— Шевели булками! — урод от души шлепнул беднягу по заднице и заржал. — И лучше не зли меня, сучка, а то могу и по-плохому.
— Да харэ с ней цацкаться! — тощий упырь глубоко затянулся и сплюнул через щель в зубах. — В багажник швырнул — и дело с концом! Кто нам что теперь сделает?
— Кстати, о конце, — третий поправил штаны. — Может, прямо здесь ее попробуем? А пока до хаты доедем — снова аппетит нагуляем.
— А что, — главарь осклабился. — Здравая мысля. Ну-ка, пацаны, на багажник ее, да держите покрепче. Будет брыкаться — по печени.
На Аню накинулись, как коршуны на цыпленка, и уложили грудью на разогревшийся от солнца металл. Вожак уже потянулся к тонкому пояску, но тут услышал позади:
— Эй, ты!
Падаль так увлеклась, что не заметила, как я сбежал по склону на мягких лапах и спрятался за павильоном, прежде чем выйти противникам в тыл. Уроды разом обернулись, и на несколько секунд воцарилась немая пауза — шваль, может, и ожидала, что кто-нибудь вступится за девчонку, но вряд ли предполагала, что этим защитником окажется двуногий рыжий кот. Шпала и вовсе изумился так, что бычок вывалился из приоткрытой пасти.
— Это что еще за покемон? — главарь поправил очки. — Ты откуда такой нарисовался, фраер? Из детского садика?
— Валите отсюда, — в горле пересохло, и голос предательски дрогнул, отчего налетчики вмиг осмелели и шире растянули ухмылки. — Забирайте еду — и проваливайте. Девушка останется со мной.
— Да неужели? А может нам и тебя заодно прихватить? Будешь на цепи ходить да сказки рассказывать.
Он сунул исколотую руку за пазуху и достал небольшой шестизарядный револьвер — вряд ли боевой, но от барабана из травмата мало не покажется. Подельники последовали примеру — кто вытащил нож, кто кастет, кто перцовый баллончик, кто щелкнул телескопической дубинкой. На иное и не рассчитывал — в отсутствие закона верх и низ меняются местами, и всякая шваль первой поднимает головы и чувствует себя хозяевами положения.
— Ну так что, котик? Посмотрим, что у тебя под маской?
Посох ударил в асфальт, и янтарный кристалл полыхнул, как облитая бензином пакля. Махнул древком перед собой, очертив огненную дугу, за которую лучше не заступать во избежание ожогов разных степеней тяжести.
— Боюсь-боюсь! — вожак поднял руки и попятился. — Файер-шоу — это очень страшно. Прошу, не сжигай нас, о великий маг огня!
До хруста сжал оружие и нацелил на врага. Или поджарить всех и сразу, пока те наслаждаются представлением, или благой порыв обернется крайне скверно. Но одна лишь мысль, что с людьми будет то же самое, что и с гоблинами, сковывала мускулы и толкала ком к горлу. Дикие вопли, волдыри на коже, непередаваемые мучения — это и на неписях смотрелось жутко, а уж на живых людях, какими бы они ни были… И почему мне достался огнемет? Уж лучше бы взял лук или топор.
— Ну что ты, котик, сдал назад? — главарь остановился и крутанул волыну на пальце. — Не по шерсти мы тебе?
— Уходите! — снова дал петуха, вызвав очередной взрыв конского гогота.
Говорят, хороший понт дороже выстрела, но я запорол и то, и другое. Больше уверенности, напора, злости — и гадам пришлось бы отступить. Они смелые и веселые только когда чувствуют, что им ничто не угрожает, а пальнуть бы разок струей по ногам — и побежали бы, сверкая пятками. Но я всегда дрался только кулаками, да и то старался не распускать руки лишний раз — все же свои, все соседи, зачем калечить или уродовать по пустякам? И теперь мне не хватало ни сил, ни ярости, чтобы наказать тех, кто этого заслуживал целиком и полностью.
— Что такое, малыш? — бандит тер ласково, почти по-отечески. — Бензин кончился?
— Ха-ха-ха…
— Г-г-г…
— Ну ты выдал!
Гад подошел, вытащил посох из ослабевших пальцев и со всей дури хлестанул по щеке. Будь древко потолще — и челюсть вылетела бы вместе с зубами, а так я лишь крутанулся на месте и рухнул навзничь. Рот наполнился соленым теплом, перед глазами все поплыло, а самого закачало, как на лодке в бурю. Сон придавил стотонным прессом, но острая боль вернула в сознание — мучитель лупанул по лодыжке, по другой, да с такой силой, что ноги вмиг налились свинцом и онемели.
