Ножны моего нового оружия были украшены причудливыми узорами, а на лезвии кинжала у самой рукояти проступала вязь рун — стало быть, кинжал заговорен на одного хозяина. Не то, чтобы я сильно верила в подобную волшбу, но мне все равно было приятно.
— Береги себя, Риона, — со вздохом сказал мастер Громмыш почти как дядюшка Равель в казавшейся мне теперь такой далекой деревне.
— Ничего, — вымученно улыбнулась я. — У меня такие защитники, с ними не пропаду.
Однако же сердце тревожно сжалось. Диего и Келебран, разумеется, будут защищать меня от опасностей, но хватит ли им сил? Некстати вспомнилось искаженное судорогой лицо дел Арьянте в лесной пещере. Да таким защитникам и самим временами помощь нужна. Но почти сразу же нахлынул стыд за насмешливую мысль. Сама-то я хороша бы была, если бы не питье Келебрана и не гномий кулон, каким-то чудом оберегавший меня!
Почтенный гном, не подозревавший о моих размышлениях, осторожно погладил меня по плечу.
— Оно конечно, твои друзья воины знатные, — тихо произнес он, — только ты и сама будь настороже, хорошо? Эх, не хотел бы я отпускать свою дочь в подобный поход! Не место там девицам.
— Ничего уже не поделать, — возразила я. — К тому же мои спутники здорово меня выручили в свое время.
— Ну если у тебя долг чести, то с этим не поспоришь, — по-своему понял мои слова мастер Громмыш.
И опять я не стала его разубеждать. Рассказывать об угрозе быть пойманной храмовниками или же членами ордена, равно как и о принесенной королевскому кузену клятве на крови, у меня не было никакого желания.
Разошлись мы за полночь. Перед сном я еще раз полюбовалась новым кинжалом, вытащила его из ножен, потрогала кончиком указательного пальца острую сталь. И, не в силах расстаться с подарком, положила его под подушку, сама посмеиваясь над своим поступком.
Мне казалось, что я едва только смежила веки, а меня трясла уже за плечо Злата.
— Риона, просыпайся, пора. Твои спутники уже готовы.
Я нехотя слезла с постели, наскоро умылась и заплела волосы в косу, а затем облачилась в новый наряд. Когда я вошла в столовую, Диего и Келебран, дружно поглощавшие омлет с сыром и ветчиной, едва не поперхнулись. Громмыш, сидевший ко мне спиной, обернулся и расплылся в улыбке.
— Доброе утро, Риона. Проходи, присаживайся. Перед дальней дорогой следует хорошо подкрепиться.
Мой внешний вид не вызвал у него изумления. Видимо, мастеру довелось-таки некогда увидать представительниц своего народа в походной одежде. Мои же спутники не сказали мне ни слова, лишь переглянулись с изумлением.
Злата и передо мной поставила тарелку с пышным золотистым омлетом и ломтями мягкого свежеиспеченного хлеба — когда только успела его испечь? Неужели и вовсе не спала в эту ночь? Затем она вынесла блюдо с гусиным паштетом, нежным, словно тающим во рту, а на сладкое — тоненькие ажурные блинчики с малиновым вареньем. После столь обильного завтрака больше всего на свете мне захотелось вернуться в постель, но увы, выбора у меня не было. Следовало прощаться с гостеприимными хозяевами.
И мастер Громмыш, и его дочь заверили нас в своем дружеском расположении и приглашали непременно заглянуть погостить на обратном пути. Гном довел нас до перехода, за которым начинались запутанные коридоры, тянущиеся вверх, вниз и прямо сквозь горы.
— Ну ступайте, — сказал он, напоследок обняв меня и пожав руки мужчинам. — Да будет легок ваш путь и благосклонны к вам боги.
Бросив на него прощальный взгляд, я отвернулась и шагнула в неизвестность.
Освещение в переходах, пусть и тусклое, но все же имелось. Воздух был теплым и сухим, без малейших признаков затхлости. Первым шел Диего, то и дело сверяясь с картой, за ним следом — я, а замыкал нашу короткую цепочку Келебран. Первое время я еще пыталась рассматривать бесконечные коридоры, но они угнетали своим однообразием. Разговаривать было тяжело, все-таки продвигались мы довольно быстро, а я уже отвыкла от подобной нагрузки. Спустя несколько часов, показавшихся мне вечностью, я ощутила, что устала.
