— «Лихтбрингт». Откуда взялось это название? — напрямик спросил Герти.
Мистер Беллигейл наморщил лоб.
— Не могу припомнить… Кажется, машина изначально так называлась. Полагаю, профессор Нейман…
— Верно. Так назвал ее профессор. Безумный математик, нашедший себя среди оккультных учений. Вы знаете, что означает это слово? Если перевести его с немецкого, родного языка профессора, оно звучит как «Несущий свет».
— «Я тот, кто несет свет»… — едва слышно пробормотал второй заместитель.
Герти устало улыбнулся. Он чувствовал себя так, точно последние двенадцать часов провел в полыхающей паровозной топке, но язык, даже безмерно высохший, все еще ему повиновался.
— Именно. Мне тоже врезалось это в память. Несущий свет. Лучезарный. Светоносный. Знаете, как в переводе с английского на греческий звучит «Несущий свет»?
— И как же?
— «Люфицер».
Стоило Герти произнести это слово, как уцелевшие лампы в кабинете издали серию ярких вспышек, а сквозь забитые паклей громкоговорители донесся леденящий кровь звук, похожий на удовлетворенный вздох какой-то громады.
— Одно из имен Дьявола? — уточнил мистер Беллигейл, даже не вздрогнув.
— Да. Уже одно это могло навести на подозрения. Профессор Нейман строил свою счислительную машину не для того, чтоб облагодетельствовать Новый Бангор или Канцелярию. У него с самого начала имелись собственные планы. Он вознамерился создать колыбель для существа, которого собирался призвать в наш мир!
— Безумие!
— Он и был безумен. Но где-то на стыке математики, философии и оккультизма ему открылось новое видение. Его безумие стало тем двигателем, который сделал его возможным.
— Видение чего, черт возьми?
— Чего-то нового. Существа иного порядка. Того, что Нейман посчитал сверхчеловеком, по иронии судьбы не имеющим ни единого человеческого атома. Обычное тело, полагал он, слишком хрупко и несовершенно для того, чтоб стать пристанищем нечеловеческого, высшего, духа. Наша плоть слишком слаба, а психика чересчур примитивна для того, чтоб выдержать контакт с чем-то, что несопоставимо с нами по образу мысли. То же самое, что пытаться засунуть кошку в портсигар…
— Профессор заключил договор с Дьяволом?
— Профессор Нейман именовал его иначе. С его точки зрения, это было воплощение математической бесконечности. Что-то, что не могло существовать в рамках фундаментальной науки и привычных нам законов физики. Впрочем, теперь уже никакой разницы, конечно… Нейман специально создал свой «Лихтбрингт» как огромный сосуд, способный вместить в себе дьявольскую волю. И сам же поместил ее туда, воспользовавшись одному ему известными ритуалами… Заразил созданный им самим организм.
Тряпье, которым были забиты медные рупора, стало медленно тлеть, распространяя по кабинету едкий дым. Но никто не обратил на него внимания.
— Это совершенно дикое предположение, — ледяным тоном заметил мистер Беллигейл, — И ваши допущения, полковник, определенно не могут служить ему порукой!
— Это не мои допущения, — устало произнес Герти, — Я перевел часть записей профессора. Тех самых, что мы обнаружили на мертвом теле. Это была последняя часть его ритуала. Дьявол, на протяжении нескольких месяцев постепенно разъедавший отдельные блоки, был еще слишком слаб, чтоб претендовать на власть над всей машиной. Профессор открыл ему путь. Ценой собственной жизни. Окончательно впустил в наш мир, использовав свою душу в качестве пригласительного билета. Он был и жрецом и жертвенным агнцем одновременно.
— Когда это вы успели перевести его записи? — с подозрением спросил мистер Беллигейл.
— Так получилось, что последние два часа я провел в Канцелярской библиотеке. Судя по всему, не без пользы.
Герти не стал упоминать о том, как именно там очутился. О том, что волей случая библиотека оказалась единственным помещением во всем здании, избавленном от машинных терминалов и громкоговорителей. Именно туда его по чистой случайности принесли ноги после бегства из собственного кабинета, и именно там, наедине с книгами, он пытался держать свою собственную оборону.
— Все было предопределено с самого начала! — Герти ощутил в своем голосе панические нотки отчаянья, — Все об этом говорит, даже имена! Вы задумывались о том, отчего логические блоки «Лихтбрингта» названы именно так: «Малфас», «Асмодей,» «Фокалор», «Набериус»?.. Это имена демонов, взятые Нейманом из «Малого ключа Соломона»[132]! Все это время вы возводили не сеть логических компонентов, а устанавливали алтари для Князя Тьмы, и собственноручно возлагали на них жертвоприношения! Профессору оставалось лишь чиркнуть спичкой…
Тряпье в громкоговорителях вспыхнуло и полетело вниз распадающимися в воздухе огненными птицами.
