- Дааа, господа хорошие, ударил шторм как никогда, не одной селедины не оставил. А вам нужна посудина вроде как вчера нужна была, - позади вновь, как и накануне, сидел тот же моряк со своей трубкой.
- Нужен тот, кто доставит нас в одно место.
- Куда?
- Берешься?
- Я еще не узнал куда, может, вы к Смерти собрались, а это еще надо подумать.
- Почти туда.
- Хм, оплата какова будет?
- Не обидим. У тебя-то есть, на чем плыть?
- Посмотрим, а посудина моя целехонька, что есть станется? И не такое пережила. Только вы это, оплата вперед...
Старенький баркас резво подскакивал на волнах, сильный попутный ветер нес его все дальше строго на Полночь. Капитан не переставал покуривать трубку, он не задавал лишних вопросов, ему и так было понятно, кто и куда плывут. Он согласился лишь потому, что ему уже нечего терять, кроме своей дряхлой душонки, на которую не раз зарился морской хозяин.
- Вы бы привязались покрепче, господа хорошие, я, конечно же, понимаю, что вас этим не испугать. Но все же, шторм возвращается, кишки мои старые закрутило, ударит ничуть ни хуже, чем давеча, глядишь, не удержитесь...
Старик продолжал шептать себе под нос слова старой песни, время от времени выкручивая штурвал так, что баркас набирал бортом воду и резко вырывался прямиком на надвигающуюся волну. До вечера баркас разрезал растущие волны, и как только солнце скрылось на Закате, погода за считанные мгновения переменилась - море почернело, небо озарилось молниями, волны стремительно выросли, и вскоре небольшая посудина оказалась во власти водной стихии, неистовой и всесильной. Баркас взлетал и падал на волнах бушующего моря, а бывалый моряк лишь еще громче и громче распевал свои песни и боролся со штормом, упорно вцепившись в штурвал. Молнии освещали округу, гром разносился по небосводу, стремительно опустившемуся ближе к земле. Посудина стойко держалась на ревущих валах, сменявшихся один другим. Капитан все громче и громче орал свои песни, словно пытаясь перекричать рев шторма.
Шторм отступил к полуночи также быстро, как и появился, потянув за собой облака. Звездное ночное небо, тишина и покой, полное умиротворение. В ночи не было видно ничего дальше палубы, но бывалый моряк точно знал, куда следует направлять баркас. Пассажиры его сидели на палубе, молча. Старик поглядывал изредка на них, больше взирая на звезды. Он знал, что даже сама Смерть не сунется на его баркас, потому как пассажиры его заставят и ее бояться...
- Ну что, господа хорошие. Во-он ваш остров на горизонте, к утру доплывем.
Киль зацепился о мель, но не глубоко, старик ловко завел баркас на пологий песчаный берег.
- Ну вот, господа хорошие, я вас доставил, как условились, - старик подковылял к собравшимся спуститься пассажирам, - Мне ждать аль нет?
Нерожденный взглянул в глаза бывалого матроса.
Он одобрительно кивнул, разрисованное лицо покрылась морщинами от старческой улыбки.
Троица подошла к черте, где песчаный берег сменялся непроходимыми зарослями, явно недавно разросшимися, словно природа отвоевала кусок отобранной земли у самого страшного своего врага - человека. И вновь ее враги вглядывались в заросли, преследуя свои мерзкие беспощадные цели. Словно это почувствовав, все живое внутри зарослей стихло, тишина отступала лишь от плеска набегающих на берега волн.
