Сначала из-за далекой завесы лиан и веток ничего не было видно. Потом с ошеломляющей внезапностью что-то маленькое и черное пробило навес папоротниковых вееров, пронизало сине-голубой воздух и врезалось в почву неподалеку от группы пораженных страхом путников. Это был человек, и последние десятки футов он летел в свободном падении безвольно кувыркаясь, будто ребенок. Все бросились в разные стороны. Тело ударилось о грунт с влажным чавкающим звуком. Что-то треснуло и лопнуло, как туго набитый мешок. Несколько секунд все стояли неподвижно, потом Хонат осторожно приблизился.
Это упал Сет — об этом Хонат догадался сразу, как только увидел, что падает человек. И убило его не падение. Тело Сета еще наверху было пронзено дюжиной игл. Часть из них, без всякого сомнения, была его собственного изготовления, отточенные до почти невидимой прозрачности древокожаными лентами, которые предварительно вымачивались в теплых бромеледовых ваннах.
Да, милосердия с Вершин ждать не имело смысла. Приговор был ясен — тысяча дней. И единственной альтернативой было вот такое падение и куча переломанных костей и грязного меха.
Их первый день на Поверхности только начался.
3
Оставшаяся часть дня ушла на то, чтобы ценой поистине громадных усилий добраться до более возвышенного участка. Большую часть пути им пришлось почти что ползти, потому что деревья, за исключением нескольких редко разбросанных гинкго и цветущих кизиловых деревьев, начинали ветвиться только на значительной высоте метрах в шести над грунтом. Когда они с великими трудностями преодолели часть пути к Великому Хребту и грунт стал тверже, можно было время от времени уже взбираться на низкие ветки и совершать короткие прыжки. Но очень скоро их с жуткими криками атаковали птицеящеры, десятками сражаясь за привилегию первыми сожрать эти пухлые, невероятно медлительные существа. К счастью, птицеящеры были созданиями не очень крупными, и путники отделались лишь несколькими сильными укусами.
Даже самый стойкий и независимый человек не выдержал бы такой подлости от существ, которых его в детстве приучили считать своими непосредственными предками. Когда это случилось в первый раз, вся компания посыпалась на землю, как шишки с сосны, и осталась лежать неподвижно, парализованная ужасом, под прикрытием ближайшего куста, выжидая, пока желтокрылые веерохвостые бестии не угомонятся и не устанут кружить над убежищем своих жертв и не отправятся на воздушный простор. И даже тогда, когда птицеящеры улетели, компания обреченных еще долго прижималась к песчаному грунту, опасаясь, что могут появиться демоны более крупного размера, привлеченные шумом рассерженных птицеящеров.
Но пока что ни один из змееголовых великанов не показывался, хотя Хонату несколько раз и слышался подозрительный шум, напоминавший тяжелые шаги в джунглях вокруг кучки дрожащих путников.
К счастью, когда местность стала немного повыше, дремучие джунгли над их головами начали давать просветы, обтекая подножия больших утесов розоватого камня, открывая заплаты чистого неба, лишь кое-где перечеркнутые живыми мостами лиан и лоз. А в пространстве дымных колонн голубовато-зеленого воздуха обитала целая вертикально-слоевая иерархия летающих созданий. В самом низу были низколетающие жуки, пчелы и двукрылые насекомые. Потом шли стрекозы, которые охотились на них. У некоторых стрекоз размах крыльев был не меньше полуметра. Выше метались птицеящерицы, охотившиеся на стрекоз и все остальное, что можно было сожрать, не ожидая ответного удара. И, наконец, выше всех планировали гигантские рептилии, плывшие у кромок скалистых утесов в потоках теплого восходящего воздуха. Их длинные безобразные зубастые пасти подстерегали все, что попадалось им в воздухе — птиц мира Вершин и даже летающих рыб на просторах далекого моря.
