Так что, пока Саша под моим чутким внутренним руководством поднимал и опускал руки, глубоко вдыхая и выдыхая, выполнял наклоны и повороты туловища, всячески "рукомашествовал и дрыгоножествовал" в замедленном темпе — что-то в стиле ушу, — я наплел ему про боевых тибетских монахов и обещал научить боевому применению этих приемов, когда его организм достаточно окрепнет. Саша объяснил взволнованной матушке, что это китайская дыхательная гимнастика, про которую он вычитал давно в книжке, а вот сейчас вспомнил, когда она пригодилась для его восстановления. Матушка успокоилась, тем более, она как-то не очень уделяла внимание сыну, целыми днями посещая подруг, нанося визиты, заказывая все новые наряды и побрякушки, впрочем, никогда никого не приглашая к нам — стеснялась бедности. Братец Иван тоже не уделял внимания болящему, забыв о своем предложении сделать все для его выздоровления, так что последние визиты врача оплачивала Лиза. Она часто бывала у нас, то одна, то с Генрихом и каждый раз подолгу сидела у меня, развлекая разговором. Они тоже видели нашу гимнастику, но удивления не высказали, мол, сейчас многие лечат упражнениями, вреда от этого не будет. Генрих расспрашивал меня о самочувствии, но больше не осматривал, довольствуясь внешним наблюдением, только как-то, вытащив из жилетного кармана большие часы, подсчитал пульс после моих упражнений, одобрительно хмыкнув.
Доктор, который появился у нас в конце месяца, удивился Сашиному свежему виду, прописал неразборчиво по латыни какую-то укрепляющую микстуру и рекомендовал санаторное лечение на европейских курортах, лучше всего — в Швейцарии. На этом его визиты закончились, а супруги Циммер пригласили Сашу в гости в следующую субботу. Да хоть бы и завтра, временем своим мы располагали как хотели — присяжный поверенный, узнав, что Саша выбыл из строя минимум на месяц, да еще, возможно, потребуется полгода восстановления на курорте, прислал письмо, в котором "милостивого государя Александра Павловича" извещали о том, что в связи с загруженностью делами его никто не будет дожидаться, желали выздоровления и приложили 40 рублей (жалование помощника за месяц), а также — рекомендательное письмо для последующего устройства на работу, из которого, впрочем, следовало, что самостоятельных дел Саша не вел и особого рвения в делах поверенного не проявлял, то есть грош цена такой рекомендации.
В день визита, а приглашены мы были к обеду (ни маменька, ни, тем более, Иван, к Саше не присоединились, сославшись на занятость), я, отправившись на задний двор за малинник, где росли дикие цветы, изготовил букет, в центр которого положил две ветки красно-фиолетового иван-чая, кругом — ромашки, немного незабудок и позаимствовал для усиления рыже-оранжевой гаммы несколько календул и бархатцев из цветочника. Потом туго обвязал бечевкой, обрубил топором комли и привязал цветной ленточкой какие-то широкие и острые сорняки в качестве зеленой розетки. В стиле флористического дизайна XXI века вышло стильно, но маменька, увидев мой букет, надула губки и сказала, что это пейзанская трава и что она означает — она не знает. Ее учили языку цветов, где действовали розы и ландыши, а простонародный иван-чай — фи, это не комильфо. Ну-ну, а попроси я у нее трояк на букет из цветочного магазина или на коробку конфет, я бы услышал, что шиковать для нас — не те времена. Саша все заработанные деньги отдавал матери и своих у него не водилось ни копья, как я выяснил.
Принарядившись и взяв букет (я убедил Сашу, что это очень модный букет с точки зрения XXI века, когда полевые цветы будет труднее достать в Москве, чем розы, которые продавались на любом углу, и что букет составлен по всем правилам флористики — это целая наука такая теперь есть), мы отправились в гости. Идти было совсем недалеко — всего квартал. На улице кое-где валялся сухой и свежий конский навоз, никакой мощеной мостовой не было и в помине, зато крепкие купеческие усадьбы с лабазами стояли плечом к плечу. Дом наш был где-то вроде как по Казачьему переулку, в районе Большой Полянки, вон и церковь вдали похожа на ту, что сейчас напротив книжного магазина "Молодая гвардия". На Полянке уже была булыжная мостовая, навоз не валялся и пройдя десятка три метров в сторону Садового кольца, я увидел на первом этаже двухэтажного каменного дома вывеску с золотыми буквами под стеклом "Аптекарский магазин" и ниже, помельче, — "магистр фармации Генрих фон Циммер". Дверь была солидная, с ручкой электрического звонка рядом и стрелкой, показывающей, куда ручку надо вертеть (это ведь и гальванической банки не надо — вечный механизм!).