— И все же, — вожак отбросил посох, спрятал револьвер и вцепился в шкуру на щеке, — кто под маской?
И потянул так, что приподнял меня над землей. Но «маска», само собой, не поддалась, хотя шкура оттянулась на половину ладони, а боль пронзила такая, что никаким огнеметам и не снилось. Пламя будто закачали прямо под кожу и вкупе с ушибленной челюстью ощущения получились непередаваемые.
— Ты гляди… На клей, что ли, посадил? Эй, Борзой — дай-ка выкидуху.
Клинок щелкнул прямо перед носом. Для удобства налетчик сжал ухо в кулаке и вывернул так, что из глаз брызнули слезы. Я шипел, скреб когтями асфальт, но никак не мог заставить себя подпалить выродку хотя бы ноги. Хотя прекрасно понимал, что «поучительным» избиением дело не кончится — меня реально прямо здесь и сейчас порежут на ремни.
— С чего бы начать? — на роже с десятью поколениями вырождения растянулась змеиная улыбка, а горячая сталь коснулась подбородка. — Может, с горла?
Вдали знакомо ухнуло, а с близстоящего тополя посыпался дождь измочаленных листьев и перебитых веток. Следующий выстрел разбил окна у дальней «девятки», затем на безопасном расстоянии поднялись фонтанчики земли. Но все прекрасно понимали, что спускающийся с пригорка человек может пристрелить любого, если захочет. Отец шел пружинистым шагом, неотрывно держа оружие у плеча и не сводя мушки с главной цели. И стоило одному гаду потянуться к карману, как на джинсах в районе колена вспухла россыпь темных дырочек, стремительно наливающихся кровью.
— Мля-я-я-я! — разнеслось на всю округу, и гопники рванули к машинам, словно спринтеры после старта.
— Пацаны, шухер! — рявкнул главарь, потеряв ко мне всякий интерес.
Даже раненый не отставал и одним из первых прыгнул на пассажирское сиденье. Захлопали дверцы, зажужжали движки, завизжали шины, оставляя за собой черные следы, и кавалькада развалюх укатила прочь. Убедившись, что опасность миновала, папа перешел на бег и сперва помог подняться обомлевшей от ужаса продавщице. И лишь тогда девушка разревелась и повисла у спасителя на шее, вызвав легкий укол зависти, ведь это я должен был защитить ее от разбойников. Но в итоге защищать пришлось меня самого — причем второй раз за день. Надо это исправлять, иначе рано или поздно «обучающий режим» прервется, и везение иссякнет, и уж тогда точно отрежут лицо или сожрут живьем.
— Все, Анют, все, — отец бережно гладил страдалицу по дрожащей спине, не выпуская «сайги» из рук и внимательно следя за округой. Это сейчас он охотится на уток и зайцев, а раньше гонял дичь иную — двуногую, и вооруженную куда лучше, чем шайка гопоты. — Бери, что нужно — и бегом домой.
Девушка кивнула, немного успокоившись, а папа навис надо мной, смерил хмурым взором, но все же протянул ладонь. А когда я встал, эта самая ладонь с оглушительным треском врезалась в затылок, аж искры из глаз посыпались.
— Ай! — прижал уши и обхватил гудящий многострадальный череп. — За что?!
— Спрашиваешь еще? — батя встряхнул за шкирку, как котенка. — Я тебе что сказал? Дома сидеть! Это, мать твою, похоже на дом?! И кстати о твоей матери — она полпузыря «корвалола» выдула, пока тебя искали по подвалам и шкафам! И хорошо, догадался магазин проверить. Как в воду глядел, что оболтус на подвиги собрался! А если бы опоздал?
— А что надо было делать?! — тихо прошипел, чтобы бредущая по склону девушка ничего не услышала. — Пройти мимо, когда ее прямо на капоте драли?!
Отец шумно выдохнул и ослабил хватку. Достал папиросы, хотя бросил курить прошлым летом, и в изнеможении опустился на крыльцо магазина. Повертел пачку перед лицом, спрятал обратно и покачал головой, на которой будто бы прибавилось седых волос.
— Я, сынок, две войны прошел. И всегда мечтал лишь об одном. Не о победе. Не о дембеле. Не о живых и здоровых друзьях. А о том, чтобы мои дети никогда не увидели эту грязь. Даже мельком. Даже по телевизору.
