Не обратив на них внимания, предупредил и ладно, я добавил, обращаясь в основном к Юлии:
— Как загрохочут бомбы и поезд остановится, если не слетит с рельсов, сразу бегите прочь от поезда. Хотя бы на полкилометра, потом просто лягте на землю, дожидайтесь, пока немцы не улетят. К поезду не возвращайтесь, идите к ближайшей дороге. Документы держите при себе.
Агроном в отличие от капитана не стал продолжать прерванный сон, а с интересом следил за тем, что мы делаем. Оставив вещи в купе, я сбегал в туалет, хотелось по маленькой. Проводница спала, но я всё равно поднял её. Так же сонно хлопающей ресницами сообщил, что нас скоро будут бомбить, поэтому велел нести чай в наше купе на троих, можно с печеньем. Печенья желательно побольше, лучше всё, что есть в наличии. Я знал, что проводница им приторговывает, она мне его уже предлагала.
Вернувшись в купе, агроном тоже стоял, одевался, я занял полку Юлии, и надел котомку. А сидор поставил рядом у стенки со стороны коридора, у окна устроилась Дина, дочка Юли. Недовольная проводница принесла чаю, агроном сам себе заказал, я брал только себе, Юлии и Дине. Так же я принял два пакета с печеньем, один убрал в котомку. Хотя та и так топырилась, будучи полной как сидор, другой передал Юлии, велев убрать в его сумку. Мол, пригодится в будущем. За всё уплатил я. Потом мы спокойно сидели и пили чай. Соседи спокойно, я же сидел напряжённым, прислушиваясь к каждому звуку.
— Самолётики, — сказала Дина, указав мальчиком в окно. Там уже давно рассвело, так что было отчётливо видно стайку самолетов, что шли в сторону Минска.
— Минск бомбить полетели, — сказал я.
— Что за чушь, это же наши?! — возмутился агроном, снова разбудив капитана.
— Ошибаешься, — хмыкнул я. — Это немецкие бомбардировщики.
Все трое попутчиков, чуть не сплюснули носы о стекло, разглядывали чужие самолёты.
— Не припомню я у наших соколов машины с такими силуэтами, — озадаченно сказал капитан, отстраняясь от стекла.
В это время раздался грохот и состав содрогнулся, экстренно тормозя. Я бы даже сказал, не тормозя, а вставая дыбом. Я-то ладно подготовился, опёрся ногами о противоположную полку, и удар перенёс нормально, вот другие полетели вверх тормашками. Говорил же приготовьтесь, несколько раз повторил, нет, не верили. Взрослым я не помогал, а вот Дину попридержал, чтобы её телами не раздавали. Успел выдернуть из-под туш пассажиров и тела матери.
Как только вагон замер, причём как-то скособочившись, я вскочил и, закидывая за спину сидор, поправляя лямки, рявкнул:
— Чего стоите, быстро из вагона пока они на второй заход идут! — и первым рванул из купе, держа ревущую от испуга девочку в руках, за мной следом пошатываясь, побежала Юлия, не забыв прихватить свой сумку со всеми документами. Ага, видать не зря я ей вдалбливал, чтобы она брала её, не забыла в горячке бомбёжки.
Дверь в тамбуре была открыта, было видно убегающую проводницу и несколько пассажиров из нашего вагона, нам ещё повезло, сутолоки не было, многие просто не понимали, что случилось, попадав с полок, а проводница молодец, быстро среагировала. Спрыгнув на насыпь, я поставил Дину на землю и развернулся, помогая Юлии спуститься. Её лицо было в крови, видимо кто-то из попутчиков заехал в лоб, или сама обо что-то ударилась. Там была ссадина.
— Как ты? — спросил я у неё, поставив на землю, после чего мы втроём побежали в чистое поле.
Ни одной рощи вблизи я не рассмотрел. Кстати, вагон передней парой действительно сошёл с рельс, перед ним нагромождение двух мятых вагонов, большая воронка и… уходящий вдаль поезд. Видно бомба попала в середину состава, наш вагон был предпоследним, поезд рванул дальше, а мы остались. Три вагона на рельсах и три вагона в виде груда железа. Один начал гореть, до нас сквозь шум моторов возвращающихся самолётов доносились крики и вой заживо сгорающих людей.
— Грудь болит и лицо, — ответила та морщась.
Бежала она позади, уцепившись за мою куртку, и болтало её в разные стороны. Ничего, это нормально, стресс и испуг, да ещё придавали. Пройдёт.
