— И все?
— Ну да. А ты ждал чего-то другого? Тайный способ соблазнения, оберегаемый тамплиерами? — Кирилл помолчал. — Хотя не уверен, что надо было ее целовать.
— В смысле? Плохо целуется? Или спросила, будешь ли ты по ней скучать?
Кирилл рассмеялся.
— Почти угадал. Она странно причмокивает во время поцелуя. Меня так и тянуло рассмеяться. И глаз у нее немного косит. Такая фигура, девушка прям с обложки журнала, а глаз косит. Фу! Гадость!
Аркаша рассмеялся.
— Так что с Верой не так?
— С Верой все нормально.
— Не та девушка?
— Ага. Черт, если бы пот в глаз не попал, то ничего бы и не было. Что мне теперь делать вид, что ничего не было?
— Может, наоборот, стоит дальше идти? Половина наших парней многое бы отдала за один только поцелуй с Верой.
— Ну да, я герой, обзавидуйтесь. Она, конечно, девушка красивая, но я к тому клоню, что специально не стал бы ее добиваться.
— Раньше тебя такое не останавливало.
— Ну мы же поехали сюда менять свою жизнь к лучшему, — сказал Кирилл.
— Вот-вот. Может это судьба. Некая сила свела вас двоих.
— Боюсь, что единственная сила, которая нас свела, — это усталость. По моему, уже больше половины общины пожалело, что поехало с дядей Мишей.
— Ну, тогда сам решай. Я бы не стал торопиться.
— Ну а что мне остается? Сказать: прости, я поцеловал тебя по ошибке?
Вера сделала последний глоток и вернула бутылку. Легла читать книгу. Захарка пошел к грузовику и сунул бутылку внутрь. Он уже возвращался в тень, когда из приоткрытого окна кабины донесся треск рации, а за ним и голос:
— Лагерь дровосекам, прием.
Захарка достал из грузовика рацию. Нажал кнопку:
— Захар лагерю, прием.
— А, Захарка! Привет. Это Глеб. Как вы там?
— Да все нормально.
— Много работы осталось?
— Закончили уже, просто в тени лежим, отдыхаем.
— Эт хорошо. Ярослав Викторович вернулся. Возвращайтесь в лагерь. Как понял?
— Возвращаться в лагерь. Скоро будем. Отбой.
Захарка убрал рацию обратно.
— Ярослав Викторович вернулся, — сообщил он всем.
— Захар, мы слышали, — сказал Аркаша. — Не спросил, с чем он вернулся?
— Э-э, нет. Спросить?
— Да не надо уже. Вернемся в лагерь, узнаем.
Лагерь представлял собой поставленные неровным кругом автомобили: легковушки, несколько микроавтобусов, автобус, с десяток крытых грузовиков. В центре — костер и полевая кухня. Возле автобуса из большого куска брезента был сделан навес, дающий тень и хоть какую-то прохладу днем. У грузовиков примостилась пара палаток, но даже ночью там была ужасная духота, и большая часть общинных предпочитала спать на открытом воздухе.
Чуть в стороне от лагеря, прижав свое брюхо к высокой траве, замерла автоцистерна. Она была укрыта сверху несколькими светоотражающими покрывалами и походила то ли на стрекозу, то ли на странного жука. Пару недель назад общине посчастливилось наткнуться на заправку с бензином, так что теперь автоцистерна была почти полной.
Лагерь поставили на съезде с шоссе. Хотели встать рядом с лесом, но там спуск был слишком крутым. Автобус и некоторые грузовики спуститься бы спустились, а вот обратно на шоссе уже бы не поднялись. Пришлось стоянку делать на солнцепеке.
От леса, где они рубили дрова, до лагеря был почти километр по шоссе. Если напрямик через поле, то чуть меньше. Но поле слишком не ровное, и по нему не проедешь.
Солнце висело над горизонтом. На западе леса не было, до гор вдалеке тянулись поля, и закатное солнце уже заливало их алым. Еще минут сорок-пятьдесят, и красный диск скроется из виду.
Захарка сел за руль. За пару месяцев до падения астероида он как раз вернулся из армии, где год катал какого-то штабного генерала.
— Девушки в кабину, мальчики в кузов, — сказал Аркаша.
Все расселись, и грузовик поехал. Кирилл сидел на бревне, оно каталось взад-вперед, и с каждым разом какой-то сучок болезненно впивался в поясницу. Аркадий сидел напротив.
— Что надумал? Насчет Веры.
— Пока ничего. Завтра на свежую голову подумаю. Может, ты и прав, не стоит торопиться.
— Конечно. Стоит получше узнать друг друга.
