Владимир Яценко
Гражданская игра
Часть 1
Аркадия
1. Зачёт с автоматом
Толпа беспечных горожан полагает себя однородным потоком, лишённым имён и лиц. В утренней суете, на узких улицах… особенно в дождь. В серых одинаковых плащах, в надвинутых на нос капюшонах.
В такие дни зрение плохой помощник. Выделить и не потерять — непростая задача. Всё упрощается если довериться чутью. Не собственному — вот ещё! Довериться чутью анализатора запахов. А на ручку двери жертвы осторожно нанести каплю альдегида собственной рецептуры. Разумеется, осторожно! Ничтожная доля снадобья, оставшаяся на пальцах или на рукаве, приведёт детектор в бешенство. Прибор заголосит: «контакт с объектом», а мне вместо зачёта — пересдача процессуальной химии. Как будто знание формул способствует твёрдости рук и аккуратности. Перчатки, пипетка, салфетка… всё одноразовое: пипетку в салфетку, салфетку в перчатки… снимать только выворотом! И в контейнер для мусора. Убедиться, что реквизит ушёл на самое дно.
Всё предусмотреть невозможно, но стараться обязательно!
А дальше — дело терпения. Сигнал анализатора проецируется на левое стекло тонированных очков. Правым глазом под ноги, а левым — на серебристую стрелку, подсвечивающую ароматический «хвост» клиента. Чувствую себя суперменом. Ещё бы: кривой в стране слепых! Но веду себя скромно, иду как все: втянув голову в плечи, не глядя по сторонам. Капюшон на нос, руки в карманы, походка пингвина, бороздящего лужи.
Толпа недовольно ворчит и клокочет. Обычное утро трудового дня на пути к заводским воротам. Удивляюсь странному маршруту студента физфака, за которым веду аттестационную ГПС. Но едва начинаю тревожиться: уж не придётся ли идти через турникет проходной, где меня вычислят и высмеют (прощай зачёт!), как серебристая стрелка тревожно моргает и круто сворачивает в сторону от людского потока.
Игнорируя завистливое шипение и злобные тычки соседей, выбираюсь из толпы и решительно направляюсь к забегаловке с грозным названием: «Капкан».
Столы неприятно напоминают ряды коек в госпитале перед решительным наступлением фронта. Так же пусто и голо. Звон ложек у окна раздачи, как перестук хирургического инструмента, заботливо раскладываемого трудолюбивым санитаром на операционном подносе.
Как был, в капюшоне, прохожу к витрине холодных блюд: сметана и вчерашние сырники. Самовар неохотно цедит тёмно-коричневое пойло с белёсыми разводами: кофе из цикория с просроченными прошлогодними сливками. Всё вместе — завтрак студента.
Да. Верно. Теперь я играю роль студента, прогуливающего первую пару по исключительно неуважительным причинам. В двух кварталах к западу — естественнонаучный университет, так что эта публика здесь не в диковинку.
Бросаю пожилой даме рубль и терпеливо жду сдачу. Всю, до копеечки. Теперь кто угодно поверит в мою «легенду». Чёрные очки и надвинутый на лоб капюшон прекрасно работают на «образ»: прогульщик прячет лицо от камер наблюдения.
Парочка в дальнем углу, похоже, разыгрывает такие же роли: припавшие к столу головы, сметана, неотличимая от разбавленного кефира, остывший эрзац-кофе и камешки сырников — краш-тест желудка.
Сажусь спиной к цели, больше беспокоясь о прямой видимости, чем о расстоянии. Плечевую сумку, как и подобает студенту, кладу на стол, ловко поворачивая кармашек с объективом и микрофоном в сторону клиента и его приятеля. Надо ли говорить, что серебристая стрелка уверенно показывает в их сторону?
Несколько переключений в настройках трофейного шпионского девайса, и на стёклах очков отчётливо отображается «картинка» у меня за спиной. Акустический фильтр отбрасывает случайные шорохи и усиливает осмысленную речь. Теперь я могу рассмотреть людей за столом и даже услышать их разговор.
«… не так договаривались» (голос густой и хриплый).
«Вы действительно хотели, чтобы я пришёл с аппаратом под мышкой?» (высокий тенор, почти дискант).
Компьютер связался с базой данных ГПУ и приступил к поиску похожих голосов, а я разрезал острой стороной ложки сырник на три части.
— У вас фото, вес и габариты, — сказал Дискант, — вместе с эскизами электронных схем. Я физически не мог принести. И вы знаете об этом. Но даже если бы принёс бленкер сюда, как его здесь проверить?
— Ты продавец, твои проблемы, — ответил Хриплый.
— Сделка — это интерес с обеих сторон.
— Будешь учить меня деловой этике?
— Призываю к благоразумию…
Компьютер сообщил имя одного из собеседников, и кусок сырника едва не отправился мне в лёгкие.
Нетрудно играть роль студента, если сам курсант, хоть и переросток. Неделя до сессии, рядовая лабораторная работа по химии. Бери журнал учёта любого общежития, раскрывай его на любой странице, ткни пальцем в строчку и следи себе. Устанавливай интересы клиента, буде таковые найдутся, изучай контакты, буде он с кем-то встретится. А если при встрече клиент пожмёт подельнику руку, то ароматический след неделю не отмоешь — железобетонный вещдок в суде!
В трёх словах: Государственная Профилактическая Слежка, тоска и рутина… но база данных полагает, что клиент встретился с Борисом Крецановским, он же «Рис», он же «Крецик». Диссидент-рецидивист. Два срока за пропаганду Западного образа жизни, принудительная коррекция психики и семь приводов. Пятый год в розыске. Индекс асоциальности два и восемь. До заветной «тройки», гарантирующей эвтаназию без суда и следствия, не дотягивает только из-за гуманности социалистического правосудия.
Предвосхищая законный вопрос ассистента профессора: «почему сразу не вызвали силовиков?» без колебаний жму кнопку тревоги…
— В подвал библиотеки не пойду.
— Суеверия! — настаивает студент. — У меня там лаборатория. За два года экспериментов ничего сверхъестественного не видел.
— Два года? — в голосе Крецика сомнение. — Аргумент, конечно. Что и говорить. Подвал флигеля? На отшибе?
— Хоздвор. Под самым ломом.
В дверь вваливается толпа ночной смены. Трудяги хватают подносы с ловкостью цирковых жонглёров. Никто и не думает идти к кассе. С грохотом отодвигая стулья, рассаживаются за столами. Пожилая дама, растеряв свою значимость и вальяжность, носится между рабочими, тряся пунцовыми щеками. Окраска лица вызвана бегом или крепкими шлепками по необъятному заду — не понять. Но мне не до тонкостей: между прослушкой и Крециком больше десятка горластых мужиков. Я не только ничего не слышу — я потерял преступников из виду. И число стрелок удвоилось: студент пожал бандиту руку. Значит, о чём-то договорились. Чёрт бы подрал этот пролетариат! Цеховые капо явно в сговоре с гегемоном, если у рабочих столько сил и энергии после ночной работы…
— Расслабься, Макс!
До меня не сразу доходит смысл услышанного.
— Не дёргайся. Всё равно ничего не услышишь.
Напротив, по другую сторону стола — серая фигура в робе. Человек откидывает капюшон, и по плечам рассыпаются чёрные, отсвечивающие синевой волосы.
Женщина. Чуть вздёрнутый носик, тонкие губы, гладкое, ухоженное личико. Знакомое лицо. Кто-то из училища. Точно! В прошлом семестре вела практические занятия по теме «право сильного». Мария Ильинична? Я ещё тогда подумал, что за одну ночь с таким преподом готов мотать год исправительных работ. И она меня помнит? Да я крут немерено!
«Ты глуп конкретно! — прошипел внутренний голос. — Ей просто назвали имя доносчика». Он всегда со мной спорит. Оборыш контузии. Я называю его Демоном за постоянную готовность испортить мне настроение.
Приземистый крепыш ставит перед Марией тарелку риса с красными жилками варёной моркови и садится рядом точно с такой же тарелкой. Ещё два агента с посудой и ложками усаживаются справа и слева от меня. Плечам становится тесно.
— Тревогу я отменила, а Крецика сами пасём. Как ты на него вышел?
Недовольно кручусь на месте, Мария едва заметно кивает головой. Агенты справа и слева дают чуть больше свободы. Снимаю с уха гарнитуру и пожимаю плечами.
— Профилактическая слежка, курсовая работа по химии. Заслуги — никакой, выбрал случайную дверь студенческой общаги, а тут — клиент встречается с Крециком. Вы меня помните?
— Размечтался. Нет, конечно! Полтыщи на курсе, всех не упомнишь. Прочитала о тебе в сопроводиловке к сигналу тревоги. Зачётка с собой?
С каменным лицом вытаскиваю из нагрудного кармана гимнастёрки зачётку. Хорошая всё-таки привычка — носить с собой документы. Мало ли какая ситуация? Патруль, облава, рейд… или зачёт автоматом, — нет, без полного комплекта документов на улицу лучше не ходить.
Она небрежно листает страницы, внимательно смотрит мне в лицо и неожиданно усмехается:
— Рад?
— И встрече с вами тоже. С прошедшим вас.
Мария в недоумении приподнимает брови. С удовольствием напоминаю:
— Международный женский день. Позавчера.
Она равнодушно ведёт плечиком, но я слышу запах её духов (ландыш?), и уже не могу остановиться:
— Помню ваши семинары по прикладным методам дознания. А как вы двинули прикладом карабина по «наковальне»? — динамометр зашкалило!
— Романтик? — она заполнила строку в зачётке и расписалась. — Зачётную книжку получишь, как только свернём за угол.
Агент справа сгрёб мою сумку и вышел из-за стола.
— Вещи верну вместе с зачёткой, — пообещала Мария. — Но флешку отдашь. Надеюсь, у тебя там нет ничего предосудительного?
— Только отечественное порно.
— Молодец. За импортное срок дают. А теперь поднимаемся, в пути не разговаривать, и забыть обо всём! Забыть и не вспоминать!
2. Подпольная лаборатория
Нежданчик с зачётом освободил вечер, и я решил использовать время на пользу обществу — не занимал место на улице, а валялся на койке, разглядывая замысловатые трещинки штукатурки на потолке.
Никто не мешал. Комендант казармы — братуха-однополчанин, в Зимнюю войну гнили в одном батальоне, — посодействовал с жильём: прописал в двухместной комнате со всеми удобствами, в которую сосед-сверхсрочник если и вернётся из командировки, то не при моей жизни.
Реабилитационный психолог, к которому я обратился с жалобой на голоса в голове, советовал бороться с демонами методом «убежища»: представлять, что пережидаешь дождь в бетонном бункере. Спрятаться, затаиться, переждать… Я доверяю врачам. Закрыл фанерой единственное окно комнаты и назвал её «каменным мешком». Окрасил стены янтарно-жёлтой краской под цвет ракушняка. Положил на пружинный матрац кровати доски и представлял, что лежанка — тоже из камня. Получилось что-то вроде кельи: вырубленная в камне пещера, в которой я успешно прятался от страхов и фобий.
Потолок я тоже выкрасил жёлтым, но на соседях сверху моя удача решила отдохнуть: трижды заливали, черти. Краска потемнела от плесени, а предполагаемую фактуру пористого известняка заменил замысловатый лабиринт трещин, в некоторых местах поползли клочья извести. Как лоскуты кожи на морде неведомой химеры.
Через секунду я разглядел и самого монстра: прищуренный правый глаз, вывернутые ноздри, свирепая ухмылка, змеиный, раздвоенный язык…
Я подскочил на кровати и поднял указательные пальцы, чтоб не потерять мысль: Крецик не хотел идти в лабораторию, а студент смеялся над ним за «суеверия».
— Но ведь это след! — сказал я вслух. — Нужно всего лишь забросить в поисковик Рунета «библиотека, флигель, подвал, суеверия». Адрес будет на первой странице!
Немного смущал приказ «забыть и не вспоминать»… но таких роскошных женщин из элиты общества (прокурорский надзор! не шалам-балам!) чёрта с два забудешь. Только и думаешь, как бы ещё раз встретиться. И не с пустыми руками.
Преступников наверняка повязали, как только меня вывели из столовки. Но если они заупрямятся и пойдут в несознанку, то мои усилия в поисках нелегальной лаборатории могут оказать решающую помощь следствию.
Воображение рисовало, как я отыщу прибор, который студент сватал Крецику, и передам его Марии. Ну, а она…
Здесь были разные варианты: от романтического ужина плавно переходящего в завтрак в постели, до отчисления и года принудительно-исправительных работ где-нибудь за Уралом.
Запустил компьютер и вышел в Рунет. Но только через час работы и полсотни страниц «породы» нашёл первые упоминания о суевериях, связанных с подвалами библиотек. Лейбаградский фольклор — адская смесь городского фентези прошлого тысячелетия и послевоенных ужасов, — предостерегала от посещений библиотеки Политеха в ночное время. Чему удивляться, если во время войны в её подвалах располагались пыточные камеры, расстрельные коридоры и даже собственный крематорий…
И флигель присутствовал. А если «ломом» назвать барельеф Ломоносова на стене здания, то место подпольной лаборатории определилось с точностью до метра: бывший угольный бункер с двумя шахтами-нориями: верхняя, для загрузки с улицы, и нижняя, — подача в котельную. Там и подъёмники раньше стояли. Но это, конечно, ещё до войны. Вряд ли они уцелели.
Ещё час понадобился на изучение лестниц и переходов к лаборатории. Подивился своему профессионализму: два года назад я бы мчался к библиотеке вприпрыжку, не заморачиваясь планами и чертежами коммуникаций.
Но сегодня — другое дело! Я степенно спустился по лестнице, спокойным шагом вышел из казармы… и только потом помчался вприпрыжку.
Чтобы не привлекать внимания, в библиотеку вошёл, как все: через платный турникет. И даже заказал несколько фолиантов по термобарическим методам допроса. Симпатичная библиотекарша выписала общую квитанцию на заказанные книги, а я предупредил, что буду ждать в отделе периодики, так что с поиском литературы можно не спешить, приду за книгами через час — полтора.
На самом деле эти пособия мне были не нужны. По сыскному давлению и горячим допросам я считался первым на курсе не только потому, что до армии успел проучиться два курса на мехмате, но и по причине личного знакомства с автором одной из этих книг. Так и слышу его вкрадчивый голос: «сбрасывать давление осторожно. Вам нужно вырвать у клиента признание, а не разорвать его».
Заказ книг был элементом легенды: с корешком квитанции в одной руке и с фонариком в другой, я буду больше похож на заблудившегося идиота, если меня остановит охрана. Но охрана сегодня была не на высоте.
Я беспрепятственно прошёл мимо женской уборной в подсобку, а из неё по служебной лестнице спустился в подвал. Меня никто не остановил и не окликнул. Это было неправильно. Било по самолюбию и вселяло тревогу: если так легко проникнуть в закрытые для доступа помещения библиотеки, то кто может поручиться за надлежащую режимность кабинетов Парламента или, страшно даже подумать, камер Смольного?!
Потом вспомнил, что студент тут уже два года ошивается, и успокоился. В конце концов, зачем библиотека террористам? Вряд ли кто-то захочет тратить дорогой гексоген на тихий гадючник, от которого вреда немного больше, чем пользы.
Радуясь, что хорошо изучил схему переходов, я бодро шагал анфиладами комнат и залов. Сперва лампочки горели через одну, потом через три. А потом и вовсе кончились. Пришлось включить фонарь, а корешок квитанции спрятать в карман. Если меня здесь застукают, то эта бумажка вряд ли кого-то заинтересует.
Через пять минут стоял перед двойной дверью, за которой, по моим расчётам, должна была находиться подпольная лаборатория. Дверь оказалась запертой.
«А должна быть открыта настежь?» — ехидно спросил Демон. По геометрии блиц-обысков у меня стояла твёрдая пятёрка, но прежде чем взяться за отмычку, я тщательно осмотрел препятствие. Студент физфака оказался на редкость беспечным: я не нашёл ни полосок прозрачного скотча, соединяющих половинки двери, ни зубного порошка на полу перед дверью.
Это было настолько бестолково, что я на минуту опустил руки. За этой дверью не может быть аппарата, который был бы интересен Крецику. Нет, не так. За этой дверью не может быть ничего, из-за чего Крецику стоило рисковать жизнью.
Тем не менее, любую работу следовало доводить до конца. Я всё-таки открыл дверь и невольно отступил. Пространство передо мной было заставлено штабелями книг. Книги были повсюду. Они высились неровными сталагмитами в полтора, а то и в два моих роста. Они лежали в ящиках и в целлофановых паллетах. Просто на полу и на деревянных поддонах. Они были везде, куда доставал луч света фонаря. Идеальное место тайника запрещённой литературы! Но этот курсач я уже сдал в позапрошлом семестре… подбросить идею малькам-первокурсникам? Может, спасибо скажут.