— Помощник военного атташе Японской империи в Североамериканских соединенных штатах полковник Хейко Омура, — вежливо представился японец на правильном английском языке.
Выглядел он совершенно спокойным и, как ни странно, очень доброжелательным. В голосе даже присутствовали теплые нотки, словно он встретил старого знакомого.
Больше всего хотелось засунуть самураю стилет в глаз, но пришлось сдержаться.
— Александр де Лавардан… — сухо представился я, после чего представил Майю и Мадину.
Лука изумленно вытаращил глаза на полковника, после чего перевел на меня взгляд и попытался что-то передать неуклюжей мимикой на лице.
— На самом деле, я очень раз вас видеть в добром здравии, мистер де Лавардан, — искренне сообщил японец.
— Мы знакомы?
— В некотором смысле — да, знакомы.
— Извините, не упомню.
— Християныч… — вдруг громко прошипел Лука. — Дык, ентот же инородец отпустил нас…
— Ваш друг совершенно прав, господин Любич, — с поклоном подтвердил полковник на довольно чистом русском языке. — Но, справедливости ради, не отпустил, а всего лишь настоял на неукоснительном выполнении приказа господина генерала Харагучи. И при этом, я был совершенно убежден, что вы мертвы, мистер де Лавардан. Или господин Любич?
Меня словно молнией пронзило. Перед глазами проявилась яркая картинка.
В смешанной с кровью грязи валяется обезглавленный труп, из обрубка шеи вяло сочиться кровь, рядом с ним лежит молодой, истощенный парень в арестантской робе, весь заросшей спутанной бородой. Стеклянные мертвые глаза смотрят на покрытое низкими свинцовыми облаками небо.
— Заканчивайте с ними… — молоденький японский лейтенант брезгливо показывает на громадного детину в крестьянском армяке и худого старика с выбитым глазом, застывших рядом с мертвым парнем.
— Вы ничего не перепутали, лейтенант Таэда?.. — резко оборачивается японский полковник. — Вы собрались нарушить обещание господина генерала? Живо отпустить русских. Пусть заберут тело этого храброго воина и похоронят его по своему обычаю вместе с его оружием. Исполнять…
За сценой я наблюдал как бы со стороны и в мертвом парне рядом с обезглавленным трупом опознал себя. А в полковнике… в полковнике — как раз этого помощника военного атташе.
Етить… а этого сюда каким ветром занесло? И главное, какого хрена ему надо? Хотели бы убить, он не стал бы так палиться. Опять же, руки коротки в Америке меня достать.
— Вижу, что вы узнали меня, мистер де Лавардан, — вежливо улыбнулся полковник.
— Да, узнал… — коротко подтвердил я. — Хотя и не понимаю — как. Я действительно был в тот момент мертв. Или почти мертв.
— Я тоже сначала не поверил, — заметил японец. — Но в жизни случается очень много невероятного, так что я давно разучился удивляться.
— И давно вы опознали во мне того мертвого парня?
— Не сегодня, — невозмутимо признался японец. — Это случилось, когда мне предоставили досье на вас, мистер де Лавардан. Но с этого момента я ищу личной встречи с вами.
— Зачем? Впрочем, не суть, скажите, вы бы отпустили меня, если бы поняли, что я на самом деле живой?
Японец едва заметно пожал плечами.
— Я только проследил за выполнением приказа своего непосредственного начальника. Лично я, по собственной инициативе… если бы пообещал — то да. В противном случае — конечно нет. Лучший враг…
— Это мертвый враг, — закончил я за него фразу. — Чего вы хотите от меня?
— Услуги за услугу, мистер де Лавардан, — с легким волнением в голосе ответил полковник. — Если уж так случилось, что я поспособствовал выживанию вас и ваших друзей, то это можно считать услугой с моей стороны. Но сразу оговорюсь, мои слова не более чем просьба, но никак не требование.
Я озадаченно задумался. С одной стороны, можно его послать прямым текстом, а с другой, этот самурай действительно спас мне жизнь. Почему бы и нет, даже интересно что он потребует.
