекрасным дополнением к вашим механическим големам, созданным для ближнего боя.
– Змея? – Альфред покосился на штандарт, вывешенный над замковыми воротами. Ветер колыхал тяжелую ткань с фамильным гербом маркграфа. В синих складках оберландского знамени лениво извивалась вышитая серебром змея. – Очень интересно… Твоя пушка плюется ядом?
– Может и ядом, – склонился магиерский куколь. – Если стрелять соответствующими снарядами. Но, вообще-то, причина такого названия кроется в другом. В длине ствола.
– А что, она настолько важна – длина ствола? – скривил губы Альфред. – ТАКАЯ длина?
– Длинный ствол придает снаряду больший разгон.
– Да? – с сомнением произнес маркграф. – В самом деле?
– Ваша светлость, – Лебиус приложил руки к груди, – орудие готово к испытанию, и, как только вы пожелаете…
– Погоди, колдун, не торопись, – поморщившись, оборвал его маркграф. – Покажи сначала, чем ты, собственно, собираешься стрелять? Вот этими «орешками», надо полагать?
Альфред шагнул к невысоким пирамидкам из темных металлических шаров. Небольших, гладких, идеально круглых. То ли свинцовых, то ли облитых свинцом. Все ядра в точности соответствовали калибру орудия и, на первый взгляд, были похожи друг на друга, словно горошины, выкатившиеся из одного стручка. Только на некоторых виднелись фитили и пятна краски.
Маркграф взял первое попавшееся. Взвесил в руках. Осмотрел. Положил. Взял другое. Потом – третье…
– Осторожнее, ваша светлость! – всполошился вдруг Лебиус. Шагнув вперед, магиер прикрыл жаровню с углями. – Не подносите ядра близко к огню. Вне стен мастератории мне трудно контролировать огненную стихию. Здесь она может быть опасна.
Альфред только хмыкнул в ответ. Но, покрутив в руках очередной снаряд, все же положил его на прежнее место.
Нет, ядра, так похожие друг на друга, все же не были одинаковыми. Одни – цельные и увесистые: двумя руками едва удержишь. Другие – пустотелые, по всей видимости – полегче, состоящие, вероятно, из двух скрепленных между собой полусфер в свинцовой рубашке, с короткими толстыми фитилями, торчащими из деревянных пробок-заглушек, явно чем-то снаряженные и помеченные краской. Красной, белой, темно-синей и зеленой пятна. Видимо, чтобы не перепутать при стрельбе. Вот только – что с чем?
– Ну-ка, ну-ка, расскажи, колдун, что у тебя за бондоки такие? Из чего сделаны?
– Сверху слой мягкого свинца, – охотно пояснил магиер, щелкнув ногтем по тусклому серому металлу. – Для лучшей обтюрации. Благодаря ему снаряд плотнее прилегает к стенкам ствольного канала. Под свинцом – чугун. Литое ядро из сплошного чугуна даже при невеликих размерах имеет значительную массу, а значит – большую разрушительную силу, нежели простой отесанный камень.
– И как далеко сможет выплюнуть такой снаряд твоя бронзовая змея?
– В два, а то и в три раза дальше, чем каменное ядро, пущенное из обычной бомбарды, – ответил Лебиус. – И бьет она при этом гораздо точнее.
– Дальше? Точнее? – маркграф недоверчиво хмыкнул. – И как же, позволь спросить, достигается столь поразительный эффект? Неужели только за счет длины ствола?
– Не только, ваша светлость. Еще – за счет очищенной и специально обработанной орудийной бронзы, – принялся перечислять Лебиус. – За счет литого и ровно высверленного, а не выкованного абы как ствола. За счет спиральной нарезки на внутренних стенках, раскручивающей ядро и принуждающей его в полете буквально ввинчиваться в воздух. За счет усиленного заряда и особого гранулированного пороха. За счет лафетного ложа, позволяющего гасить отдачу, быстро поворачивать орудие в любую сторону и придавать ему нужный угол наклона. Здесь ведь все рассчитано до долей дюймов и градусов…
– Ага, и никакой магии? – усмехнулся маркграф. – И никаких алхимических фокусов?
Лебиус замялся:
– Разумеется, мною были использованы некоторые магические формулы и алхимические добавки для увеличения силы пороховых газов и укрепления ствола. Кроме того, «змея» обладает некоторыми м-м-м… нехарактерными для обычных бомбард свойствами, препятствующими образованию нагара. По большому счету, ее даже не нужно чистить. Все, что должно сгореть – сгорает в момент выстрела дотла и без остатка. Остальное – выбрасывается из ствола вовне. Но все же магическое и алхимическое вмешательство сведено мною к минимуму…
– Почему?
