— Научиться хотела… — потупилась Яра. — Дед каждый раз про женихов говорит. Вдруг меня, как маму, без спроса замуж отдадут, а я про это не знаю ничего?
— Вот же глупая! Муж и научит, чего под первого встречного-то ложиться? — Яра только плечами пожала. — И ладно бы кого понадёжнее выбрала, а Гордей что? Завтра же всем растрепал бы, где, как и сколько раз он тебя поимел. Ему же доверия ни на грош!
Ярослава задумалась, пристыжено, как вдруг просветлела:
— Я тебе доверяю, давай ты меня научишь?
Олег недолго смотрел на неё оторопело:
— Научить? — в голосе его появились жестокие насмешливые нотки.
Шагнул ближе и вдруг резко, без предупреждения к себе её прижал. Яра в глаза ему глянула — не дурачится. Он грубо схватил её за подбородок, заставляя запрокинуть голову назад, и вдруг впился поцелуем в губы сестрицы. Мысли в голове Ярославы зайцами врассыпную бросились. Это было совсем не похоже на то, что Гордей делал — степенно, властно. Вот тут-то у неё ноги и подкосились, коленки задрожали. Из горла вырвался тихий стон, отчего Олег мигом от неё отпрянул.
— Дура! Хотел напугать, а ей сладко…
— Сделай ещё так, — умоляюще прошептала, желая вернуться в горячие объятия.
— Глупая ты у меня, сестрица, — вздохнул Олег. — Негоже ведь так просто себя раздаривать.
— А что плохого-то? Я ведь так только могу узнать, что мужу нужно, как вести себя с ним.
Олег устало чело потёр, — «да что ж с тобою делать-то, упрямая?»
— Вот смотри, — он сорвал с ветки, что нависала над дорогой, яблоко. — Ты для Гордея, да и для других мужиков сейчас, как это яблочко — красивое, сочное, сладкое. Так и хочется откусить кусочек. А если ещё прихорошишься да улыбнешься… — он потёр румяный бочок яблока о рубаху так, что он и в лунном свете заблестел, а после Ярославе показал, — ещё желаннее кажешься. Но если я это яблоко пожую да выплюну, станешь его есть?
— Нет, — Яра поморщилась даже, когда представила.
— Вот и с тобой так же. Каждый надкусит и выплюнет. А после встретишь ты своего суженного, да он тебя, другими «пожеванную», не захочет. Каждый мужчина, если он не олух, вроде Гордея, хочет получить своё «яблочко» целым да свежим, объедки никто не любит. С тех пор Яра довольствовалась только рассказами чужими, сама пробовать не пыталась.
«Только попробуй не вспомнить меня теперь, княжич», — подумала с лукавой улыбкой и поспешила в кухню. Мирослава с княжной давно уже главный зал спустились.
***
— Ты представляешь, Белояр? — рассказывал Ратибор своему побратиму, сыну воеводы Борича. — Выхожу на полянку, а там девица какая-то моего Серого за холку треплет! Волка, посреди леса! Я уж подумал, полоумная какая. «Не страшно?» спрашиваю. «Больно холёный, — отвечает, — видно, что домашний». Я чуть с коня не упал, ей-богу. Никогда таких смелых девок не встречал.
— Ты же сам сказал, она охотницей назвалась, значит, навидалась в жизни всякого.
— Это ещё ладно, прискакал я в терем, глядь — она же с Маленой под руку ходит. Волка увидела — испугалась. Думал, что мне солнцем голову напекло. Присмотрелся и понял, что с ума схожу. Стоит эта Мирослава, как две капли на ту, что в лесу, похожая, только глаза другие. Разве бывает такое? Может мне и правда привиделось?
— То, наверное, дочка Лесовика тебя сманить пыталась? — хохотнул Белояр.
— Да ну, тебя! Что я девку от нечисти не отличу? Ладно, завтра спрошу на рынке, кто охотницу молодую знает.
Ратибор обвёл взглядом зал, полный гостей, кивнул Златояре издали и отметил про себя, что надо бы сбежать с праздника пораньше, пока бояре не начали ему опять своих дочек подсовывать, мол, посмотри да побеседуй, женись. Надоели уже. Жизни от них нет. Пока по уделам ездил, едва не каждый второй ему девок в постель уложить пытался. А те, хоть бы одна воспротивиться попыталась, так нет же, идут, как овцы на заклание, и взгляд поднять боятся. Только хотел Белояру об этом сказать, как замер в изумлении. Только и сумел, что локтем в бок побратима ткнуть:
— Она… чтоб мне с места не встать. Девчонка из леса.
