на несколько кусков. Беру один острый как лезвие осколок, провожу по руке, волоски
срезаются, словно острейшей бритвой. Улыбаюсь:- А заодно и побриться можно. Ярик, позови дядю Аскольда, необходимо запастись обсидианом. Там его точно много?
- Много, склон обвалился, и они между обычными камнями лежат.
До самого вечера Аскольд и Ярик ведут добычу этого минерала. И вот, у нас
накопилась целая горка сверкающих камней.
Первая ночь в первобытном мире проходит спокойно. Дети спят на ковриках,
надувных матрасах. Взрослые ютятся рядом, но и немало сидит у костра, слишком много
за день накопилось впечатлений.
Внизу, на берегу, так же горят костры, народ практически не спит. Исходя от
количества огней, а отблески я вижу и на дальнем мысе, делаю вывод, людей под скалами
много, может не одна сотня. Не исключено, очаги скопления людей существуют и в
других местах.
Ночь, на радость всем, тёплая. Но это ещё ничего не значит, может, просто везёт.
Неизвестно какие они будут в дальнейшем, и есть ли в этом мире зимы. В любом случае с
постройкой жилья необходимо поторапливаться, а главное, на опасных участках склонов
поставить камнеуловители.
Место, в плане безопасности от зверья и, быть может, от людей весьма выгодное.
Проход на площадки осуществляется лишь с одной стороны, узкой тропинкой. Её можно
легко перегородить, но камни сверху могут падать, хотя порода скал меня несколько
удивляет. Раньше, скалы были песчаные, вперемешку с глиной и почвой, достаточно
опасные в смысле обвалов. Это часто и случались, особенно в конце зимы, когда
напитывались влагой. По весне, берег часто неузнаваем из-за многочисленных оползней.
Но сейчас преобладают крепкие вулканические породы, хотя известняка и глины так, же
немало. Конкретные обвалы вряд ли произойдут, но отдельные глыбы рухнуть могут. И
ещё меня беспокоит одна проблема, продовольствие. Рыбы и моллюсков недостаточно.
Пока они только добавляются к рациону, который ещё есть кое у кого от прошлой жизни, но скоро, если не принять меры, может наступить голод. Завтра Катерину и Егора, он, как
и я был неплохим подводным охотником, придется послать в море. Об акулах все знают, теперь это не будет неожиданностью, меры безопасности, надеюсь, примут. Про себя
решил, с Семёном обследуем прилегающую территорию леса, и быть может, подберём,
что-либо для изготовления оружия. Неплохо изготовить луки, а так же стрелы и копья.
Рубила из обсидиана я подготовил. При рубке веток на дрова они показывают себя
прекрасно. В дальнейшем из них сделаем полноценные топоры.
Видя, что Катерина не собирается ложиться, она возится около мужа, который не
спит из-за боли, я перекладываю Ярика на колени Ладе, зову её:- Скоро будет легче, у
Гены организм крепкий, присмотра особенного не нужно. В рубашке родился твой
мужчина, малёк напал, а ведь взрослая акула рыскала рядом. Завтра в лесу попробую
разыскать обезболивающие травы.
На следующий день с Семёном покидаем лагерь. Путь на поверхность недолгий.
Дует лёгкий тёплый ветер. Небольшое поле, покрыто высокой травой, ходит волнами под
порывами ветра, создаётся иллюзия движения воды, а за ним темнеет мощный сосновый
лес.
С опаской входим в густую траву, интуитивно чувствуем огромную опасность
предпринятого шага. Густые заросли иной раз скрывают нас с головой, что впереди, не
видно, только кроны далёких деревьев. Мои чувства обостряются, даже слышу бегущих
внизу муравьёв. Носом втягиваю воздух, надеюсь вовремя распознать опасность.
Странное ощущение, никогда такого со мной не было, действительно ощущаю множество
запахов. Я кошусь на идущего рядом Семёна, он напряжён, глаза вовсе потемнели и
больше по цвету напоминают даже не свинец, а что-то более гремучее, может ртуть. Он
судорожно сжимает осколок обсидиана. Я даже боюсь, распорет ладонь.
