В-третьих… Впрочем, и двух первых причин было вполне достаточно, чтобы напрочь забыть и о тенях, и о «Свете».
Тем временем в городе начали поговаривать о таинственно исчезнувших людях. Изумлял не сам факт исчезновения, а то, при каких обстоятельствах это происходило. Наибольшей нелепостью выделялась история о некоем гражданине, который на глазах собственной жены и двух совершеннолетних дочерей зашел в ванную комнату, а затем бесследно исчез за ее дверью. Отмечалось также, что все эти загадочные истории случались, как правило, около полудня, в самые распрекрасные погожие денечки.
Паника не охватила город лишь потому, что россказни бульварных газет о магах, вампирах, экстрасенсах, НЛО никто всерьез не воспринимал всерьез подобные истории. На фоне сообщений о многочисленных жестоких разборках, время от времени потрясавших город, тихие бескровные исчезновения неприметных горожан мало кого интересовали и, если попадали в сводки дневных происшествий, то лишь Из-за временного отсутствия громких преступлений.
Жизнь шла своим размеренным порядком. Никто не знал о том, что первая вызванная тень бесповоротно отворяла врата
Тьмы.
Эпилог
Настал, наконец, долгожданный выходной. Сегодня должно состояться самое настоящее свидание со Светой. Прежде Алеша почти каждый день провожал ее из школы домой, да и в школе они сидели за одной партой, но это свидание должно было стать первым настоящим. Он купит цветы и будет ждать свою девушку на скамейке в парке. И тогда появится Света – без сумки с тетрадями, загадочная, прекрасная, взрослая. И она не заговорит про зачеты, учителей, экзамены. Разве о таких пустяках говорят настоящие влюбленные? Тогда о чем? Тему беседы Алеша представлял смутно, но чувствовал, что в этот день все будет происходить иначе. Появятся новые, неведомые пока слова, и взгляд Светланы станет другим, совсем не таким, как у классной доски… Всю ночь не спал Алеша, думая о предстоящем удивительном, счастливом дне.
Вся комната залита солнцем. День не по-весеннему жарок. Алеше кажется, что и солнце, и птицы, и небо за окном радуются вместе с ним. Он ходит по комнате, неизвестно зачем переставляя попавшиеся под руку вещи. Слишком рано – надо подождать хотя бы полчаса, прежде чем выйти из дому. Иначе, за время, что он будет дожидаться Свету, цветы могут завянуть. Время тянется мучительно долго, стрелки слишком медленно, неторопливо подползают к заветным цифрам. Все! Теперь можно идти. Алеша стремительно шагает к двери,
останавливается – конечно же, он забыл взять деньги! Растяпа. Хорош был бы он без рубля в кармане!
Алеша открывает ящик письменного стола, за его спиной скользит чья-то тень. Проскользнула, замерла, притаилась в углу почти неразличимая. Только тень, одна, без того, кто мог бы ее отбрасывать. Алеша засовывает деньги в нагрудный карман легкой курточки и отходит от стола. Тень выбирается из своего угла и черной кляксой замирает прямо у его ног. Удивленный Алеша останавливается, помедлив, наклоняется над ней. Тень проворно отодвигается в сторону. Алеша оглядывается, осматривает комнату, но так никого и не обнаружив, вновь приближается к черной «кляксе». Тень опять отскакивает в сторону. Уже несколько минут продолжается эта странная игра, преследование странной, никому не принадлежащей тени.
ень метнулась под тахту и там, не различимая в полумраке, затаилась. Внезапно Алеша припоминает о жутких и, совсем недавно казавшихся нелепыми слухах. В классе много говорили о смертоносных призраках, преследовавших людей. Об этом, вроде бы даже писали в газете. Неужели это правда?
Не с удивлением, с испугом, Алеша оглядывается по сторонам. Дома только он, да еще эта страшная черная «клякса». Алеша хватает букет и выскакивает из квартиры, резко захлопывает дверь. Пока юноша спускается по лестнице,
его страхи рассеиваются. Мало ли что может показаться… Наверное, все это связано с очень ярким освещением в квартире – светлые стены, ослепительное солнце – вот и появилось темное пятно перед глазами. Алеша привык давать каждому явлению логическое и научное обоснование. Он не верил в чудеса.
И вновь все мысли его о Свете.