Войдя, мы увидели стойку и шкафы с фарфоровыми банками и просто с закрытыми дверцами на которых были прикреплены медные таблички с латинскими надписями. За стойкой стоял молодой человек с пробором посреди головы, абсолютно приказчицкого вида. Он узнал Сашу, открыл стойку и пригласил проходить наверх. Саша дорогу знал и мы быстро поднялись наверх, где нас тепло встретили Генрих и Лиза. Саша вручил Лизе букет и я понял, что ей он понравился:
— Очень необычно и со вкусом. Никогда не скажешь, что это простые полевые цветы. Ты просто удивил меня этим букетом, Саша, никогда бы не заподозрила у тебя такой необычный взгляд на обычные вещи.
Я подумал: "то ли еще будет, дорогая тетушка, что ты тогда скажешь?"
Тут нас пригласили к столу, со вкусом накрытому, с красивым сервизом и белыми накрахмаленными салфетками в серебряных кольцах с вензелем-монограммой на ослепительно белой скатерти. Горничная принесла вазу и поставила букет в центре стола. Вокруг тарелки лежали разнообразные серебряные предметы сервировки, значения некоторых я не знал и приходилось уповать на навыки Саши. Впрочем, он не подкачал. Блюда подавала та же горничная (избытком прислуги этот дом не страдал), а вот готовила Лиза сама, в чем она с гордостью призналась. Генрих предложил вишневой наливки (ну какой же немец без киршвассера), но Саша отказался, а Лиза его поддержала, сказав, что алкоголь для Саши пока исключен. Сама Лиза, впрочем, пригубила рюмочку, составив компанию мужу.
После обильных холодных и горячих закусок настало время первого горячего блюда, каковым был гороховый суп с копчеными свиными ребрышками и мелко порезанной копченой колбаской. Аромат умопомрачительный, я тоже всегда любил гороховый суп, но этот… Похвалив хозяйку, я и Генрих быстро справились с супом и я хотел было попросить еще, но Лиза остановила меня, сказав, что еще будут всякие вкусности. И правда, бараньи котлетки с картофельным пюре на сливках тоже были вне конкуренции.
Потом мы перешли на балкон, где был сервирован чайный стол, рядом на отдельном столике стоял блестящий как золото, самовар. Горничная подала с ледника торт, про который Лиза сказала, что все блюда для обеда готовила сама, а вот торт заказала у кондитера Штольца, поскольку он один умеет готовить торт-суфле. Торт и правда, внутри был из суфле, как "Птичье молоко", а снаружи походил на "Киевский", обильно украшенный кремовыми розочками, фигурным шоколадом и цукатами. Откушав торта и, полюбовавшись сверху Лизиным цветником, — дворик по площади походил на наш, тоже с конюшней, но поменьше, со смородиной и крыжовником, вот только цветов всяких и самых разнообразных оттенков было не в пример больше, мы опять вернулись в гостиную, где вся посуда со стола была уже убрана и столешница застелена чистой скатертью, на которой красовался мой букет. Я похвалил кулинарное искусство хозяйки и отметил исключительно красивый цветник, на фоне живых цветов которого поблек мой букет. Лиза же сказала, что ей понравился принцип составления композиции и она попробует сделать нечто подобное из своих цветов. Немного отдохнув, я попросил Генриха показать его лабораторию, тем более, что вывеска у него была "Аптекарский магазин", то есть он мог торговать не только лекарствами, а химическими веществами, электрическими изделиями от звонков до патентованных медицинских аппаратов.