— Ничего, отбежим подальше, посмотрю, что там у тебя.
Быстро осмотревшись, я снизил скорость и перешёл на шаг, поставив Дину на землю.
— Что случилось? — тут же спросила её мать.
— Всё нормально. Это оказывается, бомбардировщики были, а не штурмовики, вот те твари опасные… Ложимся! — скомандовал я и первым рухнул на землю, закрыв собой снова захныкавшую Дину.
Дело было в том, что атаковала поезд тройка бомбардировщиков, пара пошла за уходящим поездом, а третий как раз повторно заходил на цель. Мы удалились от вагонов метров на четыреста, поэтому заметив, что вот-вот на них посыпятся бомбы, я мысленно прикинул расстояние, разлёт осколков и велел ложиться. Мы вышли за зону гарантированного покрытия.
Из вагонов всё выпрыгивали и выпрыгивали люди, некоторые даже в окна лезли, да и на поле их хватало, но тут вагоны накрыло градом бомб, кажется, это были сотки, и всё потонуло в грохоте разрывов. Теперь не было слышно ни криков людей, ни воя бомбардировщика. Встав, я сбросил с себя тело Юлии, правда та и сама зашевелилась, бросившись к дочке, и осмотрелся, прочищая уши. Грохнуло знатно, но к счастью меня не сильно оглушило, я заранее по привычке открыл рот. Звук вернулся быстро, снова рёв моторов удаляющегося бомбардировщика, и крики людей, но уже не так многоголосо, потери были большие.
Как оказалось, это ещё было не всё, бомбардировщик, что разнёс остатки вагонов, разворачивался для повторного захода. Он конечно не штурмовик и пушек не имел, но прочесать из пулемётов поле был в состоянии, чем явно собирался заняться.
— Тварь, — с ненавистью прошипел я. — Видишь же что тут гражданские, не воинский эшелон.
Конечно, в вагонах военных хватало, я бы даже сказал их было половина от общего числа, но всё же это был беспредел.
— Бежим? — испуганно спросила Юля.
— Нет, — отрицательно покачал я головой. Пристально отслеживая все движения бомбардировщика. — Он не на нас заходит. Левее, если побежим как раз под очередь попадём.
Я с безразличием посмотрел, как мимо пронёсся агроном из нашего купе с выпученными от ужаса глазами, и как он изломанной куклой упал, попав по длинную очередь бортового оружия немца, понявшего много фонтанчиков по земле. Буквально метрах в тридцати от нас. Я не ошибся, очередь прошла в стороне.
— Всё-таки бог скотина, раз лишил меня моих умений. Лечить я теперь не могу, — пробормотал я оглядываясь.
Раненых было не просто много, а множество, они лежали и корчились на земле, были слышны крики и стоны. Самое страшное, было несколько детей, вот на них даже я смотреть не мог. Помочь я им ничем не мог, но виноватым в этом я себя не чувствовал. Виновен был тот, кто лишил меня силы лечить людей. Чтобы ему там икалось наверху.
— Вот теперь бежим, — подняв Юлю под локоть, я помог ей бежать, не забыв подхватить Дину. Не успели мы отбежать метров на триста, как бомбардировщик пошёл на третий заход. Причём, прямо на нас.
Развернувшись, я потянул попутчиков за собой, мы успели выйти из-под обстрела, и досталось основной массе бегунов. После этого бомбардировщик, медленно набирая скорость, направился к своим.
— Номер «тридцать семь», я запомнил тебя мразь, — зло прошипел я, провожая немца глазами.
— Что теперь будет? — устало спросила Юля.
— Вы сейчас идёте за мной к дороге, после чего возвращайтесь к Минску, садитесь на ближайший поезд и двигаетесь в Москву. Москву немец не возьмёт. Нигде не задерживайтесь, немец быстро будет захватывать наши территории.
— Откуда ты всё это знаешь? — стараясь не смотреть вокруг, спросила Юля.
— Потому что знаю. Всё, идём. Тут много людей выжило. Вон медики имеются, есть, кому людям помочь. У тебя задача сохранить дочь, у меня другая, не менее важная.
— Тебе не страшно смотреть на всё вокруг? Ты совершенно спокоен, — продолжала задавать вопросы Юлия.
— Да нет, для меня практически привычное зрелище, я видел картины и похуже. Неприятно конечно, но не критично.