Черная клякса медленно расползается по двери. Тень не торопится – ни одна жертва не могла ускользнуть от нее. Сгусток мрака неспешно преследует Алешу и, улучив подходящий момент, незаметно сливается с его тенью. Ничего страшного не происходит, юноша продолжает быстро шагать вперед, торопясь на свое первое свидание.
На улице пустынно. Жара доконала даже старух, каждодневно торчавших на лавочках возле подъездов. Ни одного человека во дворе. Алеше вновь становится страшно. Тогда-то и появляется перед ним тень – огромная, угольно-черная, лишь отдаленно напоминающая своими контурами человека. Алеша кричит, бросается бежать, но очень скоро оказывается загнан в тупик между гаражами и забором. Тень неторопливо приближается. Будто шутя, чуть накрывает испуганную жертву. От ужаса Алеша цепенеет, бессмысленно смотрит на свою руку, что тает на глазах. Вот от нее остается только тень, черная смерть продвигается к локтю, выше,
выше… Он рванулся вбок, закричал, отчаянно, громко… На миг Алеше показалось, что он увидел черные бездонные глаза призрака, впившиеся в его душу…
Тень юноши мечется по неровно выбеленной стене, становится все светлее и светлее, а возле нее на асфальте расплывается большое черное пятно. Густая, непрозрачная тень удлинилась, стала похожа на змею и вскоре исчезла.
Света прождала на скамейке минут двадцать и раздосадованная, обиженная на Алешу, ушла домой, поклявшись никогда больше не встречаться с ним. Она не знала, как легко будет ей сдержать во гневе данную клятву – к тому времени, как рассерженная Света поднялась со скамьи, Алеша почти час, как перестал существовать в этом мире, и, увы, не только в нем… Тьма поглотила еще одну искорку человеческой души.
Тени хозяйничали в городе…
Часть вторая
Мир в
разбитом
зеркале
Кукла
— А вот я там была!
— Все ты врешь! Заборище высокий, а за ним злые кирпичи живут. Кто из детей туда пойдет, того они – стук!
— Нет, не вру! Нет, не вру! Под забором есть дырка. А про кирпичи – сказки для малявок. Там привидения живут, только я их не боюсь. Пошли?
— Мама говорит – на «стройку» нельзя ходить.
Она не узнает. Мы – быстренько. Там классно. Пойдем!
— А Димка из второго подъезда оттуда такую штуку принес – со стеклышками и вертится… — вступил в разговор Сережка, карапуз-малолетка лет шести от роду.
Обычно пренебрегавшая его мнением Даша на этот раз отнеслась к Сережкиным словам одобрительно:
— Даже Сережка и тот кирпичей не боится. Ты – маменькина дочка!
— Вот и нет! Куда хочу, туда хожу! А ты, Дашка, сама темноты боишься.
— Я?!
— Ты! Ты!
— Ладно, карапузы. Я пойду одна. Димка, между прочим, рассказывал, что там еще много-много цветных стеклышек рассыпано… У меня будут такие «секретики»! А вам я ничего не дам.
Искушение было велико.
— Я с тобой, — после недолгого раздумья произнесла Таня.
— И я… — на этот раз Даша не обратила никакого внимания на Сережкину реплику. Он немного обиделся, но пошел вслед за девчонками.
Ребятня направилась в сторону серого бетонного забора, перегораживающего угол двора. Раньше здесь стоял старый, выстроенный еще до революции, деревянный дом. Недавно его снесли, но руины до сих пор так и не разобрали. Это место, на языке ребятишек близлежащих домов, и называлось «стройкой».
Даша, самая старшая (ей через три месяца должно было исполниться девять) и самая бойкая девчонка в их маленькой компании, уверенно проследовала к сваленным на земле ящикам и коробкам, раздвинула их и нырнула в темную
глубину свалки. Робкая Таня и маленький Сережа волей-неволей последовали за ней. Коробки действительно скрывали от посторонних взглядов незаложенную кирпичами щель под забором. Даша первая встала на четвереньки, пригнулась и проскользнула в лаз. Остальные – следом. И вот уже все трое стояли на запретной земле «стройки».
Таня, ожидавшая увидеть мрачные, похожие на разрушенный средневековый замок руины, была разочарована. Дом давно сровняли с землей, и всю территорию «стройки» занимали валявшиеся в беспорядке посеревшие доски, куски штукатурки, битый кирпич и прочий строительный хлам. Даша соврала в очередной раз – в этом месте не могло жить ни одно уважающее себя привидение.