Как заворожённый смотрел на девицу. А она, будто покорно, взгляд опустила, приблизилась плавно и прямо перед ним тяжёлое блюдо с дичью поставила:
— Фазаны для княжьего стола, — проговорила смиренно. Лишь на миг в глаза княжичу заглянула, улыбнулась хитро. Какая там покорность? Дерзость одна! Поклонилась и ушла, почему-то не в сторону кухни с остальной челядью, а за княжий стол. Проплыла лебёдушкой по залу и присела на лавку рядом… со Златоярой и второй девицей, которая, словно её отражением была. Ратибор ничего понять не мог. Белояр же сообразительнее в тот миг оказался.
— Так это ж Ярослава, дочка Радогора-кузнеца! Ты что, совсем забыл? Весь терем гудел, когда Златояра их парой родила.
— Забыл… — Ратибор силился мысли воедино собрать. — Нам же тогда лет по шесть было. Ты-то как запомнил?
— Ой, олух… Они потом ещё привозили этих девочек в Новгород. Одна около матери всё время сидела, а другая всю челядь на уши поднимала: туда её отведи, это покажи. Так всех замучила, что даже мне с нею посидеть поручили. Да только она сидеть на месте не умела, ловил её по всему двору потом.
Ратибор начал понемногу припоминать, где видел эти стальные серые глаза. И правда, лет десять назад Злата с детьми приезжала. Княжич тогда уже взрослым себя мнил, не до этой малышни было. Он теперь, как наяву, вспомнил, что эта сероглазая малышка не раз стояла за заборчиком со стороны сада и с интересом наблюдала, как Сорока его по площадке гонял да всё прикрикивал, то меч он не так держал, то махал им неправильно.
«Надо же, какой она выросла».
Княжич сам не заметил, что следит теперь за каждым её движением и взгляда оторвать не может. Из головы не шла их встреча в лесу. Яблочко от яблоньки, говорят, не далече падает. Если всё, что про Златояру рассказывают, правда, то какой должна быть девица кровь от крови единственной женщины десятника, перед которой бывалые воины головы склоняют? Той, к чьему совету князь вот уже двадцать лет прислушивается. В душе княжича что-то странное разыгралось. Все взгляды и улыбки приветливые, что в его сторону направлены были, оставались незамеченными, а его внимание было приковано к той, что и не собиралась на него смотреть.
Когда старики за столами уже завели старую песню о былых битвах, а девицы в кругу скоморохов замучили — плясовую им сыграй, да повеселее, Ратибор вспомнил, что уйти собирался, да так и не смог. Белояр уже пропал куда-то — скорее всего, пошёл красавицу какую-нибудь охаживать. Сын воеводы, хоть и был ещё молод, а уже славился в столице как один из лучших воинов. Его считали правой рукой будущего князя, и не зря — они с Ратибором едва не с пелёнок вместе росли, учились и сражались плечом к плечу, словно братья были. Завидным женихом слыл Белояр, чем и пользовался постоянно.
Когда Ярослава выпорхнула их хоровода и отошла в сторону, чтоб отдышаться, Ратибор решился подойти да поговорить с нею.
— Скучный пир у князя? — как тать из ларца рядом с нею появился. Девица как-то умудрилась глянуть на него сверху вниз, хоть он и был её на голову выше.
— Отчего же? Наплясалась на год вперёд, — улыбнулась, как ни в чём не бывало.
— Ты почему не сказала, чья ты дочка?
— Так ты, княжич, и не спрашивал. Сразу начал выяснять, не обеднело ли княжество на пару птичек.
— Ещё и соврала, будто промыслом живёшь, в подарок князю фазанов настреляла.
— Охотилась я от скуки, верно. А про подарок всё правдой было, я ведь тех фазанов к столу подала, как и обещала. И нечего на меня сетовать, я же тебя сразу узнала, а ты меня только рядом с матерью и сестрой вспомнил, — будто обиженно бровку выгнула.
— Больно надо было мне тебя десять лет назад запоминать.
— Значит, и сейчас говорить незачем, верно? — хвостом вильнула и ушла плясать к остальным, оставив княжича закипать от злости:
«Вот же шельма, дерзит, будто с молодцем деревенским говорит. Прижать бы её где-то да присмирить как следует».
— Ты чего смурной такой? — подошёл к нему Белояр. — Видел, ты с Ярославой беседовал, понравилась?
— Больно дерзкая да заносчивая…
— Понравилась, значит.
— А ты где был?
— Беседовал… — парень провёл многозначительным взглядом раскрасневшуюся Мирославу.
— Понравилась, значит, — вернул ему княжич насмешку.