— Скоро сделаем привал, — ободряюще произнес невесть как учуявший мое состояние Келебран. — Но недолгий, ведь к вечеру нам желательно добраться до камеры.
— До камеры? — с невольным испугом переспросила я.
Слово это никаких добрых ассоциаций во мне не вызывало. Напротив, мне сразу же привиделось сырое мрачное помещение, вход в которое был прегражден решеткой. Там кого-то держат? Узника?
— Не волнуйтесь, Риона, — со смешком оборвал полет моей фантазии Диего. — Камерами гномы именуют небольшие пещеры, где дозорные либо же путники вроде нас могут провести ночь. У горного народа весьма своеобразное чувство юмора.
Я не поняла, что можно найти смешного в назывании места для отдыха камерой, но уточнять не решилась — и без того спутники мои вели себя как-то странно. Во время сборов они то и дело бросали на меня настороженные взгляды — полагаю, их смущали узкие штаны, обтягивающие мои ноги несколько неприличным образом. Но даже ради их душевного спокойствия переодеваться снова в платье я бы не согласилась. Несмотря на то, что прошли мы только самое начало пути, нам уже попадались места, где приходилось пробираться, согнувшись едва ли не в три погибели, а за то, что дорога впереди будет гладкой и ровной, поручиться никто не мог, так что жертвовать удобством я не собиралась.
Наконец, свернув в очередной раз, мы увидели нишу с высеченным в ней окном и несколькими небольшими обтесанными камнями.
— Обед, — объявил Диего.
Я с наслаждением опустилась на ближайший камень и со стоном вытянула ноги.
— Устали? — спросил дел Арьянте неожиданно заботливым тоном.
Я только кивнула. Тратить силы на разговоры мне было жаль.
— Утром сможете поспать чуть подольше. К сожалению, это все, чем я пока могу вас утешить.
Келебран тем временем присел рядом со мной на корточки. Сняв с меня обувь, он принялся разминать мне стопы уверенными сильными движениями. Я вспыхнула и попыталась отдернуть ноги.
— Не глупите, Риона, — серьезно сказал блондин. — Или вы хотите завтра передвигаться ползком? Уверен, вам это придется не по вкусу.
Я замерла и прикрыла глаза. Странно, но то, что мне казалось не вполне приличным и слегка волнующим, Келебран, похоже, воспринимал как нечто само собой разумеющееся. Да и Диего не обращал на нас никакого внимания, вытаскивая из сумки еду и раскладывая ее на белоснежной салфетке с вышитыми по углам цветами, врученной Златой. Усталость понемногу покидала мои ноги и наконец я довольно-таки смущенно пробормотала:
— Благодарю, Келебран. Довольно.
— Теперь вы сможете дойти до камеры и продолжить путь завтра, — он поднялся и устроился на камне рядом.
— Поешьте, Риона, — вклинился Диего, протягивая мне ломоть хлеба с изрядным куском ветчины. — Вам необходимо подкрепить силы.
Я благодарно кивнула и приступила к обеду. Некоторое время — пока не закончилась еда на импровизированном столе — царило молчание. Наконец Диего блаженно вздохнул и свернул салфетку, предварительно встряхнув ее.
— Отдыхать, конечно, замечательно, — вымолвил он. — Но пора продолжать путь.
Неохотно я поднялась на ноги, без особого удивления отметив, что усталость и тяжесть в них отступили. Все равно к вечеру, после долгого перехода, неприятные ощущения вернутся.
Опять потекли часы монотонной ходьбы по почти одинаковым коридорам. Хорошо еще, что идти пока можно было свободно, даже не пригибаясь. К вечеру, когда мы подошли к месту ночевки, ноги уже вполне ожидаемо вновь гудели.
Пресловутая камера представляла из себя небольшое помещение, на редкость аскетичное для гномов. Аккуратно сложенные в углу тюфяки, которые мои спутники тут же разложили у стены, да плоский камень, заменяющий стол — вот и вся обстановка. Зато вход в комнатушку закрывала дверь, а изнутри даже имелся засов. Я и сама не ожидала того облегчения, что испытала при виде немудреной задвижки. Оказывается, совсем о том не подозревая, я боялась спать в открытом коридоре или простой нише. Мы наскоро поужинали и устроились на тюфяках, завернувшись в вытащенные из узлов плащи. Уснула я быстро и утром не могла припомнить, что именно мне снилось.