Компания задержалась, пробираясь сквозь особенно густую заросль осоки. Хотя дождь продолжал лить, такой же сильный, как и несколько часов назад, всем им нестерпимо хотелось пить. Им до сих пор не попалось ни одного бромеледа — очевидно, растения-резервуары в Аду не произрастали. Они складывали ладони чашечками и возносили их к небу, но так им удавалось набрать на удивление мало воды. А на песке не образовывалось луж, достаточно больших, чтобы из них можно было напиться. Но по крайней мере здесь, под частично открытым небом, в воздухе шла отчаянная борьба за выживание, и птицеящеры не могли себе позволить скапливаться над их головами.
Белое солнце уже закатилось, а сегмент красного угрожающе маячил на западном горизонте лишь потому, что свет его искривлялся в атмосфере Теллуры сильной гравитацией белого карлика. В этом мрачном свете капли дождя были похожи на кровь, а испещренные шрамами лики розовых скал практически исчезли. Хонат с сомнением рассматривал из-за прикрытия осоки эти природные заграждения.
— Не понимаю, как мы смогли вскарабкаться на такую высоту, — тихо сказал он. — Этот известняк ломается, стоит только к нему прикоснуться. Иначе нам больше повезло бы в войне с племенем Утесов.
— Мы могли бы обойти утесы, — посоветовал Чарл. — Подножия Великого Хребта не очень крутые. Если мы доберемся до них, то уж на сам Хребет наверняка заберемся.
— К вулканам? — запротестовала Матилд. — Но там никто не живет, только белое пламя. И там иногда видны потоки лавы, удушающий дым.
— Да, Хонат совершенно прав, на эти утесы нам никогда не вскарабкаться, — сказал Аласкон. — И на базальтовые поля нам тоже нет никакого смысла лезть. Там нет ни еды, ни воды, ни убежищ. Разве только попробовать пробраться к подножию хребта.
— А почему мы не можем остаться здесь? — жалобно спросила Матилд.
— Нет, — сказал Хонат, даже нежнее, чем хотел. То, что предлагала Матилд, было в Аду самым опасным местом. Он знал это, хотя внутренний голос внутри него кричал «да!» — Нужно поскорее уходить из страны демонов, и может быть, если мы перейдем хребет, то встретим племя, которое не знает о нашем изгнании, о приговоре на тысячу дней в Аду. По ту сторону хребта обязательно должны быть племена, только племена Утесов не давали нам до сих пор войти с ними в контакт. Теперь это играет нам на руку.
— Верно, — согласился Аласкон, немного приободрившись. — И с вершины Хребта мы сможем спуститься ВНИЗ, к новому племени, вместо того, чтобы карабкаться к Вершинам с поверхности Ада. Хонат, кажется, у нас появился шанс.
— Тогда нам лучше сейчас немного поспать, — сказал Чарл. — Место, похоже, достаточно безопасное. Если мы решили обходить утесы и подниматься на Хребет, то нам потребуются все наши силы.
Хонат хотел запротестовать, но внезапно почувствовал, что слишком устал, чтобы спорить, и что ему все равно. И если среди ночи их вдруг обнаружит чудовище… по крайней мере будет быстро положен конец этой мучительной борьбе.
Постель была грязна и пропитана влагой, но лучшего выбора не было. Они свернулись клубками, стараясь устроиться как можно более удобно. Хонат уже почти заснул, как вдруг услышал жалобное постанывание Матилд, подполз к ней, начал языком разглаживать ее мех. К его изумлению, каждый шелковистый волосок оказался конденсатором влаги. И задолго до того, как девушка успокоилась и, свернувшись калачиком, уснула, жажда Хоната была полностью утолена. Он решил, что утром обязательно познакомит остальных с новым методом добычи воды.
Но когда утром взошло белое солнце, на утоление жажды времени уже не осталось. Чарл-чтец исчез. Нечто аккуратно выдернуло его из компании спящих путников, совершенно бесшумно, и только валявшийся неподалеку тщательно обглоданный череп Чарла свидетельствовал о разыгравшейся ночью трагедии.
Череп лежал на склоне, который вел к розовым утесам.
4
В тот же день, немного позднее, трое оставшихся в живых путников обнаружили бурный голубой поток, изливающийся с подножия Хребта. Даже Аласкон не знал, как истолковать этот феномен. На вид это была вода, но текла она, словно лавовый поток. Нет, это явно не могла на самом деле быть вода — она никогда не текла, а стояла неподвижно. Конечно, если напрячь фантазию, то нечто подобное можно было вообразить — такое количество воды, собранное из множества древесных резервуаров… Но такое количество движущейся воды? Наверное, здесь водятся питоны. Или вода эта ядовита. Никому из путешественников и в голову не пришло напиться. Они боялись даже подойти и прикоснуться к этому странному веществу, не говоря уже о переходе вброд. Ведь она, наверное, была так же горяча, как лава. Они осторожно следовали в глубину подножия Хребта, и рты их пересохли, а языки были шершавы, словно пустые стебли хвощей.
Не считая жажды, которая была их скрытым другом, поскольку заглушала чувство голода, подъем был не очень трудным. Сложность предоставляла лишь необходимость постоянно оставаться под прикрытием, разведывать путь на несколько десятков метров вперед, избирать наиболее безопасный путь вместо наиболее короткого и прямого. По молчаливому согласию никто из троих не упоминал о Чарле. Но глаза их непрерывно обшаривали окружающую местность в поисках того страшного чудовища, которое так безжалостно расправилось с их товарищем.
Эта часть трагедии была, наверное, самой ужасной. За время, проведенное в Аду, они так и не встретили демона и не увидели животного крупнее человека. Огромный отпечаток лапы с тремя громадными когтями был единственным свидетельством тому, что какое-то жуткое чудовище стояло ночью, склонившись над четверкой спящих и выбирая себе жертву. Но это было реальным свидетельством того, что они сейчас в мире демонов — тех самых змееголовых великанов, которых видели с вершин, из безопасного далека.
Отпечаток лапы… и череп.
К приходу ночи им удалось подняться не меньше, чем на сто пятьдесят футов. В сумерках было трудно определить расстояние, и переплетенные массы лиановых мостов их родного мира вершин исчезли из виду, заслоненные многочисленными пиками и утесами из розового известняка. Но было ясно, что в этот день им уже не подняться выше. Хотя Матилд на удивление легко переносила путь наверх, и Хонат почти не ощущал усталости, Аласкон окончательно выбился из сил. Причиной тому был глубокий порез на бедре Аласкон неосторожно напоролся на острую грань большого металлического осколка, торчащего из утеса. Рана, покрытая повязкой из листьев, чтобы остановить кровь и не дать каплям упавшей крови оставить удобный для преследователя след, явно болела все сильнее и сильнее.
Хонат наконец предложил сделать привал. Они достигли небольшого гребня, на обратной стороне которого была пещера. Помогая Аласкону преодолеть последние метры пути, Хонат удивился, какими горячими стали руки навигатора. Он отвел его в пещеру, потом вышел наружу, на каменный выступ-полку, где стояла Матилд.
— Ему плохо, — тихо сказал он Матилд. — Ему нужна вода и новые листья для повязки. И то и другое мы должны каким-то образом для него добыть. Если мы преодолеем Хребет и выйдем в джунгли, без навигатора нам не обойтись. Он нам нужнее иглодела.
— Но что же нам сделать? Я могла бы сделать повязку, если бы у меня были листья. Но здесь нет даже воды. Это пустыня. Нам через нее никогда не перебраться.
— Все равно, нужно попробовать. Воду, кажется, я могу достать. На склоне, по которому мы поднимались, росла большая пиклоделия. Мы обошли ее как раз перед тем, когда Аласкон поранил бедро. Если я смогу вскрыть ее с помощью куска обсидиана…
Маленькая ладонь крепко сжала его локоть.
— Хонат, назад идти нельзя. А вдруг демон, который убил Чарла следит за нами? Он выходит на охоту как раз ночью… и эта местность для нас совсем незнакомая, чужая…
— Я всегда найду дорогу. Пойду на шум этого потока жидкого стекла, или из чего он там сделан… А ты собери свежих листьев для Аласкона и попытайся устроить его поудобнее. Немного ослабь ему жгуты на повязке. Я скоро вернусь.