— Хорошо, господин Омура, действительно, сами того не желая, вы спасли мне жизнь, полковник. То есть, в определенном смысле, я остался вам обязан. И в определенном смысле — готов отдать долг. Но будьте реальными в своих желаниях.
Осама чопорно поклонился.
— Вы самый достойный враг, господин Любич, которого я только мог себе пожелать. Мое желание… ну что же… Я хочу вас убить!
Я невольно поморщился. Луну с неба еще попросил бы. Вроде не выглядит идиотом.
— Я не зря упомянул о реальных запросах, господин Омура.
— Вы меня не так поняли, мистер де Лавардан… — на лице японца промелькнула досада. — Извините, я так и не научился достоверно выражать свои мысли на русском языке. Я хочу скрестить с вами мечи в поединке, мистер де Лавардан.
— Опять неудачно, господин Омура. Вы не безвестный ронин, а помощник военного атташе Японии. Ваша смерть приведет к жуткому дипломатическому скандалу. Если мы увидимся на поле боя — я не откажу вам такой просьбе, но никак не здесь и сейчас. Хотите я подарю вам бутылку отличного виски, на этом покончим?
Последней фразой я специально захотел унизить самурая, но она не вызвала желаемой реакции…
Глава 16
— Я люблю хорошее виски, месье де Лавардан, — Омура улыбнулся. — Что до скандала — его не случится. Я не собираюсь афишировать поединок, мало того, заранее составлю предсмертное письмо, в котором укажу иную причину моей смерти.
— Зачем вам все это надо? — резко поинтересовался я.
— Есть несколько причин, месье де Лавардан, — с легким поклоном ответил полковник. — Одну из них я уже озвучил — о поединке с таким врагом как вы, можно только мечтать. Вторая причина — мне приказано вас устранить, приказ необходимо выполнить любой ценой, но на данный момент, никаким другим способом, кроме поединка я не способен это сделать. Еще одна причина — это тщеславие. Мне будет очень лестно убить вас, мистер де Лавардан. Наконец, следующий мотив — искренняя симпатия к вам.
— Симпатия, как повод убить? Оригинально…
Омура мягко улыбнулся.
— Европейцам трудно понять японский менталитет.
Каким-то странным образом, этот японский полковник тоже вызывал у меня некоторую симпатию. Возможно своей открытостью и доброжелательностью. Хотя, прекрасно зная изощренную хитрость азиатов, я абсолютно не обольщался в первых впечатлениях.
— Мистер де Лавардан, — продолжил полковник. — Я прекрасно понимаю, что ваши сомнения — ни в коем случае не трусость — а обычная осторожность. Если бы вы немедленно приняли мой вызов, признаюсь, я бы несколько разочаровался в вас. Возможно, вы лучше поймете мои мотивы, если мы познакомимся несколько ближе? Приглашаю вас ко мне домой. Обещаю, визит будет очень интересен вам и познавателен. Можете взять с собой сколько угодно охраны, уверяю, вам ничего не будет грозить.
Омура чопорно поклонился мне, развернулся и отошел в сторону.
— Что ему надо было? — стразу после этого поинтересовалась Майя.
— Хотел вызвать меня на поединок… — задумчиво ответил я.
— А ты?
— Отказался…
— Саша… — Майя взяла меня за ладонь. — Это тебя огорчило?
— Не знаю…
И постарался этот разговор замять. Вечер пошел своим чередом, пользуясь случаем, я провел несколько встреч с нужными людьми, а потом состоялось явление Христа народу. Хотя нет, простите, это я образно, посол Британской империи в Соединенных штатах на него никак не тянет.
— Позвольте представиться, посол Британской империи в Североамериканских Соединенных Штатах Джозеф Парсон. Мы с вами были представлены на инаугурации президента Рузвельта, мистер де Лавардан… — сухой моложавый старик в хорошо пошитом фраке исполнил официальный поклон.
— Мистер Парсон…
Поход посла меня особо не удивил, так как я давно ждал, когда, наконец, бритты подсунут мне своего очередного эмиссара. Не могли не подсунуть. Как раз время пришло.
Гонориться и посылать его подальше тоже не стал — посол в Америке и, к примеру, британский консул в Марселе — это совершенно разные фигуры.
