Суров взял открытку и с интересом рассмотрел. Рисунок изображал прусскую линейную пехоту, наступающую по телам поверженных французов.
– Редкая вещь, – заметил он.
– Очень, – кивнул Хельбиш. – Курт коллекционирует старые открытки, эту я ему обещал ещё в марте.
– Благодарю, герр Хельбиш.
Толстяк улыбнулся, выбросил окурок и махнул на прощание рукой. Суров вернулся в машину и завёл двигатель. Курить за рулём он не любил, сигарету он потушил в выдвижной пепельнице бардачка.
Аугсбург, Швабия, 9 мая (27 апреля) 1938 г.
Для выполнения задания Всеволод Суров задействовал группу подполковника Бергофа. С подполковником он взаимодействовал с конца двадцатых, их отношения давно переросли в дружеские при внешней подчёркнутой субординации. Бергоф Александр Павлович был эстляндским немцем, в 1914-м воевал сапёрным подпоручиком во 2-й армии генерала Самсонова, в августе раненым попал в плен и только знание немецкого уберегло его от смерти – всех тяжелораненых германцы нещадно добивали. Вернулся он в Эстляндию только в семнадцатом, пребывая в сильном истощении от скотского содержания в лагере военнопленных. В гражданскую воевал в рядах белоэстонцев, в двадцать первом вступил во второй перновский добровольческий полк, воевал с поляками. В двадцать пятом окончил Академию генштаба, уехал на нелегальное положение в Германию. Нынче Бергоф был владельцем небольшого стекольного завода в Мюнхене, где и проживал под именем Гюнтера Вейцлера. Ну а сейчас мюнхенскими делами Бергофа в его отсутствие занялся "племянник".
В распоряжении Сурова имелась и штуттгартская группа Буркова-Ленца, но она в данный момент была разбросана по всему Вюрттембергу и её сбор отнял бы не менее недели. Поэтому и пришлось задействовать только ребят Бергофа-Вейцлера.
Группа прибыла в составе трёх человек – сам подполковник и двое недавно легализованных офицеров, с которыми Суров познакомился вчера утром. Ребята надёжные и уже не раз проверенные в деле, все примерно одного возраста – около тридцати. Штабс-капитан Валерий Ильин проживал в Мюнхене под именем Ганса Штосса, штабс-капитан Нефёд Карпов, он же мюнхенец Клаус Лей, по основной специализации в группе был снайпером.
В столицу Швабии группа прибыла по шоссе от Фюрстенфельдбрука теперь уже во главе с Суровым, прибыла на красной испано-сюизе, имея с собою только личное оружие. Группу Суров высадил на подъезде к пригороду, им предстояло окольными путями пешком пробраться в город. На въезде в Аугсбург стоял пост дорожной полиции, у шлагбаума топтался полицай в светло-зелёном мундире, курил и совершенно флегматично наблюдал за приближением очередной машины.
Всеволод заглушил мотор, наблюдая появление из будки дежурного унтервахмистра. Фигура дорожного полицая была далека от бравости, заметная сутулость, чрезмерно длинные руки, в добавок выпученные как у выброшенной на берег рыбы буркала, да кривые зубы, обнажившиеся до воспалённых дёсен, как только он произнёс привычное: "Ваши документы".
Суров отдал в протянутую руку паспорт с вложенным в него командировочным листом и исподволь, чтобы ненароком не вызвать раздражения, стал наблюдать за унтервахмистром. Тот шмыгнул носом и открыл документы. При чтении он шевелил губами. Затем пристально посмотрел в лицо Всеволода, сверяя его с фотографией. Потом достал из кармана сложенный вчетверо лист, развернул и минуты две что-то там изучал. Видимо, это был список разыскиваемых особ. Если так, то Всеволоду оставалось только пожалеть аугсбургскую дорожную полицию, в рядах которой служит этот "доблестный" унтервахмистр. Видать в дорожной полиции кадровый голод, раз берут кого попало, даже если это не чистокровный немец. Впрочем, здесь ведь Южная Германия, северогерманских порядков тут нет по определению.
– Йохан Бассе, – произнёс унтервахмистр, – значит вы из Мюнхена приехали?
– Совершенно верно, – кивнул Суров.
– Что вам понадобилось в Аугсбурге?
Суров про себя сплюнул. Спрашивается, зачем задавать идиотский вопрос, если в командировочных документах всё сказано. Должность в трубопроводной фирме, цель командировки, штампы въезда от земской полиции Швабии, проставленные на административной границе с Баварией.