Мы опять спустились вниз, только повернули в другую сторону от аптеки, вышли во двор и оказались возле каменного сооружения, которое я принял за каретный сарай. Внутри все было вполне достойно оборудовано, в прихожей была печь, обогревавшая через стену лабораторное помещение, то есть никакого открытого огня внутри не было, зато была вытяжка и вентиляция. Посредине стоял большой лабораторный стол, по сторонам вдоль стен — шкафы с реактивами. Я сказал (а вести разговор договорился с Сашей я сам):
— Генрих, в аптеке я видел, в основном, банки с травами и прочим растительным сырьем и почти не видел продуктов химического синтеза. Знаешь ли ты о синтезе химических лекарств, например на основе фенола или салициловой кислоты, а также о синтетических красителях на основе анилина?
Генрих вытаращился на меня, но быстро справился с удивлением:
— Саша, вроде раньше я не замечал у тебя тяги к химии, хотя старался ее разжечь.
— Видимо, время пришло, дядюшка.
Саша, хоть и обращался на правах родственника к Генриху на "ты", хотя тот был старше минимум на полтора десятка лет, а то и больше (ему можно было дать от 35 до 45 лет), но все же Генрих был "фоном" и магистром а Саша, как окончивший полный курс университета, всего лишь кандидатом юриспруденции, а для получения степени магистра и доктора надо было защищать диссертации.
— Да, я знаю про анилин, его получают из каменноугольной смолы, это маслянистая ядовитая жидкость, у меня есть около унции этого вещества. Что касается салициловой кислоты, то на ее основе готовят мазь, которая используется при ревматических болях, пробовали применять салициловую кислоту внутрь с той же целью, но она оказывает очень сильное раздражающее действие на желудок и токсична. Фенол, по-другому карболовая кислота, гидроксибензол, имеет антисептические свойства и применяется для лечения гнойных ран (разбавленный раствор) и для обработки поверхностей с целью обеззараживания.
— А в России производят эти вещества, все же каменного угля у нас вдоволь?
— Нет, все завозится, преимущественно из Германии. А зачем тебе это?
— Дядюшка, исключительно в мирных целях, я не собираюсь делать взрывчатку или кого-то травить. Дело в том, что это сырье либо для производства красителей, либо для производства лекарств, или и для того и для другого. Если у тебя есть немного анилина, а нужна всего лишь капля и чуть бихромата калия, то я тебе могу показать получение пурпурного красителя. Это сделал два десятка лет тому британский студент Перкин, может быть, ты слышал про это, он получил привилегию и опубликовал свое изобретение. Вот только я не знаю, получил ли он привилегию в России, скорее всего, нет.
Пока я это рассказывал, Генрих капнул каплю анилина в пробирку и добавил бихромат — выпал плотный осадок, но никакого окрашивания не было. Дядюшка вопросительно посмотрел на меня.
— Надо спиртом растворить, — подсказал я.
И тут случилось чудо, я и сам такого не ожидал — спиртовой раствор приобрел красивый насыщенный пурпурный цвет.
— Вот такая реакция, дядюшка Генрих. Теперь можно окрасить кусочек ткани, промыть в воде и высушить.
Так мы и сделали. Вывесив кусочек белого полотна на просушку и помыв руки, мы присели на высокие лабораторные табуреты, очень похожие на те, что сейчас используются в барах.
— Да, Саша, удивил ты меня. Не ожидал. Не сказать, что это — открытие, но у нас патенты дают на что угодно, первенство и новизна не обязательны, если, конечно не получена привилегия на это вещество в России.
— Привилегию можно обойти, например, наш химик Зинин, ученик Бутлерова, описал получение анилина из нитробензола. Все вещества, про которые я говорил, содержат бензольное кольцо, только радикалы разные. Например у фенола это гидроксильная группа ОН, а у анилина — аминогруппа N2O. Явно все это уже описано, но если запатентовано, то как получение анилина из нитробензола, а не конечный продукт — пурпурный краситель. То есть получение исходного вещества будет иным, чем у Перкина, а потом добавляем бихромат (его ведь никто не патентовал, так можно было бы патент на воду или поваренную соль получить — это простые вещества, имеющиеся в неживой природе — неорганические). Так что привилегия, даже если она есть, обходится.