Я закрывал глаза Дины рукой, чтобы та не видела весь тот ужас, что творился вокруг, а пробирало даже Юлию, та шла и плакала. Мы прошли мимо разрубленного почти пополам тела нашей проводницы и стали уходить дальше в поле, тут мертвецов уже не было, только вдали виднелись спины удирающих пассажиров, что не могли остановится.
Отойдя от остатков поезда на полтора километра, я осмотрелся и, подмяв пятачком рожь, велел садиться. Дина уже с полукилометра бежала рядом сама, так что она была в порядке. Сняв сидор, я развязал горловину и достал флягу. У меня их было две, вот эта вот, стандартная красноармейская из толстого стекла, и ещё одна, жестяная двухлитровая лужёная, тоже находилась в сидоре. В лужённой была вода, вчера вечером залил во время одной из остановок, в этой неразбавленный спирт.
Достав так же литровую кружку, я её купил, чтобы варить в ней чай вместо чайника и, плеснув на дно грамм пятьдесят, разбавив водой на глаз, протянул Юлии:
— Пей, я потом осмотрю тебя.
Та залпом опрокинула кружку и лишь поморщилась, но печеньку что я ей протянул, взяла. Поставив флягу и кружку рядом, шлёпнул по руке Дины, что к ним потянулась, той хотелось пить, я достал бинт и, отрезав финкой кусок, нож у меня за голенищем был, промокнул его остатке водки на дне кружки и стал стирать кровь с лица девушки. Очистив рану, я прикинул и сказал, что зашивать не требуется, сама зарастёт, но повязку на лоб всё же наложил, предохраняя рану от пыли и пота. Потом пощупал бок и сказал переломов нет, но возможна трещина в одном из ребер. Пусть она не напрягает этот бок. У Дины кроме царапин ничего не было, я так вообще не пострадал. Дав всем напиться из лужёной фляги, ополоснув предварительно от водки кружку, я сложил все вещи на место и, не обращая внимания на удивлённый взгляд Юлии, достал пистолет и сунул его за пояс под рубаху, запасные магазины убрал в карманы брюк. Мне сейчас требовалось автоматическое оружие.
— Передохнули? — спросил я и, получив согласные кивки, сказал, вставая и закидывая сидор за спину. — Тогда идёт. Наша дорога только начинается.
По полю мы шли не одни, я визуально видел потерянно бредущих человек десяток гражданских. Военных среди них не имелось, видимо они вернулись к остаткам поезда. Мы же довольно скоро вышли на дорогу, и я подошёл к семье из мужчины, женщины и трёх детей, повезло, выжили и, попросив их принять в свою компанию Юлию с дочкой, отправил её с ними. Те тоже возвращались в Минск, так что им было по пути. Так встав на обочине простой полевой дороге, я махал рукой Дине и Юлии, удаляющимся от меня неспешным шагом.
Естественно я мог помочь своим попутчиком припасами и средствами выживания, но они мне были нужны самому, поэтому ничего от меня им не ушло, хватит и перевязки. Лишь одно я сделал без сомнений, незаметно передал девушке один из «Наганов» с запасом патронов. Она жена красного командира, разберётся. Та подтвердила, что хорошо владеет этим типом оружия, хотя у её мужа был «ТТ».
Как только пассажиры разгромленного поезда скрылись за складкой местности, к ним ещё две женщины присоединилось по пути, я развернулся на каблуках сапог и энергично зашагал в сторону границы.
С моменты моего пробуждения на полке в купе, всё как-то времени не было рассказать, что происходило со мной за эти дни, но сейчас думаю пора, тем более не знаю, сколько мне идти по этой дороге и время пока есть. Было утро, однако прохлады не было, сняв сидор и котомку, я расстегнул куртку, потом свернул её и закрепил на сидоре. Снова накинув лямки сидора и сумки на плечах, я продолжил путь. Теперь я был в одной рубахе, да в майке под ней, про штаны и трусы и не говорю.
Так вот, устроившись тогда в Москве, сняв комнату, я энергично принялся решать свои дела. Первое по письмам. Написал восемь плотно набитых листами конвертов, подписал всё только так: Товарищу Сталину. Совершенно секретно. Лично в руки. Экземпляр номер 1.
Остальные были пронумерованы до восьмого конверта. Чтобы они не затерялись, я в каждый вложил бумажку с сообщением, сколько всего было писем, с пронумерованными листками. А положил их в потовый ящик здания Лубянки. Они ещё и в щель пролезать не хотели, еле пропихнул. Через несколько часов я покинул столицу, направляясь в сторону Минска. Так что пусть ищут.