Нерожденный шагнул вперед, и сопровождающие его безмолвно последовали за ним. Пробираться сквозь цепкий заслон растений долго не пришлось, вскоре те расступились, обнажая заросшую каменную дорогу, уложенную кем-то столетия назад и обугленную года до появления здесь новых гостей. Иногда деревья вдоль дороги подступали вплотную, но по большей части они расходились, открывая большие еще полностью не успевшие зарасти поляны, где из-под свежей зелени торчали уже гниющие черные остовы сожженных деревьев и чего-то рукотворного. Холмами среди деревьев топорщились обвалившиеся руины подобно прыщам на молодом лице. Природа забрала все, что у нее некогда отняли, спрятав под собой следы прошлого. Дорога уходила глубоко вглубь острова и все больше пропадала под захватившей ее зеленью, трое вошли в заросли, вступив на зеленый покров по колено. Заросло все настолько, что быстро пройти не было возможным, приходилось пробираться.
Нерожденный шел первым, "помощники" не видели его лица, по которому легко было увидеть внутреннюю тревогу. Он не ощущал ни живых, ни мертвых, и это пугало. Казалось, что остров безжизненен, покинут, но разум давал понять, что это заблуждение. Ловушки тоже не попадались, что заставляло тревожиться сильнее. И все это казалось знакомым, как будто бы он тут уже бывал: образы без конца всплывали в голове, смешивались и переплетались, с каждым новым ведением становясь все явнее. Глаза помутнели, он, словно, погрузился в забытье, продолжая мерно идти по дороге, ведущей сквозь царство растений.
"Разворачивается огромный лагерь, легионы со всех земель, все вокруг выжжено, впереди на склоне горы цитадель, открывшаяся посреди выжженных деревьев. Отряды отправили в разведку, где они наткнулись на что-то. Невдалеке бой, рядом встали маги, они взялись за руки и что-то бормотали. Другие бежали к месту сражения, что-то вспыхнуло, прогремело и раскидало всех..."
Он очнулся, когда нога ступила на лежавший в траве старый камень, усыпанный древними символами. Те слабо светились белесым светом. Сопровождающие встали без лишних проявлений внимания, им вообще было все безразлично - бездумные куклы, заполненные смертью. Нерожденный наклонился, рассматривая символы, преподнес ладонь к камню, сначала не касался его, наблюдая, как символы возле руки его начинали вспыхивать желтым пламенем и утихали, когда он отстранял ладонь. Потом все же он осмелился дотронуться.
...Столп мысли пульсировал серебристым светом, разгоняющим мрак пустоты. Мириады образов кружили, образуя сферу беспорядочного хаоса, сверкающую разными цветами. Мысленный шаг вперед, и среди образов прошла цепная молния, рассекающая их и скрепляющая. Образы выхватывались из хаоса и объединялись в одно кольцевое движение, остальные продолжали беспорядочно метаться, но уже отскакивали от образующегося кольца, обретающего форму и значение. Столп сжался до сияющей точки, вокруг которой крутились беспорядочные образы и кольцо. С каждым мгновением образы в нем становились реальными, понятными, переходя в воспоминания, знания, в жизнь, которой он жил до этой, нынешней, лишенной значения и всего того, что сейчас сливалось, формировалось и вот-вот войдет в него, вернув частицу сущности, продолжающей хаотично вращаться вокруг столпа мысли.
Он попытался дотянуться незримой рукой до кольца, и то ответило - яркая серебристая молния ударила прямиком меж глаз, и все образы прошлой жизни влились. На серебряном кольце проступило слово, начертанное древними символами катакомб Храма Богов Холода. Его имя, дарованное матерью при рождении в пещере на Горе Грома во время Ночного Ужаса. И с именем пришло осознание, пришла цель, пришла суть, пришел покой.
Он не погиб, а значит, сможет отомстить...
Глаза медленно открылись, сумерки застелили округу, рядом никого. Голова жутко болит, все тело будто бы пропустили через жернова. Сквозь внутреннюю боль, источающуюся от каждой точки собственного тела, он встал, подобрал оружие и осмотрелся.