— Хорошо, я подумаю об этом. А для чего это тебе?
— Я хочу продать патент-привилегию (ты будешь в доле) и получить средства для другого изобретения. У меня есть еще несколько идей относительно лекарств, это совершенно неизвестные пока соединения, и, как я говорил, имеющих в основе бензольное кольцо с разными радикалами. Некоторые из них могут спасти от стрепто- и стафилококковой раневой инфекции, а также активны против холеры и туберкулеза. Такие препараты могут спасти миллионы жизней. Но у меня нет книг. Не мог бы ты разрешить воспользоваться твоей библиотекой? Это будет быстрее, чем читать в публичке, да и ты поможешь разобраться, если я чего не пойму.
Дядя Генрих смотрел на меня как на говорящую лошадь, но вскоре очухался и повел в библиотеку. Библиотека была и впрямь богатая. Я нашел учебник Бутлерова по химическому синтезу, аналогичный немецкий труд, где довольно подробно было расписано про красители (немцы здесь были спереди планеты всей на пару десятилетий).
— Генрих, а у немцев есть получение пурпурного красителя и есть ли на него привилегия в России, не мог бы ты это уточнить? И вообще, какие из красителей имеют привилегии, индиго, например, или ализарин? Можно ли наладить их производство здесь — согласись, это вообще более выгодное дело, чем аптека и на этой базе можно создать большую лабораторию с десятком химиков, которые будут искать пути синтеза новых лекарств, спасущих человечество. Хотел бы ты быть во главе такой лаборатории?
— А почему бы сразу не заняться лекарствами? Насколько я понял, именно лекарства — твоя цель.
— Да, лекарства — это здорово, но кто нам даст первоначальный капитал? А красители всегда в цене, Россия — текстильная держава. Хоть сам производи красители, хоть торгуй привилегиями на их производство — на все будет спрос и сразу. А лекарства надо испытать, хотя бы на животных, это процесс длительный.[11]
Выбрав пяток книг по химии и физике, я откланялся, договорившись встретится с Циммерами завтра, в церкви.
Реакция Зинина: получение анилина из нитробензола, что позволит обойти патент Перкина, а также и немецкие патенты на анилиновые красители. Исходное вещество — нитробензол, получается из карболовой кислоты, которой после русско-турецкой войны в России хоть отбавляй.
Глава 6
Операция "Царьградский пурпур"
Утром к нам зашла Лиза и сказала, что мы пойдем в церковь, поставим свечку за мое выздоровление. Но этому случаю маман выдала мне серебряный пятачок — самую мелкую серебряную монетку (вообще-то был и медный пятак — большой и увесистый, но господа предпочитали серебряные монетки). Лиза также сказала, что Генрих хотел бы продолжить вчерашний разговор, у него есть для меня новости. С тем мы и отправились в церковь, компанию нам составили празднично наряженные Антип с Глашей, но они шли чуть поодаль, не мешая господам. Иван с утра куда-то уехал, а у маменьки вдруг заболела голова. Как-то я услышал, что Глаша говорила мужу, что видела барыню входящей в польский костел на Грузинах и крестившейся по-католически. Видимо, приняв православие, чтобы выйти замуж, маман помнила и о старой католической вере предков, ну что же, на мой взгляд, Бог един и для христиан всех конфессий и для мусульман обоих толков, и для иудеев, иначе бы на небе не утихала война одного бога с другим.
С тем мы дошли по Казачьему до перекрестка, где нас ожидал Генрих, он был в строгом сюртуке, на голове невысокий цилиндр. Потом я узнал, что такой цилиндр называется шапокляк и складывается в блин, что удобно держать в руках в церкви или в других местах, где надо стоять с непокрытой головой, а потом щелк или "кляк" — срабатывает пружина и опять ткань натягивается трубой. С удивлением увидел в петлице сюртука у Генриха розетку из Георгиевской ленты с миниатюрой солдатского Георгиевского креста (или, если правильно, со "знаком отличия Ордена Святого Георгия для нижних чинов").[12] Обратив внимание, что я смотрю на маленький петличный серебряный крестик со святым Георгием, поражающим змия, Лиза сказала: