Этот же был мне не знаком. Щелкающий, словно не люди говорили, а насекомые лапами своими хитиновыми друг о друга стучали. Мужчина что-то спросил, ставшая Старицей Молодка ответила. Тот кивнул, как бы удовлетворенно, и, выпростав из-под плаща руку, дал знак причаливать.
Дрона, чтобы он не повторил судьбу своего предшественника, приходилось держать на границе той незримой зоны, что окружала человека в плаще. От этого немного страдала картинка, но мне хватило ее чувствительности, чтобы разглядеть, что рука была вида вполне человеческого.
Нефилим? Нет, те вроде исполины, два, а то и три роста, по крайней мере, Велес был здоровенным. Может быть, маг? Сила у него точно имелась, иначе как бы он мог сгенерировать электромагнитный импульс?
— Вот он, Импу, — следующая реплика Светланы была произнесена не на этом чуждом языке. — Воля твоя исполнена.
— Он не пострадал?
Голос незнакомца, когда он заговорил по-людски, оказался обычным. Не знаю, чего я ждал, просто от его фигуры веяло такой таинственностью и опасностью, что голос, казалось, должен быть глухим и зловещим.
— Спит, — отозвалась бывшая Малая.
— Не все прошло гладко, девочки?
В тоне мужчины появилась легкая ирония. Даже насмешливость. Невысоко же он их ценит, раз позволяет себе такое обращение.
— Лорд послал за Стражем Владыку и несколько сотен Гончих. Мать отдала себя, чтобы остановить их.
— Жаль. Но Берит не узнал, кого он преследует?
— Думаю, нет.
— Хорошо. Я доволен вашей службой.
— Мы рады служить, Импу.
А в голосе старшей ведьмы прорезался сарказм. Она, похоже, не слишком уважала собеседника, хотя и выказывала ему всяческое почтение — на словах.
Импу-Импу-Импу… Кто это? Имя нездешнее, какое-то индейское или даже индусское. Что у нас есть на Импу? Инту или Инти — это древнее божество примитивных племен Южной Америки, инков. Но нет. Другое произношение. Кто еще? Славяне — нет. Африка? Тоже нет. Стоп — Импу! Это же Анубис, в смысле, если по-гречески! Древнеегипетский бог смерти и погребальных церемоний? Какого лешего он делает на Среднерусской возвышенности?
— Готовьте избранного к церемонии пробуждения, — произнес Импу. — Сутеху уже давно пора восстать.
— Один только момент, о великий! — с едва слышимой насмешкой в голосе произнесла младшая ведьма. — Ты говорил о мальчике в теле мужа, но ни слова ни сказал о том, что в теле он там не один.
— Что ты имеешь в виду?
Впервые за разговор капюшон, скрывающий лицо мужчины, повернулся в сторону ведьм.
— То, что с ним там мертвый Страж.
— Вот как?
Руки Анубиса вынырнули из-под плаща, поднялись и скинули капюшон с головы, обнажая не человеческое лицо, а псиную морду. Точнее, шакалью.
— Мертвый Страж? Это интересно!
Глава 18
Он жил на этом свете так долго, что приходилось прикладывать усилия, чтобы вспомнить свое настоящее имя. То, которое он получил от Отца в момент творения. То, от которого отказался, когда нарушил Его волю. Когда перестал быть слугой, но не сделался сыном, как рассчитывал.
С тех пор он сменил много имен и много личин. К каждому народу он приходил в том облике, который тот считал подходящим для своего божества. Назывался тем именем, которое могли произнести их глотки: Нергал, Яма, Импу, Анубис, Аид, Оркус, Грох, Мара, Шолотль…
Поколение за поколением он менялся, как и их представления о нем. Учил их жить сегодня, ценить то, за что бесплотные духи, роящиеся за границами Печатей, готовы были отдать все, включая собственное бессмертие. Провожал в последний путь умерших… А потом уходил. Он всегда уходил, когда верящие в него вырастали достаточно, и более не нуждались в персонификации силы.
Но всегда находил новых поклонников. Диких, кровожадных, необузданных. Вместе с братьями обучал их, делал из говорящих животных людей и выводил на новый уровень сознания, надеясь, что на Последнем Суде Создатель учтет его дела. Примет во внимание то, что он работал на благо Его. Делал людей лучше. И всегда уходил, когда требовалось. В конце концов, изгнанного с небес ангела всегда интересовало только прощение Творца.