– По делам фирмы, герр унтервахмистр, – ответил он невозмутимо. – Поиск новых партнёров и новых заказчиков.
– Не далеко ли заказчиков от Мюнхена ищете?
– Что поделать, герр унтервахмистр, фирме нужны заказы.
– Ничего у вас не выйдет, – полицай вернул документы. – Проезжайте.
Суров завёл мотор. Унтервахмистр махнул рукой напарнику, тот кивнул и открыл шлагбаум. Полицай долго и пристально рассматривал удаляющуюся машину. "Смотри, смотри", думал Всеволод, глядя в зеркало заднего вида, испано-сюиз 68-го типа в Баварии много, а уж красный цвет был самым распространённым.
В Аугсбурге Всеволод не бывал без малого два года. Город с тех пор по первому впечатлению изменился мало. Всё те же каменные одноэтажные домики в пригороде и центре, те же кварталы давно не ремонтированных трёх- пятиэтажных доходных домов, не изменилось и перестроенное после уличных боёв в гражданскую здание бывшего театра, в котором теперь размещалась английская военная администрация. Чрезвычайно мало деревьев – с двадцатыми не сравнить, дороги, вымощенные ещё в прошлом веке, содержатся только в центре, большинство названий улиц и проспектов на инглише, у некоторых даже названия английские. Горожане на улицах попадались из самых разных слоёв, кто побогаче – одеты по английской моде, кто победнее – носили простенькие костюмчики либо донашивали старые мундиры, встречались на улицах и натуральные голодранцы совершенно опустившегося вида. Наличие в городе большого количества бездомных собак давно уже не удивляло, а кошек и крыс никто и не считал.
Суров свернул на Амагазаки-аллее, нужный ему переулок он помнил зрительной памятью. Он свернул в подворотню П-образного доходного дома и проехал её насквозь. За домом располагались кварталы частного сектора, там – среди одно- двухэтажных домиков размещалась автомастерская Юргена Хормеля.
Суров остановился у широких свежевыкрашенных в серое ворот, дважды посигналил. Юргена Хормеля он знал несколько лет. Хормель был автослесарем, обязанным Сурову если не жизнью, то достойным существованием. В тридцать третьем Всеволод спас его семью от голодного прозябанья и помог открыть автомастерскую, с тех пор фирма Хормеля не сказать, что процветала, но имела более менее стабильные заказы и постоянных клиентов.
Ворота открыл молодой парень в спецовке. Привычно-придирчиво осмотрел машину потенциального клиента и приглашающе распахнул воротицу на распашку. Суров заехал во двор, пристроившись позади чёрного форда. Из ангара доносился громкий скрежет, периодически перекрываемый ударами металла о металл. Наконец, вышел хозяин – немного обрюзгший, в заляпанных тёмными пятнами спецовке и кепке, высокий крепыш лет слегка за сорок на вид. Старик Хормель был по-прежнему крепок. А ведь в декабре Юргену исполнится пятьдесят восемь, подумалось Сурову.
– Карл! – широко и обрадовано улыбнулся Хормель, стягивая перчатки. – А я всё гадал, куда ты подевался!
– Здравствуй, Юрген.
Они стиснули друг другу плечи, как старые друзья. Хормель покивал головой, словно всё ещё не веря в приезд друга и компаньона Карла Заммера.
– Карл, дружище! Я смертельно обижусь, если ты немедленно не разопьёшь со мною пинту-другую пива.
– С утра? – улыбнулся Суров. – Но если ты приберёг чесночные колбаски твоей Марты…
– Ты помнишь их, да?
– Помню, Юрген. Вкусней колбасок твоей жены не готовят во всей Швабии. Кстати, передавай ей привет. И дочерям.
– Передам, обязательно передам. Пошли, Карл ко мне в контору. Поговорим.
Хормель обернулся к маячившему у ворот работнику.
– Рольф, скажи там, чтоб без меня продолжали.
– Яволь, герр Хормель.
Контора Юргена размещалась в пристройке. Переступив порог, Суров ощутил, что всё здесь осталось как и прежде. Тот же рабочий кабинет с единственным окном и причитающейся конторской мебелью, всё та же кухонька с примусом, эмалированной мойкой и белым кафелем по стенам, всё та же комната отдыха со столиком и турецкой кушеткой, на которой хозяин автомастерской иногда ночевал, если были срочные заказы к утру и приходилось допоздна возиться с машиной.