— Рад встрече с вами, мистер де Лавардан… — посол вежливым жестом пригласил меня отойти в сторону. — Пользуясь случаем, хочу выразить свои сожаления случившемуся во Франции. Уверяю, все причастные уже наказаны и ничего подобного впредь не будет допущено.
Я молча поклонился, показывая, что удовлетворен.
Далее последовала короткая разведка боем со стороны британца, после чего он откровенно поинтересовался, какого хрена, то бишь зачем я лезу в Россию.
Я сделал легкую паузу, цинично улыбнулся и ответил:
— Первая и основная причина — это власть, мистер Парсон. Банальная власть. И все, что она может мне дать. Для начала, я хочу сделать свою партию весомым игроком во внутриполитической среде и провести ее в Думу. Дальше — по обстоятельствам.
— Царь Николай? — коротко поинтересовался британец.
— А что царь? Меня абсолютно устраивает нынешний император России, со всем его безволием и возможностью на него влиять должным образом, — нагло соврал я. — Сложившуюся монархическую систему я не собираюсь менять. Нет никакого смысла.
При этом, нагло соврал, так как догадывался о том, что Николай под номером два пока полностью устраивает островитян и попытки его свергнуть могут наткнуться на жесткое противодействие со стороны Британии.
— А ваша антияпонская риторика? — продолжил допытываться Парсон.
— На патриотической риторике в России легче всего влиться во власть. На данный момент лучше японцев, другого раздражителя для русского народа нет и не предвидится. Вот как раз на этом я и собираюсь сыграть.
Парсон машинально кивнул, словно я подтвердил его догадку.
Ну что же, пусть думает, что хочет. В самом деле, только идиот может сейчас спрогнозировать мое желание объявить войну косоглазым, а бритты не идиоты ни разу. Пока меня все устраивает, а когда догадаются, наконец, будет уже поздно. Конечно, после того, как я раскрыл планы Рузвельту, опасность утечки информации несколько возросла, но не думаю, что американцы сдадут меня японам или кому-либо еще. Не-ет, пиндосы нация торгашей, политическое иезуитство у них в крови, они ни за что не упустят возможность нажиться на ситуации. Я даже примерно представляю, как они поступят. Рузвельт сам выдал сегодня себя. Сначала помогут, чтобы стравить с косоглазыми, дождутся результатов, а потом попытаются отжать Сахалин себе. Так что, по моему глубокому мнению, опасаться слива со стороны пиндосов пока не стоит.
— Мистер де Лавардан, какой вы видите политику России после вашего прихода к власти? — посол не собирался униматься.
Я мило улыбнулся.
— Пора приобщать Россию к демократическим ценностям, мистер Парсон. Моя политика будет идти в унисон с политикой моих союзников.
По лицу посла пробежала едва заметная торжествующая ухмылка.
— Мистер де Лавардан… — он почтительно поклонился мне. — Мы так же ценим своих союзников и готовы им оказывать любую возможную помощь.
— В таком случае мы договоримся…
Мы обговорили вопросы связи, обсудили будущую встречу в одним из членов британского правительства, после чего расстались абсолютно довольными друг другом.
Ну что могу сказать. Пока процесс пудренья мозгов островным обезянам идет по плану. Пусть помогают, я не откажусь. Ну а дальше… дальше уже будет поздно. Придется им опять со мной договариваться. Или снова попытаться убить. Но это дело привычное, я всегда готов.
Настроение начало слегка подниматься, но тут я опять заметил японского полковника и вдруг, совершенно неожиданно для себя, сам себе стал противен. И причина этого тоже не осталась скрытой.
Три тысячи чертей и преисподняя… а ведь я сильно изменился. Превратился в какого-то делягу-торгаша и перестал быть похож на того графа божьей милостью Жана Арманьяка, который всегда смотрел на смерть с открытым забралом и которого не приходилось уговаривать скрестить клинки, и тем более, на штабс-ротмистра Любича, что развешивал гроздьями косоглазых на Сахалине.
— Черт… — вырвалось у меня вслух.
— Тебе все-таки не дает покоя этот японец? — тихо спросила Майя. — Так убей его и успокойся, наконец.