- Идём чуть левее,- подаёт он голос,- вижу просветы в траве.
Мы поворачиваем и сразу вываливаемся на тропу. Это так неожиданно, что мигом
отпрянули.
- Звериная?- присаживается на корточки Семён.
Опускаюсь рядом, чутьё подсказывает, догадка компаньона неверная. Втягиваю
воздух в легкие, не ощущаю даже присутствия запаха зверья. Но запах есть, тлетворный, мёртвый. Мне становится неприятно, на душе неуютно.
- Здесь звери не ходили.
- Здорово, значит люди?- восклицает Семён.
- Не знаю,- холодный пот выступает на лице, предчувствие надвигающейся беды
захлёстывает целиком моё существо.
Тропа ведёт между густо обросших холмов, по мере движения они, то надвигаются
почти вплотную, и становилось темно от нависших стеблей, то раздвигаются в разные
стороны. Кое-где зелёная стена прорвана с боков местным зверьём, стебли лежат
потоптанные, пожеванные, но к удивлению, животные не пересекали дорогу, а
возвращаются обратно. Не хотят её переходить, и это меня ещё больше тревожит, но мы
идём, и пока ничего необычного не происходит.
Вскоре чувствуется приближение леса. Пахнуло сыростью, грибами, свиристят птицы, шумит ветер в ветвях, трава поредела, и мы незаметно оказываемся в лесу и утыкаемся в
круглую пещеру. Из пещеры несёт гнилью и падалью, нити грязной паутины,
вперемешку с серым мхом, в изобилии скопились на стенах.
- Не нравится мне это,- Семён в страхе лязгнул зубами,- на паучий ход похож.
Внезапно в пещере слышится противный скрежет, липкие нити дрогнули, но мы уже в
ужасе несёмся прочь от кошмарного места. Благоразумно сворачиваем с тропы и
углубляемся в лес. Переходим на шаг. Бредём как зомби, не менее часа, затем
спохватываемся и останавливаемся, растерянно смотрим друг на друга. Мы оказались в
непролазной чаще, вокруг возвышаются древесные гиганты, стволы каждого не мене
десяти метров в обхвате. Тихо в лесу, сумрачно, куда не посмотришь: сплошь тёмные
колонны из исполинских деревьев, мощные папоротники, гибкие лохматые лианы, шапки
мха на тёмных валунах и ни одного лучика света, готового разрядить суровую картину.
- Похоже, заблудились,- угрюмо говорю я.
- Из огня да в полымя,- бурчит Семён. Его взгляд растерян, жирок на боках колышется от
бурного дыхания.
- Подожди,- во мне вспыхивает надежда, присаживаюсь на корточки. На мху, чётко
виднеются наши отпечатки ног, - дорогу назад найдём.
- Если нас кто раньше не оприходует,- с пессимизмом замечает Семён, указывает на
виднеющиеся чуть в отдалении следы зверя с ярко выраженными отпечатками когтей.
- Значит, надо сделать то, ради чего мы здесь, оружие. Думаю, нам жизненно необходимы
тяжёлые копья и хорошие дубинки.
С энтузиазмом, близким к лихорадочности, прочёсываем ближайшие кусты и
поросль молодых деревьев. Изнурительный труд вознаграждает нас. Менее, чем через час
набирается достаточно заготовок для крепких копий и хороших дубин. Обсидиановыми
лезвиями вырубаем прочные и гибкие ветви из тиса, будет из чего делать луки. Теперь мы
были более-менее вооружены. Единственно смущает факт, за свою жизнь, самым
крупным животным, с которым я смог справиться, был наш кот, который выпрыгнул в
окно, с целью обрести своё дикое, природное начало. Я поймал его в соседнем дворе.