Диего сдержал свое слово и позволил мне поспать подольше. Когда я проснулась, завтрак уже поджидал меня, а мужчины дожевывали свои пироги, запивая их морсом из фляги. Поев, мы возобновили наш путь. Переходы вновь утомляли однообразием и я, чтобы отвлечься от дороги, принялась вспоминать деревеньку, которую покинула не столь уж давно, пусть бы и казалось, что прошла уже вечность, ее жителей, дядюшку Равеля, Галну, кривого мельника… И даже не уловила момент, когда ушла в своих воспоминаниях дальше.
Покинув родной город, я не предавалась рыданиям, долгим размышлениям и воспоминаниям — на это у меня не хватало ни времени, ни сил, как физических, так и душевных. Передо мной стояла лишь одна цель — выжить, все прочее отошло на второй план. Решено было перебраться подальше от столицы в надежде, что в отдаленных провинциях храмовники не так скоро сумеют меня обнаружить. В ту пору об ордене я еще даже не задумывалась, к своему счастью, ибо для меня достаточно было постоянного ожидания только одной опасности. К храмам Молчаливого Бога я даже не приближалась и сознательно отправилась на запад, где его культ не был в особом почете. Лишь спустя довольно продолжительное время я выкроила несколько часов на прочтение тех книг, что дала мне Лита, и узнала, что нигде не могу чувствовать себя в безопасности. Наилучшим выходом для меня было бы найти себе влиятельного покровителя, который смог бы позаботиться обо мне и дать отпор и храму, и ордену, но подобный вариант вызывал во мне чувство гадливости и неприязни. Возможно, виноват в том был Карл, по моему разумению, предавший меня, но не менее вероятным являлось предположение, что те мужчины (надо сказать, немногие), что предлагали мне защиту и содержание, вызывали во мне разве что не отвращение: пожилые, расплывшиеся, с сальными улыбками и противными бегающими глазками. Так как денег у меня было немного, а подарки Карла, с которыми я рассталась без сожаления, особой ценности из себя не являли и выручить за них удалось лишь малую сумму, я принялась зарабатывать на жизнь честным трудом, благо, была к оному приучена.
На первых порах я пристроилась в трактир подавальщицей. Вот там-то я и получила несколько предложений пойти на содержание, а когда особо ретивые и немного (а то и изрядно) перебравшие посетители попробовали распускать руки, я была вынуждена отказаться от места. Некоторое время я перебивалась случайными заработками, а затем мне повезло устроиться поломойкой в небольшую аптеку. Хозяин ее, аптекарь Ним, был сухощавым сутулым старичком с обширной плешью и мудрыми выцветшими бледно-голубыми глазами. Он хвалил меня за усердие, изредка заговаривал со мной о своей работе, а заметив мой интерес, предложил попробовать помогать ему.
— Ты разумная девочка, Риона, — сказал он мне. — Не знаю я, что именно у тебя приключилось и отчего ты вынуждена сама зарабатывать на жизнь, да и выпытывать не буду. Захочешь — сама расскажешь, нет — так нет. Платить я тебе много не смогу, мази мои и порошки спросом хоть и пользуются, да дорого я за них не беру, а кое-кого из бедняков, как ты сама могла заметить, пользую и бесплатно. Но кров у тебя будет, и еда, и деньги какие-никакие тоже. Так что подумай.
Я, к тому времени давненько уже превратившаяся из Дары в Риону, охотно согласилась. С аптекарем мы ладили отлично, а ремесло его было мне интересно. Иногда, если я не могла сразу уловить суть его пояснений или же случайно путала ингредиенты, он поругивал меня, но беззлобно. Вскоре я уже стала считать его кем-то вроде деда, которого у меня никогда не было.
И именно в аптеке я познакомилась с Артуром.
