- Начнём разговор о делах наших сложных, - вымолвила было обмахивающаяся веером Мари и тут же, скривившись, попеняла Смиту. – Джонни, ну когда ты перестанешь водружать ноги на стол!
- Не на стол, а на столик, - парировал тот. – Там ничего из еды и выпивки не стоит, специально сюда придвинул, чтобы ты не попрекала.
- Не те нынче графы пошли, - притворно опечалилась сестра, отлично понимающая, что этого обормота не переделать, что вести себя действительно прилично он будет лишь на официальных приёмах, когда это и впрямь необходимо. – А если по делу, то наше громкое послание дошло до королевы Виктории и её министров. В ближайшие дни сюда, в Ричмонд, приедет чрезвычайный посланник Британской империи, один из лидеров Консервативной партии, Бенджамин Дизраэли. Официально для переговоров о прекращении войны между Испанией и нами с одной стороны и Гаити с другой. На деле же – договариваться о прекращении тайной войны, а также поддержки нами ирландских фениев, которые всего за год сумели стать очень… неудобными для Лондона и особенно интересов Сити.
Слушая это, я лишь улыбался и кивал, попутно вспоминая, с чего всё начиналось. Ирландцы, скажем так, очень сильно не любили Британскую империю, частью которой являлись. И причин для этой нелюбви было предостаточно. Не нужно было углубляться в далёкую историю, извлекать из могил тени забытых и полузабытых предков. Большинству ирландцев из числа молодых и горячих достаточно было всего лишь вспомнить собственное детство. Тем, что постарше – юность. То самое время многолетнего голода. Не неурожая с недоеданием, а самого настоящего голода 1845-1849 годов, после которого население Ирландии сократилось с восьми до шести с небольшим миллионов человек. О нет, далеко не вся убыль пришлась на смерти, многие просто эмигрировали, убегая от голода, нищеты и смертей куда глаза глядят, в том числе и сюда, в Америку. Но всё равно, цифры, доложу я вам, были более чем внушающие. Ещё более внушающие – по причине того, что этого бедствия можно было избежать, прояви в Лондоне хотя бы минимум понимания и здравого смысла. Но нет, желание вытрясти привычные суммы поступлений от налогов победило всё, включая и здравый смысл. Да и расстраивать протестантскую часть ирландской знати, на которую опирались в деле удержания кельтов в узде, тоже не хотелось. А компенсировать убытки из собственных средств, средств короны… Жмотистость где не надо, увы и ах, частенько подводила бриттов. Вот и в тот раз тоже. Из привычной неприязни и недоброжелательства в результате голода и смертей родилась самая настоящая ненависть – в очередной, далеко не первый раз, к слову сказать - которая, как я отлично помнил, не прошла и до родного мне времени. Многочисленные восстания, террор, реки крови с обеих сторон, взрывы, войны в печати и на телевидении… И даже на рубеже нового тысячелетия эта самая вражда лишь приутихла, но угли ещё тлели. Ожидая лишь того энтузиаста с харизмой, который как следует дунет на них, раздувая новый пожар.
Сейчас на эти только-только разгорающиеся угли дунули мы. Не забавы ради и не обычной пакости для, а исключительно в качестве ответной меры. Ну нельзя же было оставить без ответки аж три покушения, за которыми понятно кто стоял!
- Похоже, О’Махони и Мигер насыпали перца под хвост как самой Виктории, так и большей части британской аристократии своими недавними действиями.
- И очень сильно, - согласился с моими словами Джонни. – Ты, Вик, хорошо составил с фениями эту негласную договоренность. Три значимые для них цели и одна нужная нам. А от нас только и требуется, что давать деньги и оружие. Ну и принимать у себя семьи тех, кто ведёт борьбу за независимость Ирландии, чтобы у этих рыжих бестий не было страха за судьбу близких.
- Зато Джуде Бенджамину больше ничего нравиться не может. Лежит себе в гробу. Он отдельно, рука отдельно, голова тоже к шее пришивалась, как сказали, - хихикнула Мари. - И те двое членов палаты общин, которые слишком громко кричали о необходимости для Британии покончить с «засильем Романовых по обе стороны Атлантики!».
Что да, то да. Ободрённые действительно серьёзной, пусть и насквозь негласной поддержкой Ричмонда, едва-едва образовавшиеся как организация фении, среди которых «внезапно оказались» несколько инструкторов из числа «бывших» бойцов Конфедерации, развернулись от души. Первым делом против непосредственных виновников не столь и далёкого голода. Во вторую же ударили по нынешним властям, пусть пока и осторожно, на пробу, так сказать. Этого оказалось более чем достаточно, чтобы в Лондоне взвыли как та собачка, ну вовсе нечеловеческим голосом, после чего решили договариваться по-хорошему. Вот и плыл по морю-океану Бенджамин Дизраэли, в моём мире получивший прозвище Юркий Дизи за абсолютную беспринципность и в то же время способность влезть без мыла в любую жопу, руководствуясь британскими интересами. Ну, в той мере, в которой он лично их понимал. Крайне неоднозначная личность, желавшая сделать для своей страны много хорошего, но одновременно заложивший предпосылки грядущего кризиса, от последствий которого могучая империя так и не смогла оправиться. Мда. это было в иной, родной для меня ветви мироздания. А вот что будет здесь, разве что бесы знают. Да и то далеко не факт.
- Пока не покажешь силу, тебя не воспримут всерьёз. Мы её показали, напомнив, что на любую попытку пролить нашу кровь прольётся точно такая же влага и на их туманных островах. А ещё помогли вызреть большому и гнойному чирью прямо на заднице их королевы. Ирландия – это не проблемы в Индии или других колониях. От Дублина до Лондона совсем невеликое расстояние. Разъярённый десяток фениев с укороченными «спенсерами» и особенно со спрятанным в экипаже пулемётом способен ввергнуть всю империю в хаос. Если им должным образом помочь.
- Но мы этого делать не станем…
- Не станем, сестрёнка, - согласился я. – До тех пор, пока наши лондонские «друзья» вновь не попытаются показать ядовитые зубки, пытаясь сражаться не на войне и не руками тайных служб, а пробуя устранять опасных Британии лидеров бомбами или выстрелами фанатиков либо наёмников. Вооружённый нейтралитет, иного не дано.
- А вот возьмут они и сбросят всю ответственность на тех же янки. Что тогда будешь делать, Вик?
Глас истины, раздавшийся прямиком с моих колен. Вайнона, не мудрствуя лукаво, задала очень уместный в нашей ситуации вопрос. Только ответ у меня имелся.
- Тогда США получат ещё несколько больших проблем, а Британия лишится немалой части своей прошлой/будущей колонии. Нет, ни Виктория, ни Пальмерстон на это не пойдут. Сдаётся мне, нас ждёт череда противостояний на дальних рубежах. Гаити – это так, пробный шар, попытка оценить, на что мы способны и как далеко готовы зайти. Зато вот заварушка в Уругвае, который вот-вот станет ареной противостояния Парагвая и Бразилии - тут возможны самые разные варианты.
- Давай об этом потом подумаем, - лениво протянул Джонни, явно утомившийся после всех сегодняшних хлопот. Ирландцы, этот особый английский посол, другие хлопоты… Успеем ещё с ними намучиться. Предлагаю ещё немного тут посидеть, а тем временем послать курьеров к старым знакомцам. Пусть сюда прибудут. Выпьем, отдохнём. Может Сильвию уговорю сегодня оторваться от нашего сына и как следует потанцевать. Вон, на Вайнону посмотрите. Она одним взглядом моё предложение одобряет!
Факт, одобряет. Ухитряется кивать, не поднимая головы с колен и смотрит на меня, что твой котик из «Шрека». И вот что тут поделать? Ясно что, соглашаться.
***
Февраль 1864 г., Лондон
Генри Джон Темпл, третий виконт Пальмерстон, чувствовал, что старость, а точнее дряхлость, которой ему так долго удавалось избегать, постепенно берёт своё. Почти восемьдесят лет – срок по любым меркам солидный. А уж то, что ему до сих пор удавалось сохранять полную ясность рассудка, тягу ко всем земным удовольствиям и желание продолжать сии занятия и вовсе было подарком небес. Вот только ноги… Теперь ему постоянно требовалась трость, а то и помощь одного из верных слуг, чтобы, случись что, удержать от возможного падения. Вдобавок ещё речь стала медленной, каждое слово приходилось выговаривать, чтобы не исчезла весомость речей, которой он всегда заслуженно гордился. И усталость… она тоже пугала одним своим напоминанием о неотвратимо приближающемся финале жизни.
Другое дело, что закончить свою карьеру политика на мажорной ноте Пальмерстону очень уж хотелось. Он уже подготовил почву для триумфального возвращения в лоно Британской империи единственной значимой колонии, которая ухитрилась вырваться, причём с боем, но… План был рассчитан на довольно долгий срок, а ждать спокойно и терпеливо – премьер-министр империи всё ещё надеялся лично увидеть как над правительственными зданиями Вашингтона вновь взовьются влаги великой империи.
Оттого и давление на теперь уже бывшего президента США, Авраама Линкольна, с вежливым требованием поскорее уступить место новому «народному избраннику», который не будет нести на себе печати проигравшего войну неудачника. Требование, конечно, было подкреплено не только ласковыми словами, но и обещаниями в дальнейшем занять важное место в новой властной пирамиде. В качестве же аванса – несколько счетов на большие суммы в лондонских банках, что обязаны были подсластить горечь от потери имеющейся власти.
Что же до состоявшихся минувшей осенью выборов… На них вполне ожидаемо для Британии победил бывший вице-президент, Ганнибал Гэмлин, ясное дело, баллотирующийся от Республиканской партии. Аболиционист, пользующийся поддержкой радикального крыла собственной партии, а также почти всех негров, с определённых пор получивших право голосовать с полном составе. Многочисленные обещания, «мотивирующие подарки» потенциальным избирателям, деньги на которые он в изобилии получал от американских же граждан… только вот сильно связанных с дельцами из Сити. Всё это и помогло одержать весьма внушительную победу, а именно получить более сотни голосов выборщиков при общем количестве в сто девяносто.
Более интересными были конкуренты. Один из них, выдвинутый тем огрызком, которым с некоторых пор являлась Демократическая партия – после выхода из оной всего Юга некогда единой страны – вызывал у понимающих людей лишь невесёлую улыбку. Джордж Бринтон Мак-Клеллан, битый неоднократно генерал, причём битый позорно, не сумевший оказать действительно серьёзного сопротивления армиям Конфедерации. Отсюда и результат, а именно получение менее десятка голосов выборщиков. Если точнее, то аж целых девяти. Позор, провал. Только теперь на политическом поле боя. Пальмерстону было плевать на этого неудачника, равно как и на демократическую партию. Хотя нет, она также была нужна как символ многопартийности, а потому даже её, случись что, придётся подкармливать, чтобы не подохла в корчах денежной дистрофии и печатного забвения.
Словно в противовес этому позорищу третий и действительно важный для Лондона кандидат получил почти семь десятков голосов выборщиков. И это невзирая на то, что партия, от которой он выдвигался, была образована всего несколько месяцев тому назад, чуть ли не специально под довольно неожиданно объявленные внеочередные президентские выборы.
Юнионистский Союз, вот как она называлась. И, исходя из своего названия, партия призывала трезво оценивать ситуацию, в которой оказались США. Раз уж случилось, что собственными силами они никак не могли не то что справиться с Конфедерацией, а ныне Американской империей, а и защититься в случае очередного конфликта, то… требовалось искать союзников. Юнион, то есть объединение ради общих целей, причём с теми, кто говорил на одном языке, был одной крови и мог в достаточной степени понимать проблемы их страны. А какое государство, помимо собственно США и априори враждебной им Американской империи. говорило на английском? Какое государство пусть ограниченно, но помогало как в войне, так и при заключении мира? Правильно, Британская империя.
Слова юнионистов базировались на мощном фундаменте той самой оказанной британцами помощи. Помощи, которую до сих пор продолжали оказывать, пусть и не просто так, а в обмен на выгодные торговые договора. Ну так никто другой помогать и вовсе не стремился, а Соединённые Штаты, ослабленные потерей территорий, бунтами, наплывом негров с Юга и необходимостью выплачивать пусть замаскированную, но контрибуцию, нуждались в этой самой помощи.
Также важную роль играли лидеры юнионистов. Ими стали не какие-нибудь болтуны из числа журналистов, не богачи, владеющие фабриками или обширными земельными участками, а те, кто с оружием в руках защищал США, причём делал это куда более успешно, чем тот же невезучий генерал Мак-Клеллан. Генерал Хайрем Улисс Грант как лидер Юнионистского Союза. Тот самый Грант, которого признавали как опасного и достойного противника такие военачальники Конфедерации как Джексон, Борегар, Ли. Единственный из североамериканских генералов, кто оказался способен нанести Конфедерации хоть какие-то поражения. Его правая рука и первый заместитель – Уильям Теккумсе Шерман. Этот хоть и не получил лавров победителя, но тоже достойно проявил себя в неудачно закончившейся войне. Более того, был потомком одного из отцов-основателей США, что придавало его словам особенный вес, столь значимый в политических играх. Этакая правопреемственность от основания США до сегодняшних дней. Другие высшие офицеры, действующие и ушедшие в отставку. Офицеры простые, солдаты… и все они недовольные как результатом с треском проигранной войны, так и проводимой после её окончания политикой.
Действительность превзошла ожидания, и лорд Пальмерстон признавал это. Он ранее говорил королеве, что им придётся тщательно подготавливать, выращивать под себя и партию, и будущего президента, что приведёт США обратно в империю. Но теперь… Достаточно оказалось незначительной помощи, чтобы Юнионистский Союз не просто образовался и оброс лидерами, но и неожиданно для многих Улисс Грант на выборах занял не просто второе место из трёх кандидатов, но уступил вскормленному аболиционистами Ганнибалу Гэмлину не так уж и много, всего около трети голосов. И это тогда, когда аболиционисты были на взлёте, а простые избиратели ещё не успели толком понять и прочувствовать, чем обернётся для них самих поток хлынувших на территорию США негров из бывших южных штатов. Но даже так результат юнионистов впечатлял.
Что это значило в перспективе? Хотя бы возможность очередных внеочередных выборов, если президент-аболиционист доведёт страну до точки кипения значительно раньше того момента, как закончатся его полномочия. Вероятность этого была вовсе не маленькая. Пальмерстон даже и не думал как-либо влиять на Ганнибала Гэмлина, семнадцатого президента США. Он сам, по своей природе, делал именно то, что нужно было Британской империи. Требовалось лишь не мешать ему и его сторонникам, а одновременно с этим невмешательством потихоньку подогревать недовольство той части американцев, которые станут терять работу, вытесняемые демпингующими неграми или заметно теряющие в оплате своего труда. И уж тогда, на новых выборах, они непременно поддержат того кандидата, который пообещает вернуть им прежнее или приближенное к тому благополучие. А уж будет это Грант, Шерман или кто-то иной – решать Её Величеству Виктории, королеве Соединённого королевства Великобритании и Ирландии.
Той королеве, которая сейчас входила в кабинет, где он, верный паладин короны, дожидался свою повелительницу. Приложив уже довольно заметное усилие, лорд Пальмерстон, опираясь на трость, встал и собирался было двинуться навстречу Виктории, но остановился, повинуясь её жесту и словам:
- Не надо, Генри. Я слишком дорожу вашим драгоценным здоровьем. Приказываю вам сидеть.
- Как пожелает моя королева, - склонил голову опытный политик, вновь оказываясь в мягком кресле, помогающем хоть немного позабыть о возрасте и слабости здоровья. - Вы звали меня и я здесь, готовый служить вам и империи.
- Империи нужны рыцари, подобные вам, - поправив платье, владычица Британии также присела, глядя на своего первого и самого важного помощника в управлении громоздким, но мощнейшим в мире «кораблём». - Вы выиграли для империи Америку, осталось лишь завершить партию на шахматной доске. С этим справится и тот же Юркий Дизи.
Пальмерстон лишь улыбнулся, уже не в первый раз услышав от королевы прозвище, которым та наградила его возможного преемника в скором будущем. Но не мог не предупредить Викторию о некоторой опасности, которую тот нёс. Не злонамеренно, а искренне заблуждаясь.