— Ну, завтра, видно, снова в путь, так что времени будет много, — сказал Кирилл.
— Думаешь, поселок опять забракуют?
— Не сложно предположить. То им то не нравится, то это не так. Сезон дождей, видно, будем пережидать на дороге в собственной машине.
Грузовик сбавил ход. Они подъехали к лагерю. Там уже во всю шли сборы: костер был потушен, полевая кухня убрана, навес снят, палатки свернуты.
Кирилл и Аркадий выпрыгнули из кузова.
— На сборы пять минут, — встретил их дядя Миша. Дядя Миша — глава, мэр общины. Полноватое лицо раскраснелось от жары, залысина блестела от пота.
— Что случилось-то? — спросил Аркадий. Дядя Миша уже шел обратно в лагерь.
— Ярослав Викторович вернулся, — кинул, не оборачиваясь, дядя Миша.
— Слышали.
Дядя Миша остановился.
— В поселок едем.
— Прямо сейчас?
— Да. Собирайтесь, а то до темноты не успеем.
Глава 2
Подсохший и поредевший лес тянулся вдоль шоссе. Полуголые с пожелтевшей листвой березки стыдливо жались друг к дружке. Вот одинокий листок сорвался с ветки и степенно поплыл, кружась, вниз, медленно, сонно, словно нехотя.
Машины вереницей двигались по шоссе. Лес остался позади. Тянулись поля. Закатное солнце окрасило мир розовой дымкой. Поселок был уже рядом. Дома, крыши, печные трубы. За домами возвышались школа, водонапорная башня. Где-то в центре блестел купол церквушки. Дом, их новый дом. Ярослав Викторович уверен, что это — то, что они так долго искали.
— Эй, смотрите! — засмеялась Катька.
Они ехали втроем. Аркаша за рулем. Катя рядом с ним. Кирилл на заднем сиденье. Кирилл посмотрел, куда указывала Катя. В поле замерли три коровы. Они провожали взглядами их автоколонну. Видимо, решив, что опасность далеко, коровы склонили головы и продолжили щипать траву.
— Одичали, наверно. Вот бы их снова приручить! Молоко бы свежее пили! — рассмеялась Катька.
Полумрак комнаты разрезали яркие солнечные лучи. Они пробивались в узкие щели между листами фанеры, закрывающими окно. Кирилл давно проснулся. В голове тяжело пульсировала кровь. Лето было в самом разгаре.
Вторая зима была короче первой. Всего семь месяцев лили дожди. То сильно, то слабо, то в воздухе просто висела водяная пудра. И небо полгода было затянуто тучами, низкими, тяжелыми, почти черными. Сезон дождей напоминал Кириллу ноябрь — сырой, холодный, промозглый ноябрь. Полгода ноября. Это было совсем уж тяжко.
Голова раскалывалась, и малейшее движение приносило с собой гулкую пульсацию в висках. Кирилл просто лежал, и смотрел в потолок. В лучах солнца медленно кружила пыль. Комната казалась странно знакомой.
Они пили уже почти неделю. Чтобы скоротать долгое зимнее ожидание, Кирилл, Тоха и Глеб выпивали понемногу, потом выпивали каждый вечер. Пришла весна, за ней лето. Редкий вечер проходил без алкоголя. А неделю вот уже шла просто грандиозная гулянка.
С чего все началось-то? Черт, как сложно вспоминать. А, Новый год, точно. Времена года сместились, и первое января теперь было в середине лета. Тоже не шибко приятно, Новый год должен быть зимой. Куча народу собралось. Дом Тохи и Глеба был полон пьяных людей. Пили белое вино, только белое вино. Кто же это придумал, пить только белое вино? Тоха? Глеб? А, та новенькая. Ее Машка привела. Как же ее звали? Карина. Точно — Карина. Новенькая по имени Карина предложила пить только белое вино. Белый — цвет снега. Символично. Новый год, лето, снега нет, есть белое вино. Много белого вина. Они пили. На второй день тоже пили. Третьего января — день рожденья Тохи. На третий день пили абсент. Это Тоха придумал «светофор». Один вечер пить абсент, второй — пиво, третий — красное вино. Зеленый, желтый, красный. Светофор.
Комната точно была ему знакома, он уже когда-то был здесь. Но это не комната в доме Тохи и Глеба. Кирилл огляделся. Сообразил, что это его комната. После падения астероида те, кто выжил, покинули город. Мир постоянно трясло, здания то и дело осыпались. Потом пошел дождь, долгий-долгий ливень, первая зима, первый сезон дождей. Пару недель было совсем плохо. Палатки от воды почти не спасали. Наконец, земля перестала плясать. Перебрались в пригородный коттеджный поселок. Многие дома были относительно целыми. Кирилл, Аркадий и Катя с первого дня так и были вместе. Вместе и поселились в один из таунхаусов. Как же это давно-то было.