— Я тебя люблю… — я взял жену за руку и поцеловал ей запястье. — Ты самое лучшее, что со мной случилось.
— Вы изощренный льстец, Александр Любич… — Майя лукаво улыбнулась, а потом прошептала дразнящим шепотом мне на ухо. — Но поторопитесь, кавалер. Ваша дама на вас рассчитывает сегодня ночью.
— Мадам, я всегда к вашим услугам! — я исполнил дурашливый поклон и приказал айну. — Тайто, отправляйся домой. Возьмешь меч в моем кабинете, на стене второй слева в первом ряду. И парную к нему дагу. Он рядом. Где моя тренировочная форма — ты знаешь. И мухой тащи все сюда.
— Отец… — айн поклонился и испарился.
— Подраться решил, Християныч? — вздернул бровь Лука. — И кого резать собралси? Никак косоглазого ферта?
— Его братец, его. Так, пока малой не отъехал, возьми из машины бутылку арманьяка. Да, ту темного стекла.
После чего нашел взглядом японца и подошел к нему.
— Мистер де Лавардан? — полковник явно удивился.
— Вы говорите, что любите виски? Право слово, оно не стоит того. Я вас сегодня познакомлю с другим напитком, более изысканным. И вот еще… мне здесь не нравится. Сменим декорации…
Я походя стащил со стола пару бокалов, после чего мы вышли в сад.
— Это арманьяк, божественный напиток, он создан задолго до того, как появилось виски. Его надо пить маленькими глотками, не спеша, наслаждаясь каждым мгновением…
— Как насчет тоста? — Омура взял бокал и задумчиво посмотрел на газовый фонарь через него.
— Не обязательно, но как вам угодно.
Полковник улыбнулся.
— Я просто скажу словами моего любимого поэта, Одзава Роаи, он жил в восемнадцатом веке… — после чего с блаженной улыбкой продекламировал нараспев:
Все тяготы мира
На деле несут человеку
Великое благо,
Но как бы узнал я об этом,
Когда бы на свете не пожил?
И воскликнул, отпив из бокала.
— О-о-о, это действительно божественно. Чем-то напоминает коньяк, но лучше, много лучше…
Я хмыкнул:
— Коньяк и рядом не стоял. Пожалуй, я вам отвечу тоже стихами.
Враг помогает, друг вредит;
Вкус мы находим только в сене;
Бесстыдник тот, кто терпит стыд;
Без равнодушья нет влеченья;
Порука силы — ослабленье;
Бывает мышь страшней, чем слон;
Примета памяти — забвенье;
Не глуп лишь дурень, что влюблен…
По лицу полковника пробежало удивление.
— Очень изящно и очень глубокий смысл. Кто написал эти стихи?
Я невольно улыбнулся, вспомнив шута Франциска Наваррского.
— Франсуа де Монкорбье, он жил во Франции, в пятнадцатом веке. Его еще называли Франсуа Вийоном.
— Кем он был?
— Поэтом и очень умным человеком. Но бог с ним. Самая пора снова наполнить бокалы. Ваше здоровье… Да, хотел спросить, вы говорили, что испытываете искреннюю симпатию ко мне?
— Да, вы мне нравитесь, месье де Лавардан, — подтвердил японец. — Я восхищаюсь вами. Можно сказать, вы даже мой кумир.
— И при этом, прекрасно осознаете, что я враг. Не вступает ли это в противоречие с первым утверждением?
— Нет, не вступает. Все дело в сатори… — спокойно ответил Омура. — Сатори — конечная цель всех духовных и физических упражнений. Прозрение, просветленность. У человека достигшего просветления открывается «третий глаз», и он начинает видеть действительность как бы со стороны за счет обостренной восприимчивости всех пяти чувств.
«Очередная буддистская мура… — подумал я. — Но звучит заумно и красиво…».
Но ничего озвучить не успел. Нас нашел Тайто.
— Отец… — айн застыл в нескольких шагах от нас и поклонился.
Я ему кивнул и обернулся к японцу.
— Ну что, полковник. Насколько я помню, вы вызывали меня на поединок? Ваше желание еще действительно?