Прагсбуржец вздохнул:
– Видите ли, ваша светлость, огненный бой – та сфера, в которой излишнее рвение и злоупотребление тайными знаниями может навредить. Все-таки из пушек будут стрелять не опытные магиеры и алхимики, а простые солдаты.
– Верно, – согласился Альфред. – Итак, ты утверждаешь, что твое литое чугунное ядро полетит вдвое-втрое дальше, чем обычное каменное?
– А легкие снаряды поразят цель на еще большем расстоянии, – заверил Лебиус. Магиер нежно, будто женские округлости, погладил ядра, помеченные краской и снабженные фитилями: – Я говорю об этих гранатусах. Их изготовить сложнее, зато в бою они гораздо эффективнее.
– Гранатус? – переспросил Альфред, пробуя на язык незнакомое слово.
– Что значит – зернистый[5], – уточнил магиер. – Здесь свинец и чугун только снаружи. Изнутри ядра наполнены особой зернью.
– И что же у них внутри?
– О, там много всякого…, – под магиерский капюшон все же пробился лучик света. Стало видно, как по бледным губам Лебиуса скользнула улыбка. – Разного всякого… Взрывчатые смеси, мощь которых многократно превосходит силу пороховых зарядов. Горючие субстанции, способные плавить камень. Едкие растворы, прожигающие металл. Смертоносные дымы и газы, в которых задохнется любое живое существо. Этим снарядам надлежит разрываться в расположении врага, и уж их-то я под завязку набил губительной магической и алхимической начинкой. Содержимое гранатусов действует эффективно и беспощадно…
– А как долго оно действует?
– Недолго, ваша светлость. Пару-тройку минут, не больше. Но больше и не нужно. Больше никому не выдержать. Гранатусы предназначены для того, чтобы сломить сопротивление противника, но они не должны навредить вашим воинам и вашим големам, идущим в атаку. Принцип таков: смерть быстро собирает жатву, а после – рассеивается бесследно. И поле боя остается за вами. Чистое и совершенно безопасное.
– Хорошая задумка, – похвалил Альфред. – Но хватит болтать. Займемся делом. Где твои мишени, колдун?
– Первая во-о-он там, – широкий рукав магиера указал куда-то за стену. – Видите повозку?
Альфред прищурился, всматриваясь вдаль.
– Возьмите это, ваша светлость, – Лебиус медленно, демонстративно медленно – чтобы не нервировать понапрасну стражей, стоявших у него за спиной – извлек из-под складок просторного балахона небольшую жестяную тубу и протянул ее маркграфу. – Будет лучше видно.
Альфред недоуменно повертел в руках продолговатый цилиндрический предмет.
– Что это?
– Смотровая трубка.
– Опять твои колдовские штучки? В этой жестянке заперт чей-то глаз?
– Всего лишь стекло, – ответил Лебиус. – Особым образом изогнутое и обработанное. Ну и еще небольшой магический кристаллик, усиливающий свойства линз. Трубка приближает то, что трудно увидеть издали. Смотреть нужно сюда, вот в это окошко…
Альфред поднес трубку к глазам, как было показано. И…
Надо же! Мир словно скакнул ему навстречу. То, что располагалось почти у горизонта, вдруг оказалось рядом: чудилось, руку протяни – и можно потрогать.
Маркграф отнял трубку от лица. Морок закончился. Окружающий мир стал прежним. Да уж, чудеса… Альфред снова взглянул в круглое, чуть выпуклое и поблескивающее окошко магиерского инструмента. И вновь маленький глазок смотровой трубки обратился в целый мир, где далекое становится близким, а близкое надвигается вплотную.
«Полезная игрушка, – решил Альфред. – Пожалуй, стоит оставить ее у себя».
– Это вам, ваша светлость, – Лебиус верно угадал ход его мыслей. – Подарок…
– Угу, – удовлетворенно буркнул маркграф, разглядывая окрестности. – Но все же… мишень-то твоя где?
– Извольте посмотреть чуть правее, – посоветовал Лебиус. Мягким осторожным касанием отклонил трубку в сторону. – Еще чуть-чуть. Теперь видите? Там, на дальнем склоне, где куча камней?
Да, теперь Альфред увидел. Опустил магиерский инструмент, проморгался. Посмотрел снова. Со смотровой трубкой. И без.