Несмотря на то, что он изодрал и искусал руки, не отпустил жирную тварь. В результате
этой битвы я даже угодил в больницу. У меня до сих пор сохранились шрамы от кошачьей
любви к свободной жизни. Затем котика кастрировали и он, судя по всему, остался этим, доволен, по крайней мере, уже не убегал и мурлыкал, когда брал его на руки. Но, держа в
руке тяжёлое копьё, я ощущаю такую уверенность, даже дрожь появляется в руках от
возбуждения. Сила приходит ко мне, я чувствую это. Наверное, возникает то
нереализованное при безмятежной цивилизованной жизни. Я ощущаю запахи, много
запахов, обостряется слух, да и мощь в мышцах чувствую непривычную, упругую и
приятную. Может это выброс тестостерона? Я различаю запах, исходящий от наших
следов, терпкий аромат от следов зверя. Знаю, тот прошёл несколько часов назад. И, самое
главное, понял, я хищник, по крайней мере, исходя из того, что на этот момент имею
копьё и ... хочу есть. Ветер доносит запах травоядного, я поворачиваюсь в ту сторону, мышцы напружинились, но отдёргиваю себя. Я, цивилизованный человек, нельзя идти у
природы на поводу. Хотя, почему нельзя? Резонно задаю себе философский вопрос. Есть
ведь хочется.
- Нам туда,- указываю направление, противоположное тому, откуда ведут наши следы.
- Никита Васильевич, вы ошибаетесь, нам туда,- Семён смотрит на меня честным
свинцовым взглядом.
- Вот, что, мой молодой друг. Бери копьё крепче в руки. Попробуем их в деле. Чувствуешь
запах? Похоже олень. Ветер от него, попробуем реализовать этот шанс. Мы завалим его.
- Я кроме запаха мха и дождевых червей ничего не слышу,- пискнул увалень.
- Это не главное, важно желание.
- Может в другой раз?- осторожно изрекает Семён. Я с сожалением смотрю на него. Как
бы ни обделался со страху, видя, как трясутся небритые щёки, тревожусь я.
- Нет,- я безжалостен,- впрочем,- неожиданно уступаю ему,- можешь подождать меня
здесь, справлюсь сам,- мне кажется, я его пристыдил. Вот сейчас он гордо выдвинет
челюсть, сверкнёт очами и с бесстрашием двинется со мной.
К моему удивлению Семён кротко кивнул, в глазах, как море, разливается
благодарность:- Только долго не задерживайтесь. А я пока на дерево залезу, вот на это.
- Делай, как считаешь нужным,- я разочарован, но осуждать за трусость не тороплюсь.
Может, время для его подвигов не пришло?
Беру два копья и скольжу в густых зарослях. Азарт и возбуждение двигают всё
сознание. На удивление, двигаюсь быстро и бесшумно. Как только меняется направление
ветра, замираю и жду благоприятного момента. Иду по запаху как по компасу, вскоре
выползаю на большую поляну, заросшую густой, сочной травой. А вот и молодой олень, на его теле видны раны от хищника и животное с трудом дышит и видно, что страдает от
боли. Мне становится жаль его, но мой желудок судорожно сжимается от голода. Со
звериным рычанием кидаю копьё и едва не рву связки на руке. Тяжёлое копьё свистит в
воздухе и пронзает зверя.
Когда подошёл к дереву, где сидит Семён, тот прыгает вниз. Глаза лезут на лоб от
удивления:- Я думал, вы умом тронулись,- искренне лепечет он,- действительно, олень.
Неужели копьём?
- Ты меня обескураживаешь своей непосредственностью,- чего нового видел, сидя на
дереве,- подковырнул приятеля.
- А, муравьи покусали, да ещё клопа случайно раздавил, неприятно очень.
- Настрадался, значит,- сочувствую я.- Теперь пора домой. Бери оленёнка за задние ноги и
потопали. Наверное, нас заждались, да и темнеть скоро будет. Не хочу проводить ночь в
этой чаще.
- Зачем за ноги, привяжем к копьям, легче нести будет,- с мудростью изрекает сероглазый
увалень. С уважением смотрю на него. Какая цепкость ума!
Под вечер, обливаясь потом и, морщась от боли в плечах, подходим к спуску в наш
лагерь. Качаясь от усталости, начинаем спуск. Внезапно пахнуло потом, из-за скалы на
тропу выходят два мускулистых парня. Я узнаю их, они из группы Вилена Ждановича.
- Вход и выход платный, бросайте вашего козла и можете проходить,- нагло, играя
мышцами, заявляет один из них.