Кирилл сам забил все окна фанерой и досками, заклеил все щели полиэтиленом. Сам разобрался, как работает отопление. Постепенно более или менее наладился быт. Уйти под упругими струями дождя в город, залезть в универмаг, взять еды, вернуться, согреться, просушить одежду. И дальше ждать, слушая, как капли дождя выбивают дробь по крыше. В первый год дождь шел месяцев двенадцать-тринадцать. Ждать было долго, но еще было чего ждать. Ливни стихнут, и можно будет начать искать близких.
Подобных мест, где ютились выжившие, вокруг города было еще семь-восемь. В первое лето Кирилл обошел их все: ни родителей, ни друзей, ни даже просто знакомых лиц.
На тумбочке в изголовье кровати приютился стакан с янтарной жидкостью. Чай? Кирилл протянул руку. Янтарь пах коньяком. Ком подступил к горлу, и Кирилл поставил стакан обратно. Странно, что он в своей комнате. Кирилл абсолютно не помнил, как вернулся. И странно, что он вообще здесь оказался. Пили они всегда дома у Тохи и Глеба. Там он обычно и ночевал. Черт, вспомнил, точно. Они же с Тохой повздорили из-за той рыженькой.
В день белого вина была та, темненькая, Карина. Пару раз они ее с парнями видели, когда возвращались из города через дальний конец поселка. А тут она к ним пришла. Белое вино, десятки уже пустых бутылок со странными испанскими названиями валялись повсюду. В общей комнате было накурено. «Наша гостевая» — как ее именовали Тоха и Глеб. Все разошлись по комнатам, кто-то ушел к себе домой. Какой-то смутно знакомый парень мирно дремал в углу на диване. В обнимку с ним лежала Машка. Тоже мирно спала. Ее рука была запущена в расстегнутые штаны парня.
Притушенное пламя керосиновой лампы совсем чуть освещало комнату. В углу новогодними игрушками и мишурой блестела наряженная елка. Кирилл был пьян, и все немного кружилось. Карина засмеялась и что-то сказала ему. Он вроде кивнул и улыбнулся в ответ. Она сняла с себя одежду и аккуратной стопочкой сложила все на краю стола. Кирилл позвал ее. Карина расстегнула ему штаны, села на него, и он почувствовал, как входит в нее.
Но то было не вчера. Давно. Потом был светофор. В день абсента он уснул раньше всех. Под пивом они с Тохой и Глебом горланили песни до самого утра. Когда пили красное вино, снова пришла Карина, и они снова были вместе. А вчера он поругался к Тохой.
Они уже хорошо нагрузились коньяком. Тост, тост, тост. Новый год, белое вино, день рожденья, зеленый, желтый, красный. Красный — стоп-сигнал. Коньяк. Много коньяка. Много новых лиц. Рыженькая обращала на себя внимание. Миловидная, с блеском в глазах. То ли сама пришла, то ли привел кто-то. Карины не было. Кирилл и Тоха — оба стали за ней ухаживать. Потом из-за нее повздорили. Тоха сказал, что Кирилл трахает всех новеньких. Кирилл сказал, что это не так, он трахает только симпатичных новеньких. Тоха рассмеялся: так я про это и говорю. И Кирилл ушел домой. Нет. Он с силой ударил Тоху в лицо, крикнул: «Да трахай ты кого хочешь» — и ушел домой. Точно, так все и было. Вот почему он дома.
— Привет, милый. Как спалось? — голос прозвучал совсем рядом. Кирилл лежал на боку, после запаха коньяка его мутило, и он боялся заблевать постель. Чьи-то руки погладили ему спину. Он обернулся. С ним в кровати лежала та рыженькая. Кровь в голове запульсировала сильнее. Он попытался вспомнить, как ее зовут и не смог.
Рыженькая сказала, что ночью он был великолепен, и спросила, не хочет ли он повторить прямо сейчас. Он, видно, сказал, что-то не то. Рыженькая вспыхнула, обозвала его гадом и ушла. Ему было слишком хреново, чтобы попытаться ее остановить. Он закрыл глаза. Боль тисками сжимала виски.
Он, наверно, задремал, потому что, когда он вновь открыл глаза, солнце уже не светило в окно. Было тихо. Только из-за двери доносились приглушенные голоса.
Кирилл знал эти голоса. Два — Аркадия и Катьки. Еще два — так называемого дяди Миши и некого Ярослава Викторовича. Как звучат эти два голоса, Кирилл за последние месяцы выучил хорошо. Они часто бывали у них дома, и от раза к разу обсуждали детали грядущего отъезда.
