Время Обреченных - Валидуда Александр Анатольевич 20 стр.

– Да я знаю, но дети всё одно говорят по-своему.

– Может быть они и правы…

Елисей пожал плечами. Сейчас он смотрел на Ирину по-новому. Пусть она ещё студент-практикант, но будущий учитель. А ведь эта профессия в России считается одной из первейших по важности, что уж говорить о почёте и ответственности Учительского Корпуса? Отбор на факультеты народного образования весьма жёсткий, помимо хороших отметок и рекомендаций сормовских отделений школ и гимназий, абитуриенты проходили ряд собеседований в специальной госкомиссии от РНС, где у соискателей выявлялся нравственный стержень. Да и в ходе учебы на всех курсах спецкомиссия не отстранялась от опеки над студентами. Стране нужны достойные граждане, а значит и достойные учителя школ, гимназий и реальных училищ.

Задумавшись, Елисей уставился на водную гладь пруда, не замечая её.

– Мечтаешь? – Ирина тронула его за рукав.

– Что? А, нет… Просто вот попытался тебя представить в учительском вицмундире. Не очень-то выходит.

– По правде, я и сама пока что себя в нём не представляю.

– Интересно… а что преподавать-то будешь?

Ирина пожала плечами.

– Посмотрим. От вакансий зависит.

– Это как? Хочешь алгебру, хочешь черчение, а захочешь и литературу?

– Примерно так, но не совсем, – она слегка смутилась, потом улыбнулась и объяснила: – У меня две аттестации. По истории и по расологии.

– Расология… В моё время её не изучали.

– Не удивительно. До большевицкого переворота она преподавалась только в нескольких университетах. Летом-осенью семнадцатого были убиты все русские учённые-расологи, большая часть их трудов исчезла. Научные публикации сохранились лишь в некоторых библиотеках и только там, где комиссаров не было. Или где они пробыли недолго. Да лет на десять, наверное, революция развитие расологии затормозила. А в школах, а в школах её четыре года как ввели, вместе с евгеникой.

– Ладно расология, она для меня… не сказать что лес дремучий, лекторы и к нам в часть иногда наезживают, зато по истории у меня отменно было.

В глазах Ирины вспыхнул огонёк, она улыбнулась. И как-то даже не снисходительно улыбнулась, а жалостливо.

– Понимаешь в чём штука, Елисей, возникни у тебя надобность вновь учить историю, тебе пришлось бы переучиваться.

– Это почему ещё?

– Потому что лет шесть как новая программа введена. Историю теперь преподают по Классену, Флоринскому и по Ломоносову. А Василий Маркович Флоринский стоял и у истоков евгеники, его труд 'Усовершенствование и вырождение человеческого рода' был издан ещё в 1866 году.

– Погоди… Быстьтворию Михайла Ломоносова и нам в юнкерском училище давали.

– Сейчас немного по-другому её дают. После смерти Ломоносова его архивы по быстьтвории попали к Шлёцеру. А тот, подлец, частично извратил труды великого учённого. Да так и издал.

– Что ж теперь в школах учат? Про Арктиду-Гиперборею? Про Мировой Лёд?

– Положим, теория Мирового Льда не у нас преподаётся, а в Германии… Они там с ней как с ума посходили.

– И шут с ними, махнул рукой Елисей.