– У тебя всё по-прежнему, – заметил Суров.
– Как привык, так и есть, – ответил Хормель, выставляя на столик пузатые стеклянные пивные кружки и дубовый бочонок с пивом. За бочонком последовали тарелки, куда Хормель положил толстенькие остропахнущие колбаски.
Всеволод невольно сглотнул набежавшую слюну от одного только вида закуски.
– Сперва о деле, Карл? – спросил Хормель, разливая пиво.
Суров кивнул, не сводя глаз с янтарного напитка, пенившегося в кружке при налитии из краника бочонка. Они сделали по большому пробному глотку.
– Нужна машина, Юрген. Всё равно какая, но только чтоб французская или британская.
– Это не трудно, Карл. Вот если бы тебе фольксваген понадобился…
– Проще на лбу написать "разыскивается полицией", – Суров улыбнулся.
Юрген тоже улыбнулся, глотая пиво.
– Когда нужна?
– Желательно к вечеру.
– Извини, Карл, но к вечеру никак не успею. Только к утру…
– Хорошо, пусть к утру.
– А с испано-сюизой твоей что делать?
– Разбери на запчасти.
Хормель кивнул, откусывая колбаску. Он задумался, не спеша при этом работая челюстями и потягивая пиво.
– Ты надолго в городе?
– Нет, Юрген, – ответил Суров, откусывая от очередного колечка. Потом глотнул пиво и добавил: – Машина нужна "чистая", мне её придётся бросить.
– Это понятно, Карл. Потом новая понадобится?
– Нет. Потом я покину Аугсбург и даже не попрощаюсь.
– Жаль. Я думал, ты ко мне в гости зайдёшь…
– Чтобы Марта познакомилась с таинственным компаньоном? А стоит ли?
Хормель вздохнул и покачал головой.
– Ох, Карл… Что за жизнь такая? Что даже друга к себе домой не пригласить?
Суров не ответил. На глаза ему попалась убранная в шкаф фотокарточка в картонной рамке, видневшаяся среди стопки приходных книг. Года два назад эта фотокарточка висела на стене. Марлен Дитрих крупным планом в анфас, лицо прикрыто ниспадающей со шляпки вуалью. А вот патефон и стопка пластинок остались на месте.
– Поставь Марлен Дитрих, Юрген. Будем говорить о приятном.
– Знаешь, у меня нет больше её пластинок. Теперь она поёт для янки.
Суров пожал плечам, несравненную Марлен теперь многие не любили, не любили за то, что она в прошлом году приняла гражданство Североамериканских Соединённых Штатов.
– Тогда поставь что хочешь, только не этот идиотский джаз.
Хормель усмехнулся, джаз он не любил и до оккупации.
Райнёльштрассе, протянувшаяся ближе к центру Аугсбурга, выглядела не в пример чисто, ей даже подошёл бы эпитет "дисциплинированно". Побелённые бордюры, топтать которые пешеходы избегали в силу тевтонского характера, вымытые окна домов и словно языком вылизанные тротуары, свежие, легко различимые на глаз камни мощённой дороги. Дальше к окраинам такого благолепия не встретишь, в бедных районах хвалённый немецкий порядок отсутствовал со времён фон Зекта. И солдат британской комендатуры там в увольнении не встретишь, разве что их туда занесёт по пьяни во второсортный бордель. Здесь же селилась "порядочная публика".
Золотой корпус часов открылся с мелодией. Время перевалило за четверть седьмого вечера. Суров спрятал часы в жилетный карман, следом запихнув цепочку, и продолжил неторопливо гулять по Райнёльштрассе.
"А ведь пора уже", подумал он, подходя к пивной "У Кюхла". И как по заказу в разреженной толпе обывателей появился штабс-капитан Карпов или просто Клаус, ещё до полудня сменивший привычный наряд работяги на типичную одежду "труженика пера и бумаги". Образ журналиста или канцеляриста ему вполне удался, этакая неприметная штафирка, каких полно в послерабочее время на улицах. На Райнёльштрассе Клаус околачивался почти два часа, подполковник Бергоф и штабс-капитан Ильин находились тоже где-то здесь поблизости, но на улице едва появлялись, они загодя заняли наблюдательные посты, время от времени меняя их – то зайдя в парикмахерскую, то в какой-нибудь магазинчик, где ничего не мешало наблюдать за улицей, делая мелкие покупки и беседуя с хозяином или хозяйкой.
