Конфедерат: Имперские игры
Пролог
1864, февраль, Гаити, прибрежные воды близ Порт-о-Пренс.
Азарт! Чувство приближающейся победы! Вот что контр-адмирал Рафаэль Сэммс любил больше денег, выпивки, власти и ставил наравне с женщинами, даже самыми прелестными из них. Оттого и готов был, по выражению министра тайной полиции Станича, служить «в каждой бочке затычкой и каждой почке заточкой», хотя и не мог до конца понимать этих пришедших из русского языка странных образов. Однако волей неволей, но приходилось, помимо прочих хлопот, осваивать ещё и этот язык. При дворе новообразовавшейся Американской империи это весьма ценилось, тем более со стороны тех, кто составил её аристократию. Аристократию настоящую, получившую титулы не за расшаркивания на паркете, а за кровь, скалящуюся поблизости смерть, пороховой дым и лавры одержанных побед.
Самого Сэммса пребывание при дворе в Ричмонде совершенно не интересовало. Он и появлялся там лишь тогда, когда этого в принципе нельзя было избежать. Море и сражения на нём – вот то, чего он желал всей своей душой. А после окончания войны с США… начинал опасаться, что вместо азартной круговерти боёв и грохота наводящихся на настоящие цели орудий ещё долгие годы предстоит пребывать лишь в учебных плаваниях и стрелять по не способным сопротивляться тренировочным целям. Это было бы… скучно. Скуку же он не любил, боялся её почище триппера. Но нет, как оказалось, у армии Американской империи и её флота довольно скоро нашлись настоящие дела. В частности вот это, по помощи испанской королеве вернуть потерянные в давние времена колонии. Для начала ту, которая носила название Гаити. Более того, имела наглость называть себя империей, во главе которой стоял даже не удачливый авантюрист, а безмозглый и явно душевно больной негр, которому разве что шутом работать, но не изображать из себя… разное.
- Коммодор Джонс! – повысил голос контр-адмирал, обращая на себя внимание командира флагманского монитора, на котором сейчас и находился. – До Порт-о-Пренса ещё часа два?
- Даже меньше. Погода благоприятствует, - спустя несколько секунд ответил Кейтсби Роджер Джонс, давний знакомец Сэммса, вместе с которым они сражались ещё в битве на Хэмптонском рейде. Первый командовал «Акулой», второй, соответственно, «Чарльстоном». И успешно командовали, сумев сохранить свои корабли и потопить немало деревянных посудин янки. – Новые наши мониторы куда лучше переносят и ветер, и волнение на море. Но их мореходность хотелось бы увеличить. Министр Мэллори обещает много, но…
Сэммс лишь усмехнулся. Он тоже хотел всего и сразу, но приходилось довольствоваться имеющимся. Благо оно, имеющееся это, было куда как лучше даже тех, первых мониторов, всего пару лет назад казавшихся вершиной военно-морского судостроения. К хорошему слишком быстро привыкаешь! Вот и мониторы типа «Потомак», пущенные в серию из четырёх кораблей, последний из которых, «Нью-Йорк», проходил ходовые испытания и вот-вот должен был официально стать частью флота империи, были хороши, но… Обещанная высокая мореходность оказалась не такой, как ожидалось.
О нет, новые мониторы действительно могли теперь не ползти вдоль прибрежной линии, при мало-мальски серьёзном волнении спеша заползти в защищённую бухту. Но и вести настоящий бой в открытом море без крайней нужды всё ж не стоило. Две двухорудийные башни с новейшими, едва пошедшими в серию казнозарядными нарезными орудиями Брукса солидного калибра, бортовые казематы для орудий той же системы, но заметно меньшего калибра, составляли внушающую уважение любому противнику огневую мощь мониторов. Броневые пояс и палуба, усиленное бронирование башен, водоизмещение более 4000 тонн и возможность развивать скорость до 13 узлов также добавляли кораблям внушительности и эффективности. А ещё у этого типа не было тарана, что и позволяло достичь необходимой скорости благодаря улучшению обводов.
Всё хорошо? Практически да, за исключением валкости судов при волнении на море. В шторм попадать категорически не рекомендовалось во избежание печальных последствий, да и казематы могли захлёстываться сильными волнами, что исключало использование находящихся там орудий при дурной погоде. Вот и получалось, что морские переходы – это уже всегда пожалуйста, но вот океан пока оставался для «потомакцев» нежелательным местом нахождения. Хотя планировалось… мда. Оставалось ждать схода со стапелей нового типа, проектируемого как раз с расчётом на противостояние океанской плохой погоде и с возможностью длительных переходов. Что до «потомаков», так и им работа найдётся. Уже нашлась. Тут, у побережья Гаити, куда они и были направлены некоторое время тому назад, из имперских гаваней.
«Потомак» и «Геттисберг». сопровождаемые пятью винтовыми фрегатами, стремительно устаревающими, но пока ещё широко используемыми в том числе и империей из-за той самой высокой мореходности. А ещё несколько транспортных судов солидного тоннажа, в которых, помимо всего прочего, хранился дополнительный боекомплект к орудиям мониторов. Увы и ах, но с вместительностью трюмов даже у того же «Потомака» имелись определённые проблемы. Плюс прожорливость котлов касаемо потребляемого уголька… Для повышения автономности мониторам крайне не рекомендовалось ходить по морю в отрыве от баз или, по крайней мере, от судов сопровождения. Как сейчас.
Впрочем, контр-адмирал Сэммс знал и сильные, и слабые стороны своей эскадры, сформированной для показательной демонстрации силы Американской империи. Сформировавшись в Чарльстоне некоторое время назад, эскадра экономичным ходом проследовала вдоль побережья до Майами, пополнив там запасы угля. Затем переход до Кубы, принадлежащей испанской короне, обходя ту с юга и следуя до Сантьяго-де-Куба, этого последнего промежуточного порта перед конечной целью. Там последовал небольшой осмотр с профитактическим ремонтом, после чего корабли были готовы. К чему? Выполнить полученный приказ, причём не раньше, не позже, а аккурат в нужное время, которое определяли не военные даже, а политики.
Политика. Контр-адмирал понимал не всё, творящееся на этой кухне, но достаточно существенную часть происходящего. После того как была завершена Мексиканская война, Хуарес подался в бега и теперь скрывался где то не то в Парагвае, не то в Аргентине, на престол в Мехико взошёл император Максимилиан I Габсбург. Монарх? Да. Независимый? Ни в коем случае. Пробравшийся к созданному престолу на испанских штыках, он понимал, что в большей степени будет управляемой фигурой, и изначально соглашался с этим. Императорские регалии редко кому предлагают, пусть даже сопровождаемые жёсткими и многочисленными условиями.
Испания была более чем довольна. Получить несколько портов с прилегающими к ним землями и в достаточной степени укреплённых уже многое значило для королевы Изабеллы. Но в любом случае меньше, чем укрепившийся престиж королевства в «Европейском концерте», где вот уже долгое время Испанию считали клонящейся к закату, обречённой на дальнейшее увядание страной. Так было, но… всё изменилось за каких-то несколько лет. А тут ещё неожиданно для самих испанцев сформировавшийся союз с Российской империей и Конфедерацией, закреплённый договорённостями на Гаванском конгрессе. Торговая и оборонительная его части, плюс поддержка испанских притязаний на немалую часть бывших колоний… Не ради альтруизма поддержка, само собой разумеется. Флоту Американской империи нужны были свои порты, чтобы расширить зону влияния. И Гаити для этого дела вполне годилось. Глубоко враждебное Санто-Доминго образование, к тому же донельзя агрессивное, да к тому же банально не способное понять изменившиеся силы сторон. Одно дело Санто-Доминго как независимое республиканское образование или лишь де-юре испанская колония. Совсем другое – колония, всецело поддерживаемая метрополией.
Да и поближе метрополии кое-что имелось. Куба! Та самая, которая из-за Мексиканской войны стала промежуточным пунктом по доставке всего необходимого: войск, оружия, амуниции. С окончанием же этой самой войны не было никакого смысла везти припасы с оружием обратно, а для арсеналов, перешедших под власть испанской короны портов, это было чрезмерно много. Вот и переправили обратно в кубинские арсеналы со складами, да и часть солдат отправилась туда же, на этот райский остров, с давних пор бывший оплотом Испании в Новом Свете.
Дальше – проще. Что нужно для того, чтобы не выглядеть в глазах всего просвещённого мира агрессором? Всего лишь спровоцировать противника на то, чтобы он сам показал себя в «лучшем» свете. И если испанцы за прошедшие десятилетия в этой области успели «обрасти жирком», почти утратив способности проворачивать сложныеи в то же время предельно жестокие интриги, то у новорожденной империи такие мастера имелись. В министерстве тайной полиции, которое выросло из известной всем дикси «Дикой стаи». Той самой, которой многие янки и тем более их черномазые ныне полноправные сограждане давно и успешно пугали как детей, так и друг друга.
Гаити к тому моменту было уже не «империей» и ещё не «империей» одновременно. Перерыв, так сказать, между первым и вторым пришествиями «императора» Фостена I, он же Фостен-Эли Сулук, классический такой черномазый, свергнувший такое же порождение Африки в результате военного переворота и объявивший себя императором. Туп был, как болванка для шляп, но на общем фоне выделялся повышенной даже по тамошним меркам жестокостью, поддержкой вудуистов – местных сектантов, практикующих весьма омерзительные по меркам любого белого человека ритуалы – и склонностью к обезьянничанью за королевскими дворами Европы. Последнее, понятное дело, получалось на уровне грубого фарса, но для местной невзыскательной публики было как раз тем, что находило полнейший отклик.
Глубины умственной отсталости и дешёвого фарса, принимаемого местными за естественный ход вещей. Чего стоили «титулы» раздаваемые «императором» своим приближённым. Граф Омлет, барон Антрекот, герцог Бульон и всё в этом же духе. Ни разу не издевательство, не «награды» для придворных шутов, а суровая, печальная реальность. Эти «графы» и прочие «бароны» гордо и торжественно несли свои кулинарные наименования. Да-да. именно кулинарные, поскольку «император» Фостен I черпал то, что называл вдохновением, исключительно в еде, наделяя «аристократов» родовыми именами в честь тех блюд, которые ему довелось в своё время сожрать в относительно приличных заведениях. И это был лишь один из множества примеров, показывающий уровень как «императора», так и провозглашённой им «империи». Наиболее забавный и безобидный. Остальные же… кровь, гниль, грязь, кровавые вудуистские ритуалы, массовые казни и бессудные убийства. Перечислять можно было долго, да только желания особого не имелось.
Разумеется, в управлении государством что сам «император», что его окружение ничего не смыслили. Да и смыслить не могли по скудости разума – опять же, ничем не отличаясь от предшественников – но последние хотя бы изредка слушали иностранных интересантов, да и немногие кое-как работающие механизмы полуразвалившейся государственной машины при нём окончательно развалились. Тут контр-адмирал Сэммс поневоле вспомнил слова, сказанные послом ещё тех, прежних США Робертом Уолшем о сути режима Фостена I: ««Гаитянский правящий строй - это деспотизм самого невежественного, развращённого и порочного вида. Государственная казна является банкротом, население погружено в киммерийскую тьму, и люди даже в доверительной беседе боятся высказывать своё мнение о чём-то, за что могут подвергнуться пыткам и обвиняться в критике властей».
Республиканец Уолш, само собой, обрисовывал лишь часть проблем. причём невеликую, но и в поднятой части сложно было хоть в чём-либо не согласиться. Так или иначе, но с 1849 по 1859 года «император» настолько всех достал, что выделенный ему пинок под зад с трона и вообще с Гаити ни для кого не стал неожиданностью. Удивляться стоило скорее тому, что этого не случилось раньше. Иностранные компании просто отказывались вести дела с образованием, которое на что-то пыталось претендовать, но при этом не выполняло даже собственные законы. Постоянные и массовые бессудные убийства, грабежи, беспорядки даже в пределах Порт-о-Пренс, как бы столицы «империи» Гаити. Любой белый человек, пусть даже принадлежа к посольствам мировых держав, мог перемещаться по улицам – не то что ночью, но и посреди дня – лишь будучи в сопровождении до зубов вооружённой охраны. Иначе… Шайки набрасывающихся со спины гаитянцев, утаскивающих тело в ближайший переулок, раздевающие догола… про женщин и говорить не приходилось, поскольку звериные повадки этой братии были известны ещё с давних пор. Даже задокументированные зверства негров Гаити с момента объявлении этой местности о независимости были известны тем, кто доставил себе труд почитать дневники бывших там и опубликовавших свои воспоминания. Или же уцелевших при набегах орд недавних рабов на Санто-Доминго… там они тоже показали себя со всей первобытно-животной красе. Чего стоила одна только резня начала века, при которой было уничтожено почти всё белое население острова, в том числе женщины, старики, дети. За женщинами и детьми вообще целенаправленно охотились, особенно во время «второй волны», когда все способные держать оружие в руках уже были убиты и можно было «ни в чём себе не отказывать». Причём ни разу ни «эксцессы восставших рабов», а официальное благословение сверху основателя их поганого государства, Жан-Жака Дессалина.
Рафаэль Сэммс читал о тех временах. И не один он, поскольку в империи типографии массово отплюнулись художественно оформленной исторической справкой «История Гаити», в которой проводились видные и явные параллели с другими мало-мальски похожими случаями. В том числе и совсем уж недавним «Винчестерским кошмаром», когда в одноименном городе похожим образом резвились черномазые из сформированных янки «свободных полков». Умелый и полезный оказался ход, заранее дающий полный карт-бланш со стороны населения Американской империи, абсолютную поддержку. Гаити никто жалеть не будет, равно как и тамошних «отважных вояк», духовных братьев тех, кто находился в «свободных полках» США.
Гаити, да… Правление Фостена I переполнило чашу терпения, оттого и была оказана пусть негласная, но помощь тем военным, которые хотели свергнуть своего «императора». Оказали. Свергли. Только сделали это аккуратно, дабы оставить могущую пригодиться в дальнейшем фигуру в целости и сохранности. Не зря же Фостен-Эли Сулук со своим семейством отправился не абы куда, а на Ямайку, которая, если что, давно и прочно принадлежала Британской империи.
Типично английский стиль! Если есть возможность приберечь инструмент для дальнейшего использования – они непременно это сделают, не обращая внимания на вид, дурной запах и прочие нелицеприятные нюансы. Так было всегда, не стало исключением и на сей раз. Ямайка же была выбрана как место, находящееся ближе всего к Гаити. Этакое послание вновь сменившей империю республике и в частности тамошнему президенту, Фабру Жеффрару, сынку одного из основателей этого псевдогосударства, являвшемуся по мнению практически всех граждан Американской империи форменным позором на мировой карте. Тем, до которого слишком долго ни у кого из влиятельных на мировой арене игроков либо руки не доходили, либо смелости не хватало из-за возможных криков господ либералов и прочих аболиционистоподобных.
Что за послание? Негласное, но понятное даже потомку «великих африканских мыслителей» в генеральском мундире и восседающем в президентском кресле, а по сути том же трончике, только замаскированным «фиговым листочком» республиканства. Дескать, будешь плохо себя вести – вернётся «император», который если и не съест тебя, и даже не принесёт в жертву вудуистским богам, то уж точно убьёт самым жестоким образом у всех на виду.
Работало, понятное дело. Президент Фабр Жеффрар вёл себя по отношению к Британской империи тихо, как мышь в норе, полностью соответствуя британским деловым интересам на Гаити. В остальном же… разве что меньше денег тратилось на пышность, хотя бестолковость и воровство оставались на прежнем уровне. Ах да, ввелись новые виды воровства, более, так сказать, отвечающие духу времени. Под видом строительства образовательных учреждений, а затем и их как бы работы расхищались ой какие немалые суммы. Почему «как бы работы»? Да по той простой причине, что практически ни один белый человек из вполне обоснованных опасений за собственную жизнь на Гаити и не сунется, а местные «учёные мужи» вызывали смех даже у закончивших обычную школу. Так было раньше, в начале века. Так же, практически без изменений, оставалось и сейчас.