В письмах Сталину был краткий курс истории, до развала СССР, ну и естественно период Отечественной войны. Ещё хотел написать, как развивалась техника, но решил оставить это на потом, вот других Посредников сдал, причём сознательно. Описал кто такие Посредники, что означает Ось Миров, ну и остальное, дав детальное описание внешнего вида и характеров двух других Посредников. Ну Мэй-то я плохо знал, а вот Гришу описал точно, предупредив что он может переметнуться к немцам. Знал он немного, всё-таки политик больше, экономист, но направить немцев по правильному пути был в состоянии. Русских он ненавидел. Надеюсь, информация пойдёт впрок. О себе я написал так, третий Посредник, русский, на контакт не пойду, не интересует. Вот и всё.
Набег на рынок я совершил следующим утром. Купил себе бельё в двух экземплярах, состоявших из трусов и маек, одно сейчас на мне, стирать уже пора, второе в сидоре. Широкие очень крепкие штаны, удобные и для схваток и для долгих дорог, думаю, лето они выдержат. Ещё взял большое полотно мягкой ткани для портянок, крепкие сапоги, причём не те, что для форса, а реально для дорог. Рубаху новую взял, тёмно-серую, коричневого цвета лёгкую куртку, и кепку. Вот и всё из одежды. Я же на себе всё таскать собираюсь, лишнее мне без надобности. Брал только то, что долго прослужит. Теперь по остальному. Купил трёхлитровый котелок без крышки, литровую кружку, мешочки с купами, пять банок с мясными консервами, килограмм соли смешанный с перцем, сам мешал, привык к такой смеси, два бруска мыла, небольшое полотенце, две фляги, и главная покупка, это новенький бинокль в чехле. Вот он может пригодиться, поэтому и находился в котомке под рукой. Так же стоит добавить про ещё одну немаловажную деталь, даже две, это небольшой, но крепкий топорик с отличным лезвием, долго не затупиться, и настоящая армейская плащ-палатка. Палатку я решил не брать, тяжела, а вот плащ-палатка самое то. Ещё была всякая мелочь, вроде иголок с нитками, бруска для заточки лезвий и средства для ухода за оружием. Прикупил из-под прилавка. Это всё, остальное добуду уже тут, по ходу дела. Одним словом посмотрим.
Ах да, забыл добавить про ремень. У меня был настоящий командирский ремень. Спустя час, с того момента как расстался с попутчиками, я присел на обочину и поменял свой обычный ремень на командирский. Повесив на него красноармейскую флягу в защитном чехле. Оружия у меня на виду не было, пистолет под рубахой, как и ремень с флягой, сунуть руку под неё и всё, вооружён. Так что, собравшись, я двинул дальше, километр бегом, километр быстрым отдыхающим шагом. Так и двигался несколько часов без остановок.
Естественно я не забывал активно крутить головой, в небе висели самолёты, непонятно, то ли свои, то ли немецкие, бинокль в этом не особо помогал. Я лишь один раз с уверенностью опознал наши ястребки, «И-16» трудно с чем-то спутать, два звена по три самолёта ушли в сторону границы, больше я их не видел, надеюсь, вернулись они другим маршрутом. Один раз я со спины заметил поднятую пыль и полчаса лежал в поле, укрываясь от проходившей мимо армейской моторизованной колонны. Там даже танки были. «Тридцатьчетвёрок» или «КВ» я не рассмотрел, а вот «Т-26» разглядел отчётливо, были танки и с другими силуэтами. Танков было немного, полтора десятка, и около полусотни набитых бойцами грузовиков. Пушки тоже были, а вот зенитки не разглядел ни одно, даже счетверённых «Максимов» не было.
Вернувшись на дорогу после их ухода, где ещё долго висела мелкая пыль, я продолжил свой путь, а шёл я к Бресту. Так вот, закончив в Москве с покупками, я в свободное время, а было у меня всего три дня, занялся организацией схронов, один организовал в одном из парков, вырыв и замаскировав ночью тайник, там улеглась часть золота, один из «ТТ» с запасом патронов и деньги. Другой уже сделал за территорией Москвы, так же прикопав под деревьями в парке. Там спрятал кроме драгоценностей, деньги и «Наган», так что отправлялся на войну я с двумя единицами оружия, сейчас после щедрого подарка я остался с одним только «ТТ».