— И что, на цепь теперь посадишь? — внутри все закипало от отцовского спокойствия, точно мы обсуждали не грядущий конец света, а плохие оценки. — Думаешь, так спасешь от войны? Война уже здесь. И те ублюдки, — ткнул пальцем на дорогу, — прямое тому доказательство.
— Не спорю, — он поставил ружье между ботинок и оперся на ствол. — Поэтому мы уедем. Соберем вещи — и айда отсюда. Подальше от Москвы и крупных городов, за Урал, там этих тварей совсем мало. Припасы какие-никакие есть, патроны и машина — тоже. Справимся. И не из такого дерьма выкарабкивались.
— А остальные? — в недоумении всплеснул лапами. — Вспомни, сколько здесь стариков, которые едва до калитки доходят, какие им путешествия за Урал? Кто о них позаботится?
— Армия, — проворчал в ответ, старательно избегая взгляда в глаза.
— Пять полицейских, — я отогнул пальцы. — Семь добровольцев. И ты. Стреляли по летучей твари из пистолетов, ружей и карабинов. И ни одна пуля не пробила чешую. Ни одна! А ведь это лишь десятый уровень. А всего их — сто! Всерьез думаешь, что обычные люди смогут остановить лавину?
— А кто сможет? — папа хмыкнул. — Ты, что ли?
— Да, — поднял оброненный посох и закинул на плечо. — И такие, как я. Теперь мы — часть игры, а победить в ней можно, только сыграв по ее правилам. И даже не пытайся мне мешать. Все равно сбегу, хоть на сто цепей посади, хоть на сто замков запри.
— Мешать? — родич хмыкнул. — И не собирался. Ты поступил правильно, сын. И я горжусь, что воспитал не труса и терпилу. Просто помни, что на войне — как на войне. Или ты — или тебя, иного не дано.
— Спасибо… Я пойду в центр — гляну, как там дела в ДК. Маме передай, что скоро вернусь. Туда — и обратно, никакого геройства. А ты возвращайся — как бы кто в дом не залез.
Папа встал и протянул мозолистую трудовую ладонь. И крепко, без намека на брезгливость, пожал мохнатую лапу. А я не сразу заметил, что вот уже который раз он называет меня не пришельцем, не «этим», а сыном.
— Прости, что сомневался. Теперь вижу без всяких анализов — мой парень. А что снаружи — неважно. Удачи. И коль наехали — не дрейфь.
Кивнул и отвернулся, чтобы батя не заметил влагу на веках. И едва дошел до обочины, как понял — планы резко поменялись.
Малири: Муфель, ты тут? Слышишь меня? Эта срань повсюду! Они, блин, везде!
Глава 5. В осаде
Пуфель: Где ты? Адрес?
Малири: Лесная, 30.
Пуфель: Держись, я скоро.
Малири: Ага. Апни уровней десять по дороге — хоть какой-то толк будет.
В принципе, мог и не спрашивать — дома богатеев стояли вдоль реки (водоохранная зона, да-да), но под описание (высоченный забор, огромный особняк) попадал лишь один. Да если бы и ошибся, звуки борьбы наверняка привели бы к нужной точке. Два забулдыги ссорятся — на всю улицу слышно, а вторжение монстров уж точно не пропустишь.
Я ни на что особо не рассчитывал: с моим уровнем лезть на толпу десяток — чистое самоубийство, но надеялся хоть чем-нибудь помочь эльфийке в нелегком деле. Ладно, на людей рука не поднялась, но чудовища уж точно отведают моего огонька. Отвлечь, добить, отвести, расчистить место для маневра — вариантов предостаточно, не стоит совсем уж списывать нуба со счетов.
В довесок подгоняло уязвленное эго. Меня, как и любого парня, порой посещали мысли о героическом спасении прекрасной леди, планомерно перетекающем во всякое. И раз уж благодарность Ани досталась отцу (вполне справедливо, ноль вопросов), хотелось урвать и свой кусочек женского внимания. И пусть Малири просто посмеется над моими потугами, меня переполняла решимость разобраться с тварями любой ценой. Иначе какой я герой и защитник? Да и подкачаться не помешает, а за ассист (помощь в убийстве мобов) отсыпают немало опыта — сермус тому подтверждение. С учетом бонуса за одну только зачистку особняка может перепасть уровня полтора-два, а в нынешних обстоятельствах это очень даже неплохо.