На скамье они сидели в полуметре друг от друга, постепенно их покидала лёгкая взаимная напряжённость. Разговор для Твердова выдался интересным, никогда прежде он не касался в беседах с девушками подобных тем. Горячим сторонником новых научных теорий он не был в силу одной простой причины – банальной нехватки досужего времени, однако в общих чертах в современных научных изысканиях как русской науки, так и зарубежных учённых, понятие имел. Знаком был и с теорией Мирового Льда, основывавшейся на постулатах Фридриха Шлегеля, что много тысяч лет назад существовал некий высокоразвитый народ, Родиной которого были Индия, Гималаи, Европа и Персия, и что потомками этого народа были созданы в последующем все великие цивилизации древности. Шлегель назвал протонарод ариями. Саму теорию создал Ганс Гербингер и гласила она о древней доисторической катастрофе, погубившей прошлую высокоразвитую цивилизацию ариев. Причиной катастрофы являлось падение гигантских ледяных метеоритов, от вхождения в атмосферу которых гравитационное поле Земли создало гигантские волны, смывшие с суши всё живое. Гербингер утверждал, что катастрофа эта произошла около 10 тысяч лет назад. Последствиями катаклизма стала гибель значительной части древней растительности и животного мира, а также множества людей, в том числе ариев, обладавших парапсихическими способностями. По Гербингеру, арии смогли выжить в высокогорьях Южной Америки и Тибета, спустя время они начали экспансию по всему миру, вытесняя огнём и мечом неполноценные народы, смешивая с ними свою благородную кровь. Арии де растворились в низших народах, но наиболее концентрированная арийская кровь сохранилась в Германии, Скандинавии и Англии. Славяне также объявлялись потомками ариев, но менее чистыми, так сказать неполноценными ариями. В интересах политики в Германии последний постулат не афишировался, кому надо, тот знал, в России же этот постулат вызывал самый разный спектр реакций: от улыбки, до раздражения. В России существовала собственная теория академика Светланова о величии древних праславян, в которой он о древних готах, как о потомках изгнанных некогда из славянского лона "племён", отзывался весьма не лестно.

– Мне милее теория Светланова, – сказал Елисей. – Он и про другие планеты писал…* Только почему-то академия наук на Сибири зациклилась. Немчура да англичане вон по Тибетам, да по Андам шастают.

– У нас и своего много интересного и не только в Сибири. Про раскопки слышал?

– На Печоре? Или на Алтае?

– Значит, слышал, – удостоверилась Ирина. – А про раскопки курганов в Манжурии, которая наше исконное Заамурье не доводилось слышать?

– Про это – нет, – Елисей пожал плечами. – Всё как-то времени нету за наукой следить. Что в газетах да кине освещают, то и знаю. Хотя… хотя у нас в полку есть на этом деле помешанные.

– Ты бы поинтересовался у них о Заамурье. Там ведь много интересного в курганах раскопали. Праславянская культура… Арийская…

– Арийская? Понятно откуда у РНС эти арийские идеи.

– Не только оттуда, кстати говоря. Тот же Алтай, Беловодье, Олонецкая губерния… да мало ли…

– И Триполье…

– Нет, Триполье – не наша культура. Хотя тут однозначного мнения нет. Профессор Лопухин доказывает, что она ранне-семитская – ветвь протоэллинской. Наши предки их вытеснили.

– А вот, скажем, арийские идеи в Германии, с ними как?

Ирина повела плечами.

– Господин Гитлер писал свою книгу в двадцать четвёртом. А раскопки у нас ведутся последние несколько лет. Мало того, он ещё и ошибся или его подтолкнули к ошибке в отнесении англичан к арийцам. Правда в последнее время он и Розенберг ознакомились с трудами Светланова… Что заметно по последним статьям Розенберга.

– А шотладцы?

– Шотландцы из наших, ирландцы и валийцы тоже. Но не англичане. Истинные англичане сгинули при Кромвеле.

– Понятно отчего они нас так ненавидят. Слушай, Ир, ты вот про Заамурье говорила. Откуда там китайцы тогда взялись?

– Им эти земли Екатерина Вторая отдала после войны с Пугачёвым.

– Катенька? Вот не подумал бы!

– Это ещё что! – Ирина усмехнулась, убирая упавший на лицо локон. – А ты знаешь, что с продажей Аляски история таинственная? Есть сведения, что на самом деле она сдана в аренду, но это неофициальные сведения. Официально, как понимаешь, ни "да", ни "нет".

– Я читал, что срок аренды истечёт где-то в шестидесятых, – подтвердил Елисей. – По мне бы так и пораньше надо.

– А что индейцы Северной Америки бледнолицыми только янки называли, слышал? Казаков наших они называли белыми.

– Русская Калифорния…

– Она самая… Давай-ка прогуляемся вон там, – кивнула она, – к оркестру сходим.

– Замётано, – Елисей встал и подал руку. – Давно же я не танцевал.

– Не поверишь, но я тоже.

По парку разносился венский вальс. Они шли прогулочным шагом, делясь впечатлениями о городке и парке. Во мнении о Сейнах сошлись, что городишко заштатный, если б не текстильная фабрика, молокозавод и завод железобетонных изделий, быть бы ему в разряде большой деревни, как оно и было лет двенадцать назад. Зато парк обоим понравился – милое и уютное место для семейного отдыха.

Между тем, звуки оркестра стихли, видимо музыканты взяли перерыв. Народ не расходился и когда Ирина и Елисей подошли к эстраде, их тайные опасения рассеялись. Если горожане тут, то оркестр ещё вернётся. А через пару минут Ирина заметила и показала кивком на собравшихся в беседке за деревьями военных музыкантов, устроивших перекур и полдник одновременно.

На эстраду в это время вышел здоровенный мордатый пожарный в праздничном кителе и сверкающей на солнце медной каске. В руках он держал гармонь, казавшуюся при его габаритах, игрушечныой. В толпе раздались приветственные крики, видимо гармонист был местной знаменитостью. Он разулыбался, помахал кому-то рукой и поставил в центре эстрады стульчик. И вот развернулись меха, зазвучала Барыня.

– Пошли? – поманил Елисей, наблюдая как начали выплясывать под гармонь охочие.

– Неа, давай ты сам, – упёрлась Ирина. – С моими туфельками только и плясать… Иди, иди… Я потом на вальсах натанцуюсь.

Она стояла в толпе, грустила и веселилась одновременно. Елисей отплясывал лихо, со всеми притопами и прихлопами, шинель свою он перед выходом накинул на ограду помоста. Плясали многие. Зрители хлопали в такт и подбадривали криками. За Барыней последовало Яблочко и много других мелодий.

А несколько часов спустя, когда отыграл задорный пожарный да вернулись, отыграли и разошлись до вечера военные музыканты, Ирина и Елисей шли из парка довольные, весёлые и чуть утомлённые танцами. Потом была кафэшка, вечерний сеанс кино и первый поцелуй. Расставались они уже затемно на автобусной остановке, обменявшись адресами и сусловившись о следующей встрече.

____________________

*Идея множественности обитаемых миров преподавалась юнкерам и кадетам по меньшей мере с XVIII века, в том числе об обитаемости Марса и Венеры, но в иноматериальном плане мироздания.

____________________

ЧАСТЬ II КОГДА ГРОЗА НА ГОРИЗОНТЕ

Бавария, 5 мая (23 апреля) 1938 г.

За кормой парохода "Эрих Мильке" расползался пенный след Изара. В небе, слегка покрытом рябью облачков, кружились и пищали чайки. Где-то неподалёку на крутых обрывах берегов располагались их вековечные гнездилища.

Карл Заммер стоял на юте в одиночестве, облокотясь на широкий леер, курил, рассматривал вспененные гребными винтами волны. Он часто сюда приходил за прошедшие полдня, приходил подышать воздухом, выкурить сигару, поразмышлять. В одноместной каюте первого класса ему было откровенно скучно. Собственно, плевать бы ему на скуку как таковую, за последние годы доводилось и не так поскучать. Бывали такие периоды затишья. Затишья после кипучих, насыщенных событиями недель. Читать южногерманские газеты он не любил, хоть и приходилось. Иностранные газеты на пароходе продавались только гражданам стран Антанты. Чёрт знает отчего так, ведь дойчманов среди пассажиров "Эриха Мильке" он не встречал. В ресторане, что на второй палубе, он позавтракал и отобедал в одиночестве, почтенные сэры и леди общались только с людьми своего круга, французы вели себя нагло и идти с ними на конфликт в его планы не входило. Редкие аргентинцы, итальянцы, венгры, американцы предпочитали кучковаться группками. Аргентинцы и жители солнечных Апеннин вели себя приветливо и не прочь были перекинуться парой слов, но дальше улыбок и нескольких фраз общение с ними не шло, испанский и итальянский Заммер знал крайне скудно. Одиночество. Это даже к лучшему. Одиночество Заммера устраивало вполне.