Полка Таня озиралась по сторонам, Даша немедля приступила к поискам цветных стеклышек и прочих диковинок. Сережка уже нашел какую-то щепочку и был вполне доволен.
— Мама… — голосок был такой тоненький и тихий, что сначала Таня подумала – ей мерещится. Но плач повторился: — Мама…
Похоже, жалобный зов исходил из-под огромной дубовой балки, некогда поддерживавшей потолок дома. Таня решительно полезла вперед.
— Мама! — послышалось совсем близко. Огромные голубые глаза смотрели доверчиво и печально.
— Ой, бедняжка, как ты здесь оказалась? Тебя забыли? Ты же замерзла! И, наверное, хочешь кушать. Ты такая грязная… Идем домой…
Таня бережно подхватила голубоглазую куклу в перепачканном платье. Завернула ее в свою курточку. Погладила по некогда золотистым, а ныне свалявшимся в бурую паклю волосам. Пятясь задом, вылезла из-под балки.
— Мама… — пропищала кукла.
— Ого! Покажи… — подошедшая неведомо откуда Даша бесцеремонно потянулась к кукле. — Где ты ее нашла? Дай подержать.
— Не дам. Это моя дочурка. Не пугайте ее.
— А как ее зовут? — поинтересовался только что подошедший Сережа.
— Мила, — чуть слышно пискнула кукла, моргнув невинными голубыми глазами.
Смахнув пыль с серванта, молодая женщина обернулась, вопросительно смотря на ребенка:
— И где ты ее нашла?
— Там… во дворе… Можно Мила будет жить с нами?
— Значит, ее зовут Мила. Послушай, дочурка, если ты честно расскажешь мне, откуда эта кукла, я оставлю ее.
— Со «стройки», мамочка… — Таня потупилась, опустив глаза.
Мать придала лицу суровое выражение:
— Твое счастье, что я успела дать слово. Поэтому – кукла останется. Но ты будешь наказана. Мила останется у меня… пока. Только твое, Татьяна, образцовое поведение, сможет приблизить вашу встречу.
— Но мамочка…
— Никаких «но».
Высокая женщина легкой походкой вышла из комнаты, унося игрушку. На глазах Тани навернулись слезы:
— Мама!
Ее голос слился с жалобным голоском куклы:
— Мама!
— Наша малышка нашла себе новую подружку, — произнесла Наталья, загасив недокуренную сигарету.
— Вот как?
— Представь. Лазила на «стройку» и отыскала куклу. Мне кажется старинную. Впрочем, посмотри сам, ты лучше в этом разбираешься. Она на шкафу… в педагогических целях…
Александру, несмотря на его немалый рост, пришлось встать на цыпочки, чтобы стянуть с высокого антикварного буфета бесформенный малопривлекательный комок – новую «подружку» его дочери. Он начал внимательно рассматривать вещь, тут же комментируя увиденное:
— Да, это, в самом деле, стоящая вещичка. Фарфор. Отличный фарфор. Ни единой трещинки. Глаза —– стекло. Закрываются. Поворачиваются из стороны в сторону. Механизм, видимо, простенький, но отлаженный. Ресницы на месте, целы. Волосы, по-моему, натуральные, детские… Ого! Она еще и говорит! Европейская работа, и ты права – старинная. Где-то вторая половина девятнадцатого века или даже чуть раньше. Но это надо уточнять. А платье – дешевка. Сшито недавно и, похоже, подростком или абсолютно бездарной швеей. Надо же ухитриться так пришить рукава! Самоделка. Послушай… — Александр поднял глаза. — Сшей ей платье из атласа цвета слоновой кости с кружевными вставками. В таком виде она бесподобно впишется в интерьер. Посадим ее в гостиной на кресло. Да… и кружевной зонтик ей в руку. Пожалуй, я сам разработаю фасон этого платья.
— Танюша считает ее живой и вряд ли позволит сделать из нее украшение.
— Жаль. Тогда красотку ждет участь всех любимых кукол — искромсанные волосы, перекрашенные фломастерами, оторванные ноги, перепачканные щеки и… гибель. Фарфор – не пластик. Жаль, хорошая бы получилась вещичка, стильная. В конце концов, ее можно было бы выгодно продать. Такие безделушки сейчас в моде. Пожалуй, я даже знаю покупателя…
— Оставь, Александр. Теперь это кукла Танюшки.