На его глазах люди выросли, но так и остались детьми. Обидчивыми, забывчивыми, эгоцентричными. Они научились расщеплять атом, смогли оторваться от тверди земной и пронзать своими кораблями твердь небесную. Поселились среди звезд и дерзнули переделывать новые миры под образ и подобие своего родного. Но в главном — не изменились. Так же ими правили страсти, так же стремились возвыситься на короткий миг, так же лгали и убивали себе подобных.
Он прекрасно понимал, кто и зачем снял Печати. И когда это произошло, то решил, что Творец забыл о своих детях. Счел их ошибкой и позволил Падшему уничтожить их. Тот, однако, не стал этого делать. Утопив в крови Землю и колонии в Солнечной системе, Светоносец словно бы забыл о людях, лишь позволил своим легионам терзать их, заставляя выживших дрожать от ужаса.
Тогда он с братьями, уже сотни лет живущими среди людей, решил вернуться. То, что Бог отвернулся от своих творений, не значило, что так же должны были поступить и слуги его. Пусть оступившиеся, пусть нарушившие волю Его, но созданные служить и защищать.
Они ходили по опустошенной Земле, по брошенным и погрузившимся в дикость колониям, смотрели, как превращаются в животных оставленные на висящих в пустоте станциях люди, и не могли не вмешаться. Находили одаренных, делали их своими жрецами и сами восставали в древней своей Силе. Однажды даже щелкнули по носу Отца Лжи — заставили самого Абигора явиться в реальность, где тот навсегда погиб, столкнувшись с Воинами Сына.
И вот теперь они нашли идеальную кандидатуру жреца Сутеха. Тело мужа вмещало в себе душу ребенка, но не от рождения, а после столкновения с одним из Восставших. Он мог сделаться величайшим магом, но мертвый Страж в голове…
— Говори со мной, — велел тот, которого звали Импу.
— А ты чего услышать хочешь?
Ведьмы так и не разбудили пленника, но рот молодого человека открылся и стал произносить слова. Холодные, чуть насмешливые. Так мог говорить очень старый, проживший сложную и полную опасностей жизнь человек. Который видел столько, что вряд ли что-то в этом мире способно было его напугать.
— Знаешь, кто я?
— Ты-то, верно, богом себя мнишь. А имен у тебя множество. Каким к тебе обращаться?
— Зови Импу, как и служанки мои.
— Ну Импу, так Импу, — покладисто согласился мертвый Страж. — Чего звал?
— Если тебя извлечь, человек погибнет?
— Тут смотря как извлекать, псоглавец. Я вокруг что-то не вижу стерильной операционной. Так что да. Погибнет. А ты того не желаешь?
— Нет, — против воли Импу начал даже испытывать чувство уважения к своему собеседнику. — Не желаю.
— Так отпусти его! У него другая миссия. Не для вас он — Христу посвящен.
— Творец отставил этот мир, мертвец. Ему больше нет дела до вас. Остались только мы, созданные служить и защищать род людской.
— Как-то, ты уж прости, паршиво вы со своей работой справляетесь. Уволил бы к лешему таких работничков!
Импу оскалился — мертвый Страж нравился ему все больше и больше. Его слова не были бравадой смертника: он действительно не боялся ни за свою иллюзорную жизнь, ни за жизнь человека, в теле которого находился. В этом он был похож на него самого и на его братьев — долгое существование наделяет мудростью.
— Мы не будем спорить, мертвец. Могли бы, но не будем. Ты отдашь мне этого человека…
— Так забирай! Я тебе разве мешаю?
— Да. И ты отлично это понимаешь. Мне не нужен жрец, у которого в голове сидит мертвый Страж.
— Ну, тут я тебе помочь ничем не могу, звиняй.
— Можешь. Ты не первый мертвец, с которым я беседую. И я знаю, как вы работаете. Отключись. Ты не живешь — существуешь. Если тебя не станет, человек останется жив и вознесется. Станет щитом людей, оборонителем их от Падших.
— А таких, как ты, богом называть будет? И душу свою погубит? Нет, псоглавец! Пусть лучше отойдет к Господу, как у людей заведено!