На месте камня лишь пепел и воронка, словно разорвался бочонок с черным порошком. Его оставили, посчитав погибшим, что ж, это к лучшему. Вокруг стоял незатихающий запах гиблого места, и отсюда бегут все живые существа. Он ощущал всей своей перерожденной сущностью, всем телом пропитавший насквозь запах смерти. Этот запах настолько знаком, что стал частью его и даже не в этой жизни, а за долго до нее. Он вдыхал его не единожды, он был тем, кто порождал его, проливая кровь. Но здесь этот запах пропитал все вокруг, даже замок, возвышающийся над долиной, источал его. Запах Смерти стоял над островом непреступной для всего стеной, поэтому на этом острове так тихо.
Замок Законников выглядел покинутым, как и тогда, когда он был здесь в прежней жизни наемником и погиб, а теперь его послали с этими ходячими мертвецами вновь, послали расколоть Камень Силы, защищающий остров. Бросившие его уже карабкались на стены, когда он заметил тех. Они пока не ощущают его присутствие.
Он шел дальше, но уже другим, уже не Убийца Теней. Он должен был тут остаться навсегда, погибнуть очередной раз. Раньше было полное безразличие, его вырастили таким, идеальным убийцей, лишенным эмоций, чувств, жизни -всего, что делает человека слабым. Теперь же он заново родился и умирать не собирается. Теперь у него есть имя, есть жизнь, есть предназначение, есть судьба. Наемник северос по имени Русберг, рожденный в пещере на Горе Грома во время Ночного Ужаса, вернулся в этот мир, и теперь он сможет отомстить всем тем, кто погубил его народ, его братьев по оружию, кто отнял у него жизнь. Теперь ответят все.
Отвесная крепостная стена имеет прорехи, за которые можно зацепиться. Клинки бесшумно вошли в гибкие ножны, каждая мышца тела сжалась - прыжок, на который люди не способны, но не он - вольный наемник северос, выросший с оружием в руках, не он - выращенный убийца, познавший тайны тех, кого именуют Тенями. Прыжок от откоса стены, еще прыжок, пальцы крепко цепляются за отколотые края блоков. Последнее усилие, и вот он уже за бойницами. Ломит все тело, мышцы горят, сводит судорога, скоро пройдет.
Ближайшая лестница вела вглубь стены, где один из коридоров шел к главному залу. В прошлый раз тут было много защитников. Длинные коридоры петляли, из зала в зал ни души, замок пустовал не первый день, казалось, что его бросили. Бесшумные шаги по каменному полу, постепенно замедляющееся дыхание, сердцебиение почти исчезло, он становился подобен змее, готовой к одному лишь броску вперед, а до тех пор жертва не должна почувствовать присутствия змеи рядом. Восприятие ускоряется, зрение расширяется, он начинает видеть почти все вокруг, слух улавливает шорохи, но не сердцебиение, которое давно прекратилось у тех, кто был неподалеку. Но после того, как вернется в прежнее состояние, будет почти при смерти. Эта сильнейшая особенность убийц была их проклятием, ведь после использования силы крови те лишались шансов выжить из-за сильнейшей потери, пусть даже не получили ни единого ранения. Видимо, поэтому Тени и давали сие знание, не оставляя шансов выжить в крайних случаях, когда требуется прибегать к тайным знаниям.
Массивная дверь в зал открыта, Русберг подобно молнии влетел внутрь зала. Двое стояли перед обелиском с кристаллом иостепенно умедляющееся дыхание, сердцебиение почти не слышно лу. их кукловоды. вновь, послали расколо и и пока еще не заметили его. Не успели заметить. Молниеносный рывок, рассекающие воздух несколько ударов вспыхнувшими клинками - рассеченные тела попадали кусками на каменный пол, из них посыпался истлевающий еще в воздухе песок.
Клинки упали на пол, расплавляясь от пожирающего пламени, Русберг еле держался на ногах, кровь просачивалась сквозь одежду, текла изо рта и носа, глаз и ушей. Сквозь раздирающую боль он побрел прочь. В свои удары он вложил всю пробудившуюся ненависть и очень много крови, поставив на кон и так проставленную жизнь.
Опираясь на стены, он брел по коридорам, кровь беспрепятственно просачивалась через одежды, постоянные отхаркивания захлебывающих комков оставляли на стенах и полу кровавые пятна, разорвавшиеся сосуды сделали глаза красными. Мышцы пылали, судороги сковывали до боли, но Русберг продолжал идти, и его лицо скривилось в болезненной улыбке. Разум возвращался постепенно с отходящим опьянением силой крови, вытесняемым жуткой болью. Он понимал, что это его конец, ведь никто не выживает после пресечения черты, за которой на мгновения дозволено все, но плата уже заберется сполна, даже если ничего не сделаешь.
Уже накатывают волны бессознания, теряются мысли, оседает тело, все чаще спотыкаются ноги, не слушаются руки. Но он продолжает идти, выбравшись на крепостную стену, с которой еще надо как-то спуститься. В башне, до которой он добрался с большим трудом, чем забрался на стену, оказалась заботливо скрученная кольцом веревка толщиной с палец. Превозмогая все более усиливающееся помутнение и боль, Русберг обмотал веревку одним концом вокруг поясницы, а другой крепко примотал к зубцу бойницы. На последнем осколке сознания, истекая кровью, он перевалился через кладку просвета и, крутясь подобно юле, ринулся вниз.
Неизвестно сколько длящееся забытье сменяется кратковременным пробуждением, с каждым разом сокращающееся, в котором он вновь осознает, что свободен, и это позволяло преодолевать неимоверную боль и непосильную тяжесть слабеющего тела. Подобно раненному зверю Русберг то полз, то брел на четвереньках, непрерывно следуя бессознательно прочь. И лишь кровавый след стелился, вычерчивая петляющую тропу уходящего из жизни. Он не знал, куда бредет, взгляд не поднимался, сил хватало лишь на перебирание все менее послушными конечностями, побуревшими от крови и грязи.
Вновь помутнение, глаза закрылись, пришла темнота. Такая тихая, спокойная, ничего не болит, ничего не беспокоит. Лишь только тишина и безмятежность. И вдруг внезапная боль, словно молния, ударила, вернув обратно в сознание, глаза немного приоткрылись. Его кто-то куда-то тащил, без церемоний, не заботясь о торчащих в траве камнях старой дороги. Поднять голову нет сил, но он видит, что тащат на большом листе какого-то дерева, руки волочатся следом, ног он не чувствует, боль поглотила все тело, превратив в кусок мяса, попавший под отбивной молоток мясника.
Забытье, вернувшее в царство мрака, лишающего бренных оков. Вновь тишина и безмятежность, вновь все теряет свой смысл. Кто он, где он, зачем - все это где-то там, а здесь лишь спокойствие и тишина. Вновь молния, вернувшая в сознание, кто-то держит за голову и что-то вливает в горло, приходится глотать и терпеть боль от каждого глотка.
- Выпейте это, господин хороший. Выпейте, рано вам еще умирать, не пришло время. А сделали вы все правильно. Теперь отдохните, а я вас доставлю, куда следует, там вас не найдут.
Вновь спокойная накрывающая темнота, сметающая всю боль, всю тягость. Но уже другая, иная, не та, в которой все было безразлично, в этой он уже он. Тот, кто сжег мосты, кто убил марионеток, кто убьет кукловодов. Тот, кого боятся даже боги.
Он сидел на невидимом полу, рассматривая вращающееся серебряное кольцо вокруг сияющей точки, бесчисленные обрывки образов хаотично метались вокруг кольца и стремились к нему примкнуть, но отражались невидимым заслоном.
Русберг вглядывался в образы кольца, все больше осознавая свою прошлую сущность, сливаясь с ней и обретая все накопленное ею. Нынешняя сущность Нерожденного переплеталась с северосом, обретая новые корни, стягивающие две жизни в одну, полную войн, убийств, страданий, горечи, радости, сострадания и ненависти, свободы и плена. Знания сливались воедино, обретая новые формы, усиливаясь, приумножаясь.