— Как знаешь.
К воскресенью Таню решено было простить. Ее ждал счастливый удивительный день – вдвоем с мамой они займутся прихорашиванием Милы. Всю неделю Таня готовилась. Не церемонясь, отбирала у других кукол лучшие платья. Стирала их, развешивала сушить на балконе, гладила маленьким утюжком. Делала кукольную комнату – уголок с кроваткой, зеркалом и ковриком у ног. Забросила дворовые игры с Дашей и Сережей. Целыми днями сидела дома, рассказывая другим своим куклам, какая вскоре у них появится подружка. Одним словом – ждала.
Настало воскресенье. Вскоре после завтрака Мила была извлечена из своей недосягаемой темницы и сразу же попала в умелые руки Натальи – мытье хрупкой фарфоровой куклы было делом многотрудным и недетским. Наталья тщательно оттерла грязный нос и щеки, вымыла волосы, держа кукольную головку так, чтобы в глазницы не налилась вода, расчесала приобретшие золотистый оттенок локоны и завила их старыми бабушкиными щипцами. Удовлетворенно оглядела свою работу, что-то придумала и, довольная собственной выдумкой, послала дочь в спальню за набором косметики. Вскоре, к огромному Таниному удовольствию ресницы Милы были подкрашены настоящей маминой тушью, а губы зарозовели, покрытые шикарным перламутровым лаком для ногтей.
Пришел Танин черед взяться за дело. С благоговением приняв из рук матери похорошевшую куклу, девочка надела на нее самое лучшее платьице, к счастью, оказавшееся в самую пору. Далее настала очередь панталон с кружавчиками, сшитыми мамой для прошлой фаворитки, чьих-то башмачков… В последнюю очередь Таня завязала на голове Милы огромный голубой бант из блестящей ленты.
— Ну вот, теперь твоя Мила больше не походит на бродяжку. Когда-нибудь мы сошьем ей шелковое платье и шляпку, а может быть, смастерим и зонтик. Пока иди, познакомь Милу с ее компаньонками. Да, кстати, мне не очень
нравиться имя Мила. Что если назвать ее иначе? Например, Элиза или Беатрис…
— Нет, мамочка, Мила сама сказала, что ее так зовут.
— Она же говорит только слово «мама».
— Обычно — да, но когда очень захочет, то и много чего другого.
— Что ж, может быть, но я думаю, что взаправду куклы говорить не умеют.
— Это простые куклы. А Мила не такая, она — живая.
— Сегодня мы весь день бездарно опаздываем! — Наталья потянулась за новой сигаретой, щелкнула зажигалкой. — Я рассчитывала быть дома к Танюшкиному возвращению из школы. У них сегодня четыре урока, потом – бассейн. А Таня простыла, и я написала записку, чтобы ее отпустили домой. Она, наверное, уже час, как пришла.
— Кто знал, что рейс задержат на два с половиной часа!
— Бред какой-то! Теперь эта «пробка» – мы тут уже минут сорок торчим.
Александр посмотрел на часы:
— Только шестнадцать с четвертью.
— Прекрати свои бесконечные шуточки! Сорок, шестнадцать – какая разница! Главное – мы опоздали. Главное – Таня одна и волнуется за нас.
— Успокойся. Дети еще не умеют нервничать понапрасну. И оставь в покое сигареты, за шестнадцать минут, эта, кажется, третья. Скорее всего, Танюшка сейчас о нас и думать не думает – развлекается себе с новой куклой. Рада радешенька, что ее никто не отвлекает.
— Она волнуется! Она не такая бесчувственная, как ты!
— Наталья! В конечном счете, мы встречали именно твою сестру и это именно ты, не далее, как вчера вечером «порадовала» меня идеей подбросить ее от аэропорта до дома. Это я, сорвавшись с работы, изображал из себя таксиста, носильщика, мальчика на побегушках. А теперь я же во всем и виноват! Теперь я вынужден слушать, как на меня кричат!
— Прости, — перегнувшись, Наталья достала с заднего сиденья шляпку и сумочку. — Я не хотела тебя обидеть. Просто я не могу тут больше торчать. Ждать. Я еду на метро.