– Яровиц уже в пивной, – буркнул Клаус, проходя мимо Сурова.
Всеволод продолжил путь, будто и не услышал его, да и никто не услышал из прохожих, Клаус специально подгадал момент их схождения.
Суров остановился у входа, разыгрывая процесс мысли "войти ли?" Толстая дубовая дверь с такими же толстыми стёклами, массивная стальная ручка, отполированная мириадами рук, бронзовый лист вывески с отчеканенными названием и рисунком двух пивных кружек. Суров вошёл.
Посетителей в этот час оказалось не особо много. Яровица Всеволод срисовал моментально – ошибиться было невозможно, тот был единственным здесь шутцполицаем, по крайней мере в мундире. Майор сидел обособленно и медленно накачивался пивом.
– Герр Яровиц? Если не ошибаюсь, – поинтересовался Всеволод.
– Не ошибаетесь, – устало ответил майор, изучая застывшего у стола незнакомца.
– Йохан Бассе, – представился Суров. – Вы позволите?
Он сел на лавку не дожидаясь согласия и тут же, предупреждая вопросы Яровица, сказал:
– Я от господина Хельбиша, – Всеволод протянул обычный почтовый конверт, – он передал вам привет.
Майор хмыкнул и небрежно взял конверт. После глотка пива вытащил из него открытку. На его лице радости не отразилось, только в интонации просквозили довольные нотки.
– Герр Хельбиш держит слово… Итак, герр… как вас там?
– Блёзе.
– Вы же сказали – Бассе.
– А вы не играйте в забывчивость.
Яровиц улыбнулся, пряча конверт с открыткой в карман.
– Хорошо, не буду. Герр Хельбиш предупреждал меня о вашем визите.
"Когда это он успел?" – подумал Суров, а вслух сказал:
– Тем лучше. Я нуждаюсь в вашем… назовём это "содействием", – он оглянулся, ища глазами кёльнера. – Скажите, Курт, здесь кёльнеров нет?
– Вы угадали, Йохан, – Яровиц подпёр ладонью подбородок, – пиво здесь берут сами. "Дядюшке" Кюхлу уже пару лет не по карману работники.
– Неужели он сам тут управляется? А родня?
– Он бездетен. Поговаривают, Кюхл подышал русскими газами под Ригой, с тех пор бессилен с женщинами. Семья его сестры на севере. Вот он и вертится тут сам.
Нет кёльнеров, ну и не надо, решил Всеволод. Он оставил шляпу на столе и направился к стойке. Владелец пивной оказался человеком до жути худым и неожиданно доброжелательным, Суров перекинулся с ним несколькими фразами да расплатился за две кружки. А на обратном пути через зал задумался о майоре. Фамилия Jarowitz на швабскую не походила, видимо предок Курта происходил из чехов, а может из боруссов, давным-давно ассимилированных в Германии, а может и из пруссаков. А то что Курт в Швабии живёт, так мало ли кого куда жизнь заносит, чистых пруссаков тоже по всему бывшему Рейху встретить можно. Потомков истинных пруссов не перепутаешь, фамилии выдадут: Бредов, Белов, Гадов, Бокин, Деникен (Деникин), Тресков, Штрелов (Стрелов), Лоссов (Лосев).
– Вы сказали, что предупреждены обо мне, – продолжил разговор Суров, вернувшись за стол.
Яровиц кивнул, всё так же подпирая рукой подбородок.
– До какого предела вы готовы оказать мне помощь? – спросил Всеволод.
– В пределах моих возможностей. Надеюсь, Йохан, вы не станете просить невозможного.
– Не стану. Для начала мне понадобится от вас помощь в обустройстве в городе. Сами понимаете, с гостиницами связываться я не могу и вслепую тыкаться в объявления о сдаче квартир меня тоже не устраивает.
Яровиц допил до дна первую кружку, со стуком отставил её в сторону и взялся за вторую. Прихлёбывая, он слегка пожал плечами, словно взвешивая что-то, и предложил:
– Йохан, я дам вам адрес моей матери. Она сдаёт полдома. Как раз сейчас он свободен, пустует третью неделю.
Суров щёлкнул зажигалкой, затягиваясь крепкой турецкой сигаретой.
– Курт, у вас не дрогнет сердце, если ваша мама попадёт под удар?