— А то как же, — ничуть не смутился тот. — Милая, кроткая. За руку возьмёшь — зардеется, как маков цвет. Я влюбился, кажется.
— Ага, знаю я твоё «влюбился». Поиграешь да забудешь.
— Спятил? Я не самоубийца с нею так поступать, чай не простушка деревенская. Радогор же мне за неё голову снимет, а Олег ещё добавит.
— Какой ещё Олег?
— В десятке моём служит. Племянник Радогора. Он мне давно все уши про своих сестричек прожужжал, всё детство за ними ходил, любит их, как никого больше.
Белояр принялся рассказывать всё, что про этих девушек слышал, ещё то припомнил, что на память легло, когда он с отцом у Радогора гостил.
— Ты видал, как сынок Борича на девок твоих поглядывает, — кивнул Сорока Радогору. Того и гляди сцапает одну.
— А что плохого? Парень он толковый, любую отдам и думать долго не стану.
— Э-как легко ты кровиночку свою в чужие-то руки…
— Да разве ж это чужие? Он у меня на глазах вырос. Ты же сам его рядом с Ратибором ратному делу учил.
— Я бы ему свою Младу не отдал. Да никому отдавать не хочется.
— А старшие как же?
— Старшие… ты бы видел, как они меня за женихов своих просили. Будто лучше них на свете никого нету. Того и гляди сбежали бы с ними, не разреши я им замуж выйти. А Младушка… кстати, где она. — Сорока обвёл зал хмельным взглядом. — Вот же… гляди, подбирается к ней уже кто-то. Ни на миг нельзя глаз спускать! Эй, Гудимир! Поди сюда, сынок. — Младший сын Сороки подошёл ближе. — Видишь, кто-то к сестре твоей лапы тянет? Пойди к нему и скажи, что я ему уши отрежу, если он Младу ещё раз тронет.
— Так это ж Велимир, бать.
— Чего? Твой что ли, Радогор?
Тот присмотрелся:
— А и верно, мой. Глянь, как вьётся! Готовься сватов принимать, братец! — потешался кузнец.
Сорока зарычал недовольно. Он детей Радогора, как племянников родных любил, знал всех, как облупленных, да всё одно даже думать не желал о том, чтобы младшую дочь кому-то отдать:
— Всё равно скажи, не хватало мне ещё этой с криками да слезами.
— Да что ты как коршун, Сорока? — пытался успокоить его Радогор. — Играют же дети, чего мешать?
— Знаю я их игры. Потом свадьба или внук в подоле. Рано ей ещё.
— Ну, когда-то же придётся.
— Когда-то придётся. Только не сейчас. Вздумали тоже, любовь у них вечно — дурь в голове, вот что!
Комментарий к Фазаны для княжьего стола
*По традиции, примерно с двенадцати лет мальчикам позволяли ездить на лошади верхом, тем самым признавая, что ребенок перешел на этап взросления.
========== Княжья охота ==========
Княжич полночи проворочался в постели. Перед глазами всё стоял образ той дерзкой девчонки. Взгляд её, будто сталью скользил по самому сердцу. А как легко она в танце по залу кружила, как улыбалась открыто и искренне, будто солнышко взошло в пасмурный день. Румянец на щеках делал её с каждым мигом всё желаннее. Живое пламя, не иначе, в глазах её плясало. Ратибор не стал сам себя обманывать, он хотел заполучить её, во что бы то ни стало. Потому что он доселе не встречал таких, потому что было в ней что-то, что силками на сердце сжималось, не давая выбросить её из головы. И плевать, что не боярская дочка, отца он убедит, что она ничем не хуже тех, «благородных» девиц. Вот только как её саму завоевать? Она, поди, обиделась на него…
После завтрака он решительно направился в женскую часть терема, желая поговорить с Ярославой, ибо своя же горница, казалось, сжимала его тисками, сидеть без дела в четырёх стенах невмоготу было. Он специально пошёл через весь терем. Боковыми переходами было бы быстрее, но Ратибор хотел обдумать всё, что скажет ей. В одном из полутёмных тупиков заметил возню какую-то. Пригляделся и оторопел, а после его гневом разобрало — Белояр Ярославу к груди прижимает и целует так сладко, что она едва на ногах стоит.
«Побратим называется! Знает же, что мне девица приглянулась, и посмел же…»
Рассудок на миг оставил княжича, и он бросился на своего десятника с кулаками. Оттолкнул от девушки, хотел было ударить, но его остановил её голос:
— Ратибор! Я — Мира.
Как холодной водой окатило княжича. Ну правда ведь