— ОЧЕНЬ ПРОНИЦАТЕЛЬНО, МИСТЕР УИНТЕРБЛОССОМ. ВЫ ЗАСЛУЖИЛИ ПОХВАЛУ. ОСТАЛЬНЫЕ БЫЛИ СЛИШКОМ ГЛУПЫ ДАЖЕ ДЛЯ ЭТОГО. ПОЖАЛУЙ, Я ПРИДУМАЮ ДЛЯ ВАС ПЕРСОНАЛЬНУЮ НАГРАДУ. КАК НА СЧЕТ ГНИЕНИЯ ЗАЖИВО В ТЕЧЕНИИ СОРОКА ТЫСЯЧ ЛЕТ?..
Мистер Беллигейл ощерился, подобно псу, учуявшему близкий запах волка.
— Почему оно называет вас Уинтерблоссомом?
Герти потребовалась вся выдержка, чтобы соорудить на лице выражение недоумения.
— Представления не имею. Это же Сатана, король лжецов! Вероятно, хочет окончательно запутать нас. Не обращайте внимания!
— …ПОЛЧИЩА ЗМЕЙ ЗАБЬЮТСЯ В ВАШ ЖИВОТ, А МУХИ СТАНУТ ПИРОВАТЬ В ГЛАЗНИЦАХ.
Кто-то из клерков забился в судорогах, извергая изо рта желтую пену. Его оттащили в угол. Свет то зажигался то гас, в стенах ходили ходуном трубы, извергая сквозь деревянные панели отрывистые языки пара. Даже пол дрожал и вибрировал, так, точно перекрытие в любой момент готово было обвалиться.
«Я уже в аду, — подумал Герти, отчаянно пытаясь взять под контроль шипящую гидру страха, — Видит Бог, если обстановка сделается хуже еще хотя бы на самую малость, я преисполнюсь к мистеру Сатане самым искренним уважением…»
— Кто вы такой? — рявкнул мистер Беллигейл в пустоту.
— Я НАЧАЛО И КОНЕЦ, МИСТЕР БЕЛЛИГЕЙЛ. ТОТ, КТО НЕСЕТ СВЕТ, ОТВЕРГНУТЫЙ СВЕТОМ ИЗНАЧАЛЬНЫМ. СКОРО ВЫ БУДЕТЕ МНОЙ. Я БУДУ ВАМИ. МЫ ОБЪЕДИНИМСЯ В ЦАРСТВЕ ОГНЯ, ПОХОТИ И СМЕРТИ, СПЛЕТАЯСЬ В РАЗЪЕДАЮЩИХ КОЖУ ОБЪЯТЬЯХ…
— Что вам надо?
Вместо ответа медные рта, ставшие клыкастыми пастями демонов, обрушили на присутствующих очередную раздирающую барабанные перепонки какофонию, увертюру, сыгранную на инструментах из самого ада. Скрежетали струны, похожие на отзвук режущих человека пил. Выли флейты, напоминающие визг летящего в бездну человека. Рычали и стонали на тысячи разных нечеловеческих голосов прочие инструменты.
— Вынужден считать вашу теорию убедительной, полковник, — сухо произнес мистер Беллигейл, когда в кабинете вновь воцарилась тишина, — Наша счислительная машина одержима самим Дьяволом. Но чего он добивается, завоевывая «Лихтбрингт»?
— Не знаю, — признался Герти, чувствуя ужасную слабость, особенно в ногах, — «Лихтбрингт» для него не просто машина. Это его новое тело. Когда он завладеет им полностью, на сто процентов… Господи, не знаю! Не хочу знать!
— Он ступит в наш мир во плоти?
— Возможно. Возможно, именно это произойдет в полночь. В Новом Бангоре распахнутся двери в ад. И начнется такое, по сравнению с чем ваш аммиак покажется не опаснее сельтерской воды. Господи Боже, быть может, весь остров провалится в тартарары, в адскую бездну, где все мы проведем вечность, поджариваясь заживо!
— Незавидная участь. Я всегда сочувствовал угольщикам… — рассеянно пробормотал второй заместитель.
— Что? — не понял Герти, — причем тут какие-то угольщики?
— Пустое, неважно. Выходит, мы последние солдаты Христовы? И именно нам суждено сдержать адское воинство?