Он зашел купить микстуру от простуды для своей двоюродной тетушки, у которой как раз гостил в ту пору, а вышел только уговорив меня встретиться вечером. Артур был молод — на пару лет старше меня, образован и красив. Мне тогда казалось, что более красивого мужчины на земле не сыскать. Любила ли я его? Я была уверена в том, что испытываю к нему это чувство. Пожалуй, это и была моя первая влюбленность, яркая и сильная, моя первая страсть. Аптекарь Ним осуждающе качал головой, когда я прихорашивалась, собираясь на свидания, но ничего мне не говорил, предоставляя самой принимать решения и набивать шишки. Со временем я узнала, что мой возлюбленный происходит из довольно богатой семьи, его родители проживают в соседнем городе, а сюда он приехал по приглашению тетушки. Я однажды рассказала ему свою историю, а он сочувственно сжимал мою руку и время от времени прерывал меня поцелуями.
— Бедняжка, — произнес Артур, когда мое повествование подошло к концу. — Как много довелось тебе пережить.
Вероятно, я сама наделяла его слова тем смыслом, который он и не собирался в них вкладывать. Отчего-то мне казалось, что наконец-то я нашла свой приют, свою тихую гавань, человека, на которого смогу положиться. И глядя в карие глаза возлюбленного, пропуская между пальцами пряди его русых волос, я ощущала покой и тихое счастье, от которого щемило сердце.
Спустя месяц наших встреч Артур снял для нас небольшой домик и уговорил меня уйти от аптекаря и посвятить себя ведению домашнего хозяйства. Пряча от стыда глаза, я сообщила о нашем решении жить вместе Ниму. К моему удивлению, услыхав мои слова, аптекарь не разозлился, а только горько усмехнулся.
— Надеюсь, что у тебя все будет хорошо, Риона. Хотел бы я ошибаться, но не нравится мне твой красавчик. Впрочем, ты и сама об этом знаешь. А мой опыт подсказывает, что в глазах влюбленных объект их любви непогрешим, как бы ни стремились окружающие доказать обратное. Чего уж там, я и сам когда-то… Ладно, это неважно. Запомни одно: двери моего дома всегда будут открыты для тебя.
Растроганная, я поцеловала старика и пообещала непременно пригласить его на свадьбу.
— Стало быть, твой красавчик уже заговаривал о женитьбе?
— Сначала ему надо съездить к родителям за благословением, а потом мы обязательно поженимся.
Мне показалось, что аптекарь хотел сказать что-то еще, но сдержался и промолчал.
Мы были счастливы. Целых две недели. Проводили вместе все время, ходили друг за другом, точно привязанные. Вместе покупали на оживленном рынке у бойких торговок продукты, из которых я готовила нам еду, в то время как Артур сидел за кухонным столом и с нежностью смотрел на меня. Вместе ели, спали, играли по вечерам в слова, болтали ни о чем и обо всем. А через две недели мой возлюбленный отправился навестить тетушку, к которой за все это время так ни разу и не удосужился заглянуть.
— Я недолго, — пояснял он мне, надевая плащ. — А то, право слово, нехорошо получается, я же вроде как к ней погостить приехал.
Я согласно кивнула и поцеловала его на прощание. А потом затеяла печь пироги, надеясь успеть к возвращению Артура, дабы порадовать его.
Скрип калитки я расслышала, но почему-то не придала ему значения, ведь ушел Артур совсем недавно. А затем дверь распахнулась — без стука. Незваная гостья замерла на пороге, рассматривая меня.
— Так вот ты какая, Даррана, — холодно произнесла она.
Сердце на миг замерло, а затем бешено заколотилось. Ладони вспотели от страха. Никто в городе не знал моего настоящего имени — никто, кроме Артура, однако же мысль о том, что любимый может выдать меня кому бы то ни было, даже не закралась мне в голову. А дама, богато одетая, с тяжелыми золотыми серьгами в ушах и кольцами, вспыхивающими разноцветными искрами, пренебрежительным взглядом окинула крохотную кухоньку, на которой я суетилась до ее прихода.
— Кто вы такая? — я изо всех сил старалась не сорваться на крик. — И что вам от меня нужно?
— Деточка, — пропела женщина на редкость противным голосом, в котором притворная ласка смешивалась с презрением. — Деточка, я пришла поговорить с тобой. Ради твоего же блага.
И она, не сняв уличную обувь, прямо по моим выскобленным полам прошла к столу, отодвинула стул и уселась, не дожидаясь приглашения. От злости у меня потемнело в глазах.
— Немедленно отвечайте, кто вы такая и зачем пришли, не то я…