Импу, до то того времени стоявший, присел рядом с лежащим человеком. Тронул пальцем жилку у него на шее, аккуратно поправил разметавшиеся волосы. Отличный кандидат. Тренированный, сильный, с огромным потенциалом.
— Давай спросим его? — предложил он. — Свобода воли, ты же веришь в нее? Пусть сам скажет, хочет ли он умереть или согласится служить мне. Если второе, ты отключишься.
— А если нет?
— Мы попробуем извлечь из его головы тот кусочек камня, что держит тебя на этом свете.
— И ты мне говоришь про свободу воли?
— Его воли. Не твоей. Ты не человек.
— Так ты же этого самого выбора ему не оставляешь! Воистину — уста лживые, злоречивые! Нет никакой разницы между тобой и демонами, а уж как вы от Творца отошли — не суть важно. Одни бунт подняли, другие ослушались, девами прельстившись. На Суде один у вас приговор!
Импу вскочил. Подавил ярость, внезапно вцепившуюся в его горло костлявой рукой, отошел от пленника.
— Буди, — коротко приказал одной из ведьм.
— И наказание будет одно! — напоследок выкрикнул мертвый Страж.
А потом старуха положила на голову молодого человека руки и выпустила толику Силы.
Глава 19
«Не бойся! — сказал я Стефану, едва почувствовал его пробуждение. — Главное, ничего не бойся. Это демон, пусть и не самый обычный, но демон. Что мы с тобой — демонов не видали? Держись за веру свою, парень, и не позволь себе в искушение впасть! А уж он искушать тебя будет, так и знай!»
Говорить про запасной свой план на тот случай, если воспитанник не совладает с искушением и малодушно выберет служение Анубису, я ничего не стал. Поскольку никто из Стражей не знал этого и не должен никогда узнать. Иначе не последняя это надежда на спасение души получится, а погибель ее. Самоубийство — смертельный грех.
Мальчишка пришел с себя довольно быстро. Открыл глаза, увидел шакалью морду Анубиса, задрожал губами. Но вопрос мне задал по существу.
«Дядька Оли, как с таким биться?»
Вот, опять я дядька! Впрочем, пусть его, сейчас не время поправлять перепуганного пацаненка. А как биться — это очень хороший вопрос. Магия ведьм парализовала тело, но не смогла отключить меня. Значит, вся наша надежда на знания, которые хранятся в моей памяти.
«Сейчас придумаем, напарник. Ты, главное, веры не теряй. Жди и молись. А дядька Оли будет думать».
Анубис рассматривал Стефана желтыми своими звериными зыркалами, но пасть не отворял, словно ждал, когда мы с воспитанником наговоримся. И хотя наш разговор он слышать не мог, в аккурат под мою последнюю реплику произнес:
— Зови меня Импу. Я бог смерти и судья богов. Мои жрицы принесли тебя сюда, чтобы ты мог выполнить свое предназначение — стать жрецом Сутеха, моего брата.
И замолчал. Мол, осознай и гордись, смертный. Великая честь тебе предложена, радуйся. Уж не знаю на что он рассчитывал, вываливая такое выросшему в христианской традиции мальчику, но, наверное, не того, что Стефан ему ответил.
«Кто такой Импу?» — спросил он сперва у меня.
Пришлось коротенько рассказать парню о языческих богах и их происхождении. Стефан послушал, послушал, да и выдал вслух:
— А у твоего брата тоже голова собаки?
Молодка, та, которая раньше была Малой, прыснула. Видать, не успела еще изжить в себе девчоночьи рефлексы. Старица шикнула на дочь, после чего та сразу виновато опустила взгляд. И только благодаря этому не заметила, как шевельнулся лежащий на платформе и временно всеми забытый Гринь.
Анубиса эта детская дерзость не разозлила, а скорее позабавила. Он пару раз кхекнул, видимо, так песья глотка изображала смех, после чего довольно дружелюбно ответил:
— Древние боги, будущий жрец, могут принимать любой облик. Смотри!