Это началось, наверно, в середине зимы. Дядя Миша ходил по домам и убеждал людей оставить город, найти более-менее уцелевший поселок и начать все заново. Невысокий, полноватый, нескладный, дядя Миша напоминал юмористический персонаж из советских комедий. Никто не воспринимал его в серьез. К нему присоединился Ярослав Викторович, бывший военный, и тогда дела пошли немного лучше. Всю весну и пол-лета они все суетились. То проедут на грузовике, забитом какими-то коробками, то увидишь, как из газельки выгружают ящики, свертки, сумки, канистры.
Хотелось пить. Кирилл поискал в комнате воду. Ничего не нашел. Придется идти на кухню, мимо гостиной, откуда и шли голоса. Кирилл натянул спортивные брюки, поискал футболку, но не нашел. В шкаф лезть не хотелось. Пошел так. В голове пульсировало. Кирилл прошел мимо гостиной, голоса на миг стихли, а потом зазвучали вновь.
На кухне Кирилл достал бутылку минералки и долго, не останавливаясь, пил. Вышел на улицу. В глаза пребольно ударил яркий свет. Он отошел к забору, и серый кирпич кладки окрасился мокрым.
Воздух был теплым и пах чем-то сладким, свежим, солнце приятно припекало. Кирилл посмотрел по сторонам. От солнца слезились глаза. И мир вокруг то расплывался, то вновь становился четким. Черт, все зелено. Лето уж в самом разгаре. Ни туч, ни дождя, ни сырости.
Кирилл вернулся в комнату и завалился спать.
Он вздрогнул. В комнате было темно. Видно, уже наступил вечер. В дверь комнаты кто-то стучался.
— Да, входи, — отозвался Кирилл.
Вошел Аркадий. Комната заполнилась светом от керосинки. Кирилл зажмурил глаза.
— Ну у тебя тут и духан! — поприветствовал его Аркадий. — Ты тут как, живой?
— Более или менее.
— Ну ты вчера ночью и отжигал с рыжей.
— Да? Жаль, не помню.
— Я и Катя хотели поговорить с тобой.
— По поводу? Из-за ночи?
— Пойдем на кухню, Катя кофе тебе сделает. Там и скажу все.
Аркадий вышел. В голове еще пульсировало, но уже не так сильно, как утром. Кирилл поднялся с кровати.
На кухне было тепло и уютно. Катя умела варить кофе, и Кирилл с благодарностью взял чашку. Сел на табурет.
— Дядя Миша сегодня приходил, — начал Аркадий.
— Ага, я слышал.
— В общем, у нас все готово, и мы планируем уехать через неделю. Дядя Миша думает, что на поиски нам хватит месяца, ну а всю осень он хочет захватить про запас да на обустройство.
— Прекрасно, очень разумный план.
Аркадий пропустил иронию мимо ушей.
— Я говорю, через неделю мы с Катькой уедем. И тебе пока не поздно присоединиться к нам.
Кирилл отпил кофе из чашки, перевел взгляд с Аркадия на Катьку и обратно, сделал еще глоток, наконец, сказал:
— Серьезно? Уезжаете? Я думал, это игра такая. Мы начнем новую жизнь! все будет прекрасно! даже лучше, чем прежде! Да везде одно и то же. Я весь город кругом обошел. И все поселки вокруг. Везде одно и то же.
— Мы все равно поедем. Ты с нами?
— Да сколько их едет-то? Человек семь-восемь, да вас двое? Куда вам ехать? Зачем?
Аркадий рассмеялся.
— Кирюх, едет больше ста человек. Сто семь, если быть точным. Еще человек десять-пятнадцать пока думает.
— Да ладно. Это тебе твой Митюков сказал?
— Кирюх, мы с Катей и без него думали уезжать отсюда. Здесь тупик. Дядя Миша — молодец. Организовал людей, собрал всех, кто только думал и не мог решиться. Да чего я тебе говорю, ты уже десятки раз все слышал. Едешь с нами? Мы уезжаем, я и Катя, с тобой или без тебя. Мы хотим, чтобы ты поехал с нами.
— Кирилл, поехали, — поддержала Катя. — Чего ты здесь потерял? Ты же с прошлой осени только и делаешь, что пьешь. Ты же раньше другим был.
— Не начинай, Катька, — сказал Кирилл. — Это просто выживание. Каждый выживает как ему легче.
— Это не выживание, — ответил Аркадий. — Это самоубийство, медленное, но самоубийство. Не хочешь ехать так и скажи. Только не надо вставать в благородную позу, и все романтизировать.