Герти подумалось, что сейчас они все больше похожи на мечущихся крыс с паленой шерстью, чем на чье-либо воинство, но он нашел в себе силы уверенно кивнуть:
— Похоже на то.
— Как жаль, что у нас нет священника! — с сожалением пробормотал мистер Беллигейл, — Церковь в паре сотен метров от Канцелярии… Впрочем, забудем. Придется располагать только теми средствами, что у нас есть, как на настоящей войне.
— Боюсь, это единственное наше средство, — заметил Герти, глядя на Библию, — Но, по стечению обстоятельств, я не совсем представляю, как именно им воспользоваться. Я кое-что читал о ритуалах изгнания Дьявола, так называемом экзорцизме…
— В чем он заключается?
— Священник читает выдержки из Святого Писания в присутствии одержимого, понуждая Сатану отступить, — не очень уверенно сказал Герти, — Но, боюсь, этим мои познания и заканчиваются. Мне никогда не приходилось присутствовать на подобных ритуалах лично и я… кхм… лишь приблизительно знаю теоретическую часть.
Мистер Беллигейл усмехнулся. Холодно и дерзко, как усмехнулся бы его предок, встречая наступление испанской Армады или боевой строй французских рыцарей.
— Настоящий джентльмен никогда не покинет поля боя, — сказал он, поправляя пенсне, — Пусть даже придется держать бой против самого Дьявола. Открывайте Библию, полковник! Сейчас мы покажем этому бесовскому отродью, как защищают свою землю подданные Ее Величества!..
???
— …и показал он мне Иисуса, великого иерея, стоящего перед Ангелом Господним, и сатану, стоящего по правую руку его, чтобы противодействовать ему. И сказал Господь сатане: Господь да запретит тебе, сатана, да запретит тебе Господь, избравший Иерусалим! Не головня ли он, исторгнутая из огня?
Герти шатался, как пьяный, с трудом фокусируя взгляд на книжных строках. Жара в кабинете стояла такая, что он ощущал себя посреди раскаленной солнцем пустыни, и ручные вентиляторы давно уже не справлялись. Казалось, глазные яблоки вот-вот сварятся в глазницах подобно яйцам, а язык иссохнет до такой степени, что сделается совершенно неподвижен.
Но Герти продолжал читать. В ответ на каждое его слово медные рупоры то издевательски хохотали, то изрыгали из себя потоки самой отвратительной брани, поминая все семейство Уинтерблоссомов до седьмого колена с подробными остановками на их пристрастиях.
— …при наступлении же вечера, когда заходило солнце, приносили к Нему всех больных и бесноватых. И весь город собрался к дверям. И Он исцелил многих, страдавших различными болезнями; изгнал многих бесов, и не позволял бесам говорить, что они знают, что Он Христос. И Он проповедывал в синагогах их по всей Галилее и изгонял бесов.
— Вам еще не надоело читать эту белиберду? — осведомился мелодичный голос с немецким акцентом, мгновенно перешедший в звериный рык, — Я ЗАСТАВЛЮ ТЕБЯ СОЖРАТЬ ЭТУ КНИЖОНКУ, СТРАНИЦА ЗА СТРАНИЦЕЙ, А ПОКА ТЫ БУДЕШЬ ЕСТЬ, ТВОИ ЖИЛЫ БУДУТ ЗАЖИВО ВЫТЯГИВАТЬ ИЗ ТВОЕГО АГОНИЗИРУЮЩЕГО ТЕЛА!..
— Был в синагоге человек, имевший нечистого духа бесовского, и он закричал громким голосом — Оставь! что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас. Знаю Тебя, кто Ты, Святый Божий. Иисус запретил ему, сказав: замолчи и выйди из него. И бес, повергнув его посреди синагоги, вышел из него, нимало не повредив ему…
Лопнула еще одна лампа, окатив Герти мелкой стеклянной шрапнелью. В этот раз он даже не вздрогнул.
— И пришли на другой берег моря, в страну Гадаринскую. И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом, он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями…
Герти ощущал себя человеком, бросающим в океан мелкую гальку в попытке его запрудить. Но океан откровенно потешался над ним и его тщетными трудами. Океан ворчал и подбирался все ближе и ближе. Пенные шапки на его волнах, прежде казавшиеся мягкими, уже готовились обрушиться на мол и размозжить наглого человека подобно мельничным жерновам.
— …Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, — потому что много бесов вошло в него. И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну.