- Быстро освоились,- удивляюсь я. Злость вскипает в груди и вот-вот изольётся как лава
из жерла вулкана. Видно, что-то ощутив, один из них лихорадочно достаёт пистолет:-
Козла на землю!- с угрозой говорит он, но я чувствую, голос наглеца дрогнул.
- А, что вы будете делать, когда патроны кончатся,- я хладнокровно освобождаю копьё от
пут коры лианы. Ещё мгновение и проткну мразь, но не успеваю. Внезапно очнулся
Семён, видно пришло время подвигу. С воплем испуганного зайца, размахивается
дубиной и врезает по голове бандиту. С сожалением понимаю, парень перестарался.
Голова с противным хрустом позвонков откидывается назад. Не жилец, я лишь шмыгаю
носом. Его напарник, испуганно попятился и метнулся вниз.
- Какой ужас! Я убил человека! Я же хирург!- запричитал Семён, слёзы заполняют его
ясный взор и брызжут как у клоуна из глаз.
- Правильно, хирург. Ты, только, что произвёл операцию по удалению злокачественной
опухоли из нашего только зарождающего общества и заметь, очень успешно. Поздравляю, коллега!- высокопарно заявляю я и подбираю пистолет.
Семён дико водит очами:- Жмурика куда девать будем? А ещё, необходимо заявить
в милицию.
- Семён Семёнович, какая милиция!- всплескиваю руками.
- Может, на берегу найдём?- теряется сероглазый увалень.
- Вот кого я бы не хотел, искать, так это милиционера.
Мы, вновь поднимаем оленя и через некоторое время подходим к лагерю. Ладушка
первая меня увидела и с радостью подбегает.
- Как долго... ого, какой зверь,- неожиданно видит оленёнка.
- Пить хочу, умираю,- я облизываю пересохшие губы.
Тихий вечер окутывает нас, звёзды как жемчуг сияют на небе, Луна чуть показала
себя из-за горизонта, цикады так знакомо цвыркают в ближайших кустах. Мирно
потрескивает костёр. Внизу перекатывается волнами тёмное море, ночесветки вдали
пытаются составить конкуренцию высокомерным звёздам. Всё это вызывает спокойствие
и уверенность, мы дома, это наш мир. Долго сидим у костра, но усталость валит с ног, наконец-то я подполз, к спальным местам и грохнулся между Яриком и Ладушкой. Они
прильнули ко мне с разных сторон, и я заснул, будто в омут нырнул.
Пробуждение резкое и неприятное. Вскакиваю на ноги, вдали трещат едва
слышимые пистолетные выстрелы. Темно, костёр почти догорел, но на горизонте
появилась едва заметная серость, предвестница наступающего утра.
Быстро добираюсь до Аскольда, он единственный, кроме поста, бодрствует.
- Надо, поглядеть,- его глаза блестят, мне кажется в них радость ожидания.
Мы берём по копью, и подходим к тестю, который вместе с крепким парнем, так же
вслушивается в глухо звучавшие выстрелы.
- Это на верху, в кого-то стреляют, не прицельно, лихорадочно,- оборачивается к нам.
Внезапно выстрелы закончились. Через некоторое время явственно слышится
полный боли и безысходности человеческий крик и глухой рёв.
- Медведь,- свистящим шёпотом произносит тесть. Странно, что люди делают на плато?
- Мы посмотрим.
- Только осторожнее, часа два назад какие-то люди, что-то скидывали на тропу,-
предупреждает тесть.
Мы поднимаемся. Я обостряю все чувства. До меня долетает запах сырой рыбы.
Вскоре натыкаемся на кусок белуги, наверное, той самой, что отобрали и Катерины. Ещё, через некоторое время, у самого выхода, ещё на один.
- Что скажешь?- заинтригованный спрашиваю я.
- Проще пареной репы,- ухмыляется Аскольд,- как говорится: "Не рой другому яму, сам в
неё попадешь".
- Я, так понимаю, хлопцы из бригады Вилена Ждановича, не успокоились, решили к
нашему лагерю подманить медведя.
- Подманили,- бесшумно смеётся Аскольд.