Он вышел и пошел по коридору вдоль таких же комнат, в которых спали изрядно уставшие за день люди. Хотя и не было здесь смены дня и ночи, но кристаллы, коими были усеяны своды, со временем самостоятельно сменяли интенсивность, имитируя тем самым утро, день, вечер и ночь. Особенность этих кристаллов была именно в том, что они словно ощущали, какое освещение на поверхности. И никто не мог объяснить, как это происходит.
- Великий, Вы нас покидаете? - за спиной раздался женский голос.
Русберг обернулся, позади стояла девушка, которую он уже видел еще тогда в тот день в зале, когда все просверливали его своими взглядами. Он узнал эти глаза, ее лицо красивое и такое молодое, хотя и он молод для этой жизни.
- Да.
- Но почему? - в этом вопросе прозвучало столько наивности, словно его задала маленькая девочка, у которой из-за неверного ответа мог рухнуть весь мир.
- Так будет безопаснее для Вас.
- Мы сможем себя защитить, - опять оттенок детской наивности.
- Сможете, но не от тех, кто придет сюда только потому, что я здесь.
- Но без Вас мы не устоим!
- Как тебя зовут?
- Билери, - она осеклась, - Принцесса Билери, дочь Царя Гардиала, Великий.
- А меня Русберг, и я не скрываю, и враги мои знают, как меня зовут, и придут сюда непременно, и я не смогу всех защитить, кто-нибудь погибнет. А я этого не хочу.
- Но...
- И мир просит меня помочь ему. А ты, можно я буду звать тебя на ты? Ты сильная, в тебе сильная кровь, я сражался с твоим прадедом.
- Я знаю. Ой! Простите, что перебила.
- Прости. Мы с тобой ровесники, по крайней мере телесно. Так вот, ты должна будешь защищать их и выучить всех женщин так, как учили тебя. Слишком мало выжило, чтобы пренебрегать остальными.
- Да, Ве... Русберг.
- Вот и хорошо, а теперь попрощаемся, мне надо идти, дорога длинная.
- Погоди, возьми это, - она протянула маленький конверт, в котором что-то лежало, - Подарок, оно раньше принадлежало моей матери. Я хочу, чтобы оно было с тобой и защищало тебя. Возьми! Я настаиваю!
- Хорошо, да хранят тебя звезды, принцесса, - Русберг взял конвертик, развернулся и пошел, пряча его за пазуху.
- До хранят тебя, - прошептала она про себя.
Он пошел дальше, удаляясь от застывшей в сумраке освещения девушки. Все же она что-то внутри зацепила, и непонятно почему так быстро бьется сердце, как будто у молодого паренька. Хотя может показаться странным, что он себя так не воспринимал, но здесь все воспринимали его также.
Каждый сариец знал, кто такие Великие воины, и каково их предназначение. Они искренне верили в перерождение сущностей лучших воинов, встающих каждый раз на защиту своего народа. И доспехи, что были на нем, этому подтверждение. Но все же, эта встреча зацепила что-то внутри, и Русберг не переставал думать о разговоре до того момента, как достиг границы убежища.
Трое часовых стояли возле тяжелых ворот и, увидев приближающегося к ним человека, сначала в сумраке не разобрали, кто бы это мог быть. Но различив идущего, тут же отдали приветствие почитающих воина.
- Тихой ночи вам, - поприветствовал их Русберг.
- И тебе, Великий, - отозвался один из них, не поднимая взора еще несколько мгновений, - покидаешь нас?
- Да.
- Открыть ворота, - тут же скомандовал тот.
Когда Русберг вышел, ворота тут же закрылись, и послышался мягкий шорох задвигающегося засова.
- Доброго пути, - послышалось из-за ворот.
Он быстро удалялся во мрак тоннеля, оставляя позади вновь ставших своими людей, возлагавших на него огромные надежды. Но иначе нельзя было поступить, что может быть и лучше.
Конечно же, он правильно поступал, и иначе поступить не мог. Битва раскрыла его, Тени знают, что он не погиб, и, следовательно, предпримут все, чтобы добраться и уничтожить его уже наверняка. И этот убийца, пришедший из мрака теней, тому подтверждение. Прислать ходящего во мраке ради проверки, что это действительно он, попытаться убить его, кажется очередной глупостью, или же Тени преследуют какие-то свои цели. В этом предстоит разобраться.