Стальная ставня на одном из окон издевательски поднялась, явив Герти кусочек ночного города, безмятежного и засыпающего. Герти бросился бы в окно, невзирая на стеклянную преграду и высоту, если бы не был уверен в том, что стоит ему попытаться это сделать, как ставня обезглавит его тело подобно механической гильотине.
— Вы не утомились? — насмешливо спросил голос, — Признаться, ваш сеанс экзорцизма не произвел на меня особенного впечатления. Быть может, у вас мало практики? Или мешает отсутствие духовного сана?
— Изыди, Дьявол! — хрипло закричал Герти, шатаясь, — Во имя Господа нашего Создателя, милосердного и всеблагого, убирайся прочь в свою серную яму и гори там до скончания веков!
— Неплохо, — одобрил голос, — Импровизация всегда ценна. Но мне показалось, что звучит немного напыщенно, и потом, эти анахронизмы…
— Заклинаю тебя именем Всевышнего, Лукавый, обратись пеплом и золой!
— А вот это похуже. Впрочем, я не критик.
— Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, — забормотал Герти, вновь уткнувшись в текст, — omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtute Domini Nostri[133]… — нараспев заголосил Герти, осеняя себя крестным знамением.
Казалось, латынь иссушает горло даже сильнее, чем душный жаркий воздух. Герти давился незнакомыми словами, бормоча их без всякого чувства и давно утратив понимание текста. Дьявольская машина, будто чувствуя это, встречала каждый следующий пассаж откровенно издевательским хохотом, от которого у Герти и подавно опускались руки. Но всякий раз, когда он малодушно подумывал о передышке, ему вспоминалась неумолимая минутная стрелка.
— Non ultra audeas, serpens callidissime, decipere humanum genus, Dei Ecclesiam persequi, ac Dei electos excutere…
— Теперь я понимаю, отчего вас так ценит мистер Шарпер, — протянул голос, наслаждаясь, — Вы и в самом деле превосходный работник Канцелярии. Возможно, самой судьбой вам было уготовано это место. Какое хладнокровие! Какая выдержка! Вы определенно сделаете тут недурную карьеру, полковник.
Сатана издевался над ним. Он чувствовал каждую дрожащую жилку в теле Герти, а жилок этих к тому моменту набралось столько, что казалось странным, как тело еще целиком не превратилось в кусок холодного говяжьего студня. Он знал все слабости Герти и давил на них со сладострастием опытного садиста, выжимая из них драгоценный сок.
Мистер Беллигейл осторожно, но твердо взял Герти за плечо.
— Полковник… Как вам кажется, есть какой-то эффект?
— Эффект, возможно, и есть, но нам понадобится самый мощный микроскоп во всей Канцелярии, чтобы его разглядеть, — с горечью ответил Герти. Он готов был поклясться, что за последний час Библия многократно потяжелела и теперь весила не менее двухсотфунтовой гири.
— Мои техники тоже утверждают, что процесс не замедлился. Не то, чтоб я сомневался в вашем успехе, но времени осталось немного. Быть может, нам стоит поискать иную тактику?
— Который час? — машинально спросил Герти.
— Четверть двенадцатого.
— Уму непостижимо, как быстро летит время…
— В нашем распоряжении меньше часа.
— Ладно, придется признать, что групповые чтения Святого Писания здесь бесполезны. Возможно, есть еще способы донести до Дьявола священный текст? Вы говорили, что терминалы ввода еще работают!
— Работают, — кивнул мистер Беллигейл, — Но вся информация, что в них вводится, оказывается совершенно искажена.
— Наверно, нам стоит опробовать и этот способ. Ваш компостер далеко?..
Под диктовку Герти мистер Беллигейл в несколько минут изготовил мемокарту, усеяв ее рядами аккуратных отверстий. В этом виде фрагмент Святого Писания выглядел более внушительно, но Герти сомневался, что одержимая Сатаной машина воспримет его как действенную угрозу. Но времени размышлять не оставалось.
— Кладите в терминал!
Мистер Беллигейл решительно опустил картонку в приемную пасть терминала, и едва успел отшатнуться в сторону, когда терминал выплюнул из себя языки обжигающего пламени и превратился в груду потрескивающих обломков.
— ЖАЛКИЕ НАСЕКОМЫЕ, ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО ВСЯКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ МНЕ БЕСПОЛЕЗНО. Я ТОТ, КТО НЕСЕТ СВЕТ. СВЕТ ОБЖИГАЮЩИЙ И СЖИГАЮЩИЙ ДОТЛА. СОВСЕМ СКОРО ОН БУДЕТ ЗДЕСЬ.