Он ласково разжал пальцы Матилд, освободил свою руку. Потом, не колеблясь больше ни секунды, перебрался через валуны на вершине маленькой гряды и направился в сторону шумного потока прозрачного непонятного вещества. Он передвигался на четвереньках.
Но очень скоро он заблудился. Ночь была темная и абсолютно беспросветная, и вскоре он обнаружил, что шум потока доносится словно бы со всех сторон, не давая ему определенного направления. Более того, память теперь его тоже подвела. Каменная полка гряды, которая вела к пещере, вдруг резко повернула вправо, хотя он четко помнил, что она вела прямо, минуя первую боковую ветвь, а потом поворачивала влево. Неужели он пропустил в темноте поворот и вошел в боковую, правую ветвь? Он осторожно протянул вперед руку, нащупывая путь.
И в этот момент резкий порыв холодного ветра, пронесшийся среди скал гребня, заставил Хоната рефлекторно переместить вес тела, чтобы скомпенсировать ожидаемое перемещение опоры под ногами…
Он тут же осознал свою ошибку и попытался остановиться, но глубоко укоренившийся рефлекс было не так легко подавить в одно мгновение. Испытывая ужасное головокружение, Хонат напрасно ловил руками пустой воздух, ища опору… и в следующий миг полетел вниз.
В следующую секунду, испытывая привычное ощущение столкновения и дрожа от холода, пробежавшему по всему телу, он оказался по горло в ледяной… воде. Очень холодной, бурно текущей, но все равно ВОДЕ!
Он едва подавил истерический вопль. Ничего страшного. Он просто упал в поток воды и намок. Он почувствовал легкие прикосновения к бедрам и лодыжкам. Но бояться рыб не было причины — небольшие их стайки иногда водились в резервуарах бромеледов. Наклонив голову к воде и вволю напившись, он выбрался на каменистый берег, стараясь не стряхивать с шерсти драгоценную влагу.
Возвращение было делом простым.
— Матилд, — хриплым голосом позвал он. — У нас теперь есть вода.
— Скорее сюда. Аласкону стало хуже. Я так боюсь, Хонат…
Роняя капли воды, Хонат на ощупь пробрался в пещеру.
— У нас нет никакой посуды… Аласкону придется лизать твой мех, если он захочет напиться.
— Не знаю, сможет ли он подняться…
Подняться Аласкон смог, хотя и с большим трудом. Даже то, что вода была холодная — совершенно новое ощущение для человека, привыкшего к теплой, как суп, воде древесных резервуаров — казалось, придавало ему сил. Он снова лег, сказав слабым, но вполне нормальным голосом:
— Значит, это была все-таки вода.
— Да, — подтвердил Хонат, — и в ней даже есть рыба.
— Не трать силы, Аласкон, — с упреком сказала Матилд. — Тебе нужно отдыхать, а не разговаривать.
— Я отдыхаю. Хонат, если мы будем держаться русла потока… о чем это я? Ага. Так как мы теперь знаем, что это вода, то сможем пересечь Хребет, держась берега потока. Как ты обнаружил, что это вода?
— Потерял равновесие и свалился в нее.
Аласкон тихо рассмеялся.
— В Аду не так уж плохо, верно? — сказал он. Потом вздохнул, и ветки, на которых он лежал, заскрипели.
— Матилд… Что с ним? Он умер?
— Нет… Просто он еще слабее, чем сам думает, вот и все… Хонат, если бы те, там, наверху, знали, какой ты бесстрашный…
— Я тогда был перепуган до смерти, — мрачно ответил Хонат. — Я и до сих пор трясусь.
Но ее рука вновь коснулась его руки в непроницаемой темноте, и когда он в ответ взял ее руку, настроение Хоната странным образом переменилось. Аласкон тяжело и прерывисто дышал, и Хонат и Матилд сознавали, что в эту ночь им не уснуть. Они присели рядом на плоский камень, погруженные во временный покой, и когда вход в пещеру начал проступать на фоне светлеющего неба — приближался восход красного солнца — они посмотрели друг на друга, освещенные внутренним светом своей общей тайны.
Ад, — подумал Хонат, — и в самом деле не так уж ужасен, если разобраться.