– Сэр, вы позволите составить вам компанию?

Заммер обернулся. Одетый в костюм-тройку молодой человек выдавил из себя вымученную улыбку. Шляпу, как и большинство пассажиров на палубе, он предпочитал держать в руках, день сегодня такой – нет-нет да налетит резкий порыв ветра. Вместо галстука он носил строгую чёрную бабочку, среди британцев, а он был несомненно британцем, здесь в Баварии это было большой редкостью. Карл тоже предпочитал бабочку, к масонской удавке он питал неприятие. Чего не скажешь об англичанах, французах и американцах, как один щеголявших в почти однотипных по покрою деловых костюмах, не зависимо от рода занятий – биржевой брокер ли, журналист, чиновник или торговец. Даже королевские офицеры обзавелись галстуками цвета хаки для повседневных и парадных мундиров, этакими удавками как у коммерсантов и демократов-плутократов.

– Буду рад, – ответил Заммер, кривя душой, впрочем, внешне это никак не отразилось.

– Дункан МакКол, – представился молодой человек, занимая место у леера. – На данный момент я просто путешественник.

– Карл Заммер. Служащий компании "Гауэр и Матусевич".

– Не слышал о такой, – МакКол пожал плечами. – Я в Баварии недавно. И то – ненадолго.

– Вы шотландец?… – Заммер намеренно выставил себя невеждой, в конце концов хорошо если каждый десятый европеец различает шотландские фамилии, а если в них к тому же отсутствуют родовые приставки Мак, так и того меньше. Да и не все европейцы о Шотландии знают. Сам же Карл фамилию собеседника раскусил играючи, он по-видимому из горцев, англизированная McColl происходила скорей всего от гаэльской MacKol.

– Конечно я шотландец, – подобрался МакКол. – Я разве похож на англичанина?

– Прошу меня простить, я в ваших островных нюансах не разбираюсь, – соврал Заммер, ещё до озвучивания фамилии он отметил, что этот британец не англичанин.

Фенотип чистых валийцев и шотландцев имел ряд отличий, к тому же он был слишком сдержан, даже улыбка давалась ему с большим трудом. Большинство шотландцев не любят обнажать свои чувства, им претит бурное проявление эмоций, а попади на их праздник, например, темпераментный испанец, он нашёл бы мероприятие ужасно скучным – этакая толпа угрюмых и несловоохотливых мужчин и женщин, топчущихся на месте словно на переломанных ногах, в их устах "сойдёт" или "не плохо" – высшая похвала. А уж если типичному шотландцу взбредёт что-то в голову, он как осёл будет гнуть свою линию и не успокоится пока не добьётся своего или пока не уверится в недостижимости идеи.

– Хорошо… – сказал после паузы МакКол. – Вам, пожалуй, простительно.

– Вы настолько не любите англичан?

– Знаете, сэр, тут даже не в любви дело. Дух старой Шотландии остался только в провинциях… У нас даже язык свой – гаэлик мало кто знает. Он преимущественно в горах остался. На равнинах и в городах давно скотиш, а он почти английский. Заявись я, к примеру, в Глазго в родовом килте, мои же сверстники меня обсмеют.

Заммер совершенно искренне удивился.

– А как же армия? Шотландский полки? – он припомнил солдат 4-й пехотной дивизии, особенно полк "Чёрной стражи", носивший чёрные килты и особые шотландские кители – дублеты, да и головные уборы "Тэм О"Шэнтер", названные по имени героя национального фольклора, смотрелись очень своеобразно, особенно из-за красного пера вместо кокарды. – А как же праздники, наконец?

– Армия – это другое дело, это воспринимается как элемент самобытности. Праздники… На праздниках, сэр, в килтах ходят всё больше музыканты. Горожане не спешат их одевать, кто корни потерял, не зная собственных родовых цветов, кто не желает выглядеть деревенщиной. Вот в глубинке, особенно в горах – там по-другому, жива ещё Шотландия.

МакКол вытащил из кармана трубку, извлёк пыж, не дававший высыпаться заранее набитому табаку.