Он сбросил плащ, под которым из одежды имел только причудливую не то юбку, не то набедренную повязку, и развел руки в стороны. Тут же мускулистая его фигура потекла, и мигом позже перед нами стоял уже не человек с шакальей головой, а настоящий шакал. Только не мелкая псина, а животное около двух метров в холке, с массивной грудью и сильными передними лапами. Корпус этого, с позволения сказать, шакала, к крупу сужался, на самом конце имея некое подобие хвоста, только очень короткого.
Затем тело твари вновь потекло туманом и превратилось в мужчину. Но не того, который нас встретил на островке, а другого. Высокого, около двух с половиной метров, бронзовокожего и с нездешними чертами лица. В черные, длинные, как у бабы, волосы, были вплетены кусочки камня, золотые обереги и человеческие нижние челюсти. Переносица зачем-то пронзена каменной шпилькой зеленого цвета, а черные глаза подведены ярко-синей краской.
К чести моего подопечного, он фокусами древнего бога не впечатлился. То есть удивился, конечно, глаза широко распахнул и рот, как дурачок, раскрыл. Но попутно — только мне — сообщил, что такое страховидло хорошо бы на ярмарке показывать. Отбою, по его словам, от зевак бы не было.
Пока древний бог показывал удаль свою, попутно рассказывая, какие возможности будущий жрец Сутеха обретет, когда примет свое предназначением, мы со Стефаном вовсю строили планы. Точнее сказать, я перебирал библиотеку в попытках найти способ противодействовать сущности такого уровня и мощи, и периодически делился своими находками с подопечным. А еще приглядывал за Гринем, на которого возлагал определенные надежды.
Но тот, раз едва заметно дернувшись, больше не шевелился. Да и мой поиск поводов для радости не давал. То ли источники, загруженные мне в память, были неполными, что было вполне вероятно, то ли люди прошлого никогда особенно не помышляли о том, чтобы убить или изгнать своего божка. В перечне рекомендованных боевых песнопений, составленных специально для Стражей, тоже не обнаружилось ничего подходящего для ангелов, которые одновременно были исторгнуты из воинства Божьего, и в то же время демонами как бы не являлись.
Хотя, тут как посмотреть… Вот бы златоустов этих, книжников драных, сюда на минуточку! Посмотрел бы я тогда, как они запоют — не с Люцифером в бунт пошли, значит не демоны! Может и правда, «чином изгнания» попробовать, как ревнитель ведьмака в Малахии приголубил? Так-то я его знал, но Стефан — ни прежний, ни нынешний, никогда его не применяли — ревнителей по-иному воспитывали. Они были щитом охраняющим, служителями искренне верующими (может, иногда даже до фанатизма), а мы, Стражи — мечом разящим. То есть на вопросы мира духовного и веры смотревшие более прагматично.
— Продемонстрировать тебе каждую из своих ипостасей, смертный? — насмешливо спросил Анубис. — Или ты уже убедился?
— Кто такой этот Сутех?
Вопрос воспитанник задал по моему наущению. Не потому что не знал — мы уже откопали в библиотеке все возможные сведения о древнем существе, носящем это имя. Просто тянули время — других-то способов еще пожить и побарахтаться у нас не имелось.
— Бог воинской доблести, смелости и ярости. Тот, кто поведет людей против демонов и очистит от них земли. Это большая честь, смертный, служить ему. И людям. Ты же хочешь спасти людей?
— А чего он сам не пришел? — задал Стефан следующий вопрос.
— Спит. Он пробудится, когда ты примешь свое служение.
— А ты меня не в жертву ему принесешь?
— Довольно! — внезапно вскипел Анубис. — Мертвец, я знаю, ты говоришь, а юнец только рот открывает. Последний раз тебе приказываю — отключись! Иначе…
Я успокоил Стефана, адреналин которого от гневного окрика Анубиса подскочил до запредельных показателей. И решил, что пора разыграть последние, с позволения сказать, козыри. Точнее, озвучить божку патовую ситуацию, в которой мы оказались. А то еще прибьет в гневе.
— Ты на голос-то меня не бери, псоглавый, — произнес я уже сам. — Мог бы сразу «иначе», на разговоры со мной время не тратил. Ты не можешь без опасности для жизни мальчика удалить имплант с наставителем. А его тело и разум тебе нужны в целостности. Так что…
— Так что мы сделаем это сами, — влезла Старица. Чуть поклонилась и без всякой почтительности добавила. — Если ты не против, повелитель.