Но, так или иначе, уйти было необходимо. Здесь его боготворили, а это бы повредило всему: и его планам, и народу. Иерархия начала бы разрушаться, все бы слушали только его, а он не управленец, он воин, точнее архивоин, умеющий лишь убивать. И его присутствие привлекло бы лишние взоры к затерявшемуся среди бедствия народу. Им и так придется не сладко из-за саркофага, в котором он потревожил силу, спавшую слишком долго и теперь очень злобную и голодную, силу, появившуюся еще до сотворения мира. Бестелесные будут стремиться к ней, потянутся и другие существа, долгое время прятавшиеся от людских глаз, и о которых складывали лишь страшилки для детишек.
Все, что не делается, все к лучшему. Все, что не мыслится, все к одному.
Но все это лишь малая толика проблем, надвигающихся волнами вселенского прибоя бед. Малая толика того, что этот мир ожидает, а он тот риф, о который эти волны будут разбиваться.
Долгие раздумья в, казалось бы, бесконечном тоннеле оборвались пропастью, уходящей в непроглядный мрак. Разлом распахнул свою зубастую пасть и оборвал тем самым десятки подземных шахт. Стены ненадежные и тонкие, в любой момент способные обрушиться. Непрекращающийся смертный дождь грозится отравить живую плоть, в мгновения превращая в гнилую отслаивающуюся тошнотворную массу.
"Что ж, достаточно эффективная защита от непрошенных гостей, живые уже точно не полезут, по крайней мере, по пескам, а под землей остановит эта пропасть в тридцать шагов шириной". Расстояние достаточное, чтобы отбить желание попытаться преодолеть его, вид разверзшейся пропасти это желание снижает в разы. Но иного пути нет, остается лишь преодолеть его, не взирая ни на что.
Он осмотрел скрывающие тело одежды, чтобы ни единой открытой щели. Руки проверили шлем, сокрытый в нашлемнике из толстой кожи, зазор для глаз минимальный, капли яда не попадут. Необходимо отойти на несколько шагов для разгона.
Тело сгруппировалось, мышцы сжались, кости затрещали от напряжения. Рывок с места выдавил воздух из тоннеля, порождая хлопок, стремительный бег, резкий прыжок с края в неизвестность, полет, тело изогнулось, ускоряя взлет, верхняя точка, падение, приземление на небольшой выступ, прыжок, отскок от потолка и кувырок, гасящий скорость. Тоннель под ногами трескается, куски выступа падают в пропасть.
Мышцы горят, кости ноют, зубы стиснуты от боли. Тяжесть накатывает вновь, но нельзя отдыхать, надо идти, надо двигаться, иначе мышцы одеревенеют, и каждое движение сопроводит новая боль.
"Вставай".
Сквозь накатывающую боль он поднялся с пола и медленно побрел вперед, преодолевая самого себя. Это только в сказках герои могут без усилий преодолевать такие расстояния, летать по воздуху, бегать по воде. А в жизни он уже давно перешагнул черту возможного, и тело каждый раз напоминает ему об этом. Оно кричит, что, сколько бы ты силен не был, насколько бы не превосходил кого бы то ни было, всему есть пределы.
Боль можно стерпеть, раны заживут, силы вернутся, но на это нужно время, а его нет. Русберг медленно пошел внутрь уходящего вглубь пустыни тоннелю. Постепенно свет сходил на нет, и лишь уменьшающаяся позади точка еще некоторое время напоминала, что он входит в царство мрака. Но Русберг подсознательно был даже рад темноте вокруг, в ней он чувствовал себя спокойнее, видя даже лучше, чем днем, благодаря развитым способностям и чувствам, подскакивающим в такие моменты до предела. Появляется время поразмыслить, пока он идет по гладкому полу в нежной прохладе тоннеля, ведущего в лабиринт из таких же, расходящихся в разные стороны мира.
В лишенном дневного света замкнутом пространстве восприятие времени утрачивается, каждое мгновение становится вечностью. Бесконечные спуски и подъемы в лабиринте однообразных тоннелей, низкие потолки, внезапно распахивающие пасти бездонных разломов безжизненной породы, очаги жизни, идущей по пятам или притаившиеся под ногами, в норах, щелях, и не лучика света в этом бескрайнем царстве темноты.