Вот и бежал со всех лап, позабыв об усталости, и марш-бросок километров в пять показался сущей ерундой — лишь запыхался немного. Вот забор (и правда очень высокий), вот табличка с адресом, вот ухоженные клумбы с туями по краям подъезда, но ни криков, ни звона стали, вообще никаких звуков. И на сообщения в чате тоже никто не отвечал. Либо девушка уже справилась со всей нечистью, либо (в животе похолодело) нечисть справилась с ней.
— Настя! — крикнул, подойдя к окованной бронзой двери. — Ты там? Все в порядке?
В ответ ничего. Но слух улавливал едва заметное шарканье, поскрипывание и звяканье, словно прямо за воротами замерла толпа монстров, чтобы накинуться, как только войду во двор. Думаю, многие подтвердят: тихие соседи и пустая квартира — две большие разницы. В одном случае всегда слышны шаги, плеск воды, звон посуды и прочие бытовые шумы. Во втором — лишь звенящая гнетущая тишина. И мой случай относился именно к первому типу. Даже запахи цветов, пыли и свежей выпечки нагоняли тревоги, как если бы я не стоял на пустой улице, а шел через вьетнамские джунгли.
Но делать нечего — раз уж откликнулся, надо выручать! Мог бы залезть на забор и разведать обстановку сверху, но по толстому металлу не вскарабкаешься, а если ненароком пробить когтями листы, батя Малири на этом же заборе и повесит — причем не за шею. Но как ни странно, дверь оказалась открыта — отчетливо видел щель в проеме. Наверное, забыли запереть, когда в спешке покидали дом. А может, подруга писала вовсе не про мобов, а про выродков вроде тех, что повстречались у магазина. Как ни крути, а богатые дома — лакомая добыча, и самые дерзкие банды могут начать именно с них. Причем не обязательно местные — могут подтянуться ребята из Москвы, а столичные группировки — это и стволы, и опыт, и полная отмороженность. Да и конкуренты по опасному бизнесу (а может даже партнеры), вполне могли воспользоваться анархией и расквитаться по старым долгам. И что если Настя тоже не сумела поднять клевец на сородича, и прямо сейчас ее…
Нет! Только не это. Набрав побольше воздуха, с ноги распахнул дверь и влетел во двор с горящим посохом наперевес.
— Бегите! Я их отвле… ку…
От увиденного руки опустились сами собой, на затылке выступил холодный пот, а язык прилип к небу. Всюду — на облицованных мрамором ступенях, в беседке из красного дерева, на шезлонгах у бассейна, среди кустов голландских роз, на усыпанных гравием дорожках сидели, лежали или стояли… Нет, не грабители с автоматами, а…
— Мя? — девушка в кружевном платьице приподняла ушки и с удивлением уставила на меня разноцветные глаза.
Нэклинги. Нэклинги были везде, дюжина их — и все женского пола. И раз уж упоминал фансервис, то стоит добавить, что одними бронелифчиками он не ограничился. У трех из пяти играбельных рас присутствовал ярчайше выраженный половой диморфизм (биологию люблю еще со школы, а в сельхозе без нее никуда, даже механизаторам). То есть, очень большая разница во внешности между мужскими и женскими особями.
Если орки-парни здоровенные, клыкастые и слегка ссутулившиеся под тяжестью мышц, то орки-девушки (орчихи, оркессы, орк_ки?) сплошь фитоняшки с крепкой, но вполне привлекательной мускулатурой, хмурыми лицами и чуть торчащими из-за нижних губ зубками.
Гномы-мужики — кряжистые, вечно кряхтящие бородачи с красными носами и опухшими от частых возлияний физиономиями. А гномы-девушки — весьма миловидные пухляшки с прическами в стиле винишко-тян и здоровым избытком жирка.
Нэклинги-самцы — двуногие мохнатые коты, а вот самочки куда больше походят на людей, только с короткой, напоминающей плюш шерсткой, более плоскими лицами и вполне человеческими пропорциями. А вот хвостики и уши остались в полном соответствии с породой, из-за чего представительницы моего народа приобрели бешеную популярность в известных кругах.
Но несмотря на няшность, возникало немало вопросов — из-за чего появились именно «хорошие» мобы, а не прихвостни Цеметры? Почему Малири писала о них, как о вторжении злейшего зла? И куда подевались хозяева дома, включая саму эльфийку?