Русберг остановился, ощутив иного преследователя. Это не был зверь или иное существо, избравшее своим домом царство темноты. Нет, иное, неживое, но учуявшее его и теперь неотрывно следующее. Но оно почему-то таилось, хотя Русберг и чувствовал, как голод гонит вперед, требуя напасть. Но оно слишком слабо и понимает своим искаженным разумом, что не одолеть столь опасное живое существо, за которым оно идет. Русберг пошел дальше, и существо принялось следовать вновь. Он ощутил, как мелкие твари, почуяв следовавшего, стремились скрыться, убежать прочь. Значит, они тоже чувствовали угрозу, но большую, чем он.
"Кто бы это мог быть?"
Магией воспользоваться нельзя, иначе его быстро найдут, ведь любая доступная ему относится либо к магии крови, либо к некромантии. И та, и та очень явные и особенные. Первая выдаст его, как слугу Теней, что, конечно же, даст тем понять, другая как некроманта, а, следовательно, сарийца. Что даст понять и Теням, и церковникам, и тем, кто за ними стоит. Что ж, по крайней мере, преследователь не атакует хотя бы сейчас. Хотя, атакуй он, зачарованное черное лезвие лишит его жизни, в какой форме она бы не была воплощена.
Сколько было пройдено, сколько прошло времени? Эти вопросы лишаются смысла после долгого пребывания в темноте. Но даже он иногда должен отдыхать. Русберг присел прямо посреди тоннеля, невзирая на застилавшую все пыль. Камень прохладный, как в каморке, в который он прожил большую часть этой жизни. И здесь, как и там кто-то желает напасть, чтобы поживиться.
Нечто скрывалось за выступом, который недавно Русберг миновал. Он не смотрел туда, но ощущал явное присутствие того. Его голод и злоба наполняли нечто, но страх перед живым был гораздо сильнее. Но даже он не мог заставить нечто убраться прочь и поискать добычу попроще. Это было бы странным для живого существа, но не неживого. Оно слабо, а ниточка связи с живым давало силы следовать, голод толкал, и, скорее всего, нечто надеялось напасть на спящего или же кого иного, повстречавшегося по пути.
Запасенный вяленый кусок мяса прожевывался долго, его солоноватость заставляла прикладываться к бурдюку с водой. Но такая еда в походах была наилучшим способом восстановить силы, ведь засоленное вяленое мясо хранилось долго в любых условиях, при этом оно питательно, а соль восполняет утраченную с потом. Поэтому такой набор был обыденным особенно в пустыне, где жара заставляет потеть постоянно.
Нечто так и не пыталось приблизиться, оставаясь за выступом. Русберг продолжил путь, и оно последовало за ним, держась на расстоянии. Вскоре показалось, что стало прохладнее, и увеличилась влажность, стали встречаться пробивающиеся сквозь породу водные протоки. Путь по подземелью заканчивался, повеяло свежим воздухом, донеслись звуки шелеста травы. Русберг незаметно для себя даже ускорил шаг, покидая темное царство бесконечных лабиринтов подземных тоннелей, по которым можно уйти туда, куда и живущие в этом царстве не стремились.
Он обернулся, вход в тоннель больше походил на обрушенную временем и полузасыпанную каменными глыбами колодезную яму среди заросших кустарником развалин. Нечто, следовавшее по пятам почти все его подземное путешествие, вроде бы ушло. Видимо, оно не было любителем света. Выяснять же, было ли это побеспокоенным происходящим в пустыне фантомом, или же это был Бестелесный, желания не возникало, а хотелось продолжить свой путь.
Взору открывалась бескрайняя степь, ветер гулял среди пологих холмов, разглаживая высокую траву. Бескрайнее зеленое море раскинулось от Восхода до Заката и от Полуночи до Полудня. Ветер обдувал мягким, пропитанным запахом травы воздухом, каждое дуновение заставляло вдыхать, расправляя грудь. И новые ощущения переполняли Русберга, придавая желания сражаться за всю эту красоту, заставляя полюбить эти просторы, на которых по настоящему почувствуешь себя свободным. Он видел, как дикие, не видевшие человека зверьки скакали в траве, видел, как облака красивые, белоснежные неслись по чистому голубому небу. И казалось, что нет войны, нет нависшей над миром смертной угрозой, нет ничего, только свобода и единение с миром.
Идти, утопая в траве, было приятно, казалось, что плывешь в море, в котором нельзя утонуть. Трава приятно шелестела и пахла, причудливые растения радовали глаз разномастными соцветиями, среди которых летали насекомые. Не обращая внимания на проходящего мимо великана, в сооруженной ими куче копошились мелкие насекомые. Царство благоденствия и первозданности жило своей независимой нетронутой никем жизнью, невзирая на вторгшегося в его пределы чужака.
Небольшая колейная дорога, на которую Русберг вышел, появилась как-то внезапно, перерезая зеленое море двумя бурыми бороздами от колес. Русберг пошел по ней в сторону Заката, другой же конец терялся в степи, уходя куда-то на Восход. Идти по ней было проще, трава не норовила запутаться под ногами, то и дело заставляя снимать с сапог собравшиеся снопы. Но ощущение бескрайней свободы истаяло, и теперь это был просто путь, а не прогулка по царству мирского спокойствия. В один момент земляная колея сменилась наезженной и укатанной мелким камнем, впереди показалось перепутье, от которого в стороны расходились еще две дороги.
За ним следовали, Русберг это почувствовал, на этот раз живые, он слышал дыхание. Притаились и наблюдали неподалеку среди высокой травы. Он пошел по дороге, приближаясь к городку, показавшемуся на горизонте. Степи и были хороши тем, что на больших расстояниях все было, как на ладони, лишь редкие деревца и холмы могли сужать дальность обзора.
Городок небольшой, окружен невысокой стеной, ворота прикрыты, как подобает делать с наступлением сумерек. Рва вокруг городка нет, лишь воткнутые в землю заостренные колья. На башнях никого из дозорных, видимо, горожанам некого страшиться, либо они слишком уверены в недосягаемости за стенами. Русберг подошел к вратам и постучал, спустя некоторое время, небольшое окошечко в воротах открылось, и там показалось морщинистое лицо старика, пристально рассматривавшего гостя.
- Кто таков? С чем пришел? Надолго? - проскрипел старик.
- Странник, с миром, на постой.
Небольшая створка дверцы в воротах открылась, впуская за ворота. Внутри встречал старик с парой караульных из местных ополченцев.
- А что так занесло тебя, Странник, в нашу глухомань? - поинтересовался старик.
- Искал лучшей доли, в охране караванов ходил, вот теперь возвращаюсь обратно, - внешне с равнодушием на вопрос ответил он.
- А ну да, многие ищут, это да. Ну идти тебе вот по этой улице прямо, а там увидишь гостиницу.
- Спасибо.
- А чего же ты без лошади-то? - окликнул его вновь старик.
- Степные собаки загрызли, сам только отбился.
- А ну да, напасть еще да, ну да, ну да, - провожая взглядом, пробормотал старик и пошел внутрь караулки, куда уже ушли караульные.
Городок не относился к ремесленным или рабочим подобно тем, что строились около добыч породы или дерева, а больше служил перевалочным пунктом для караванов, проходящих здесь. Самое большое здание - Постоялый Двор, раскинулось со всеми своими дворовыми постройками прямо в центре, около на небольшой площади под навесами стояли распряженные караваны. Темнело в это время года быстро, улочки в городке почти не освещались, да и улочек как таковых не было, лишь центральная и закоулки.
Русберг потянул на себя тяжелую трактирную дверь, сильный пропитанный копотью и хмелем воздух вырвался наружу, десятки голосов прогнали тишину, обитавшую на улице. Обычный трактир, почти все столы заняты разным людом, большинство проездом, сопровождая караваны со своим грузом или охраняя их. По небольшим группкам можно распознать люд с разных земель, каждая держалась особняком. Русберг медленно направился к небольшому свободному столику, стаявшему в дальнем углу трактира. Как только он сел, тут же рядом оказалась миловидная деваха круглых форм и тяжелой рукой на случай, если кому из посетителей вздумается что-то бесцеремонное. Она с вопросительным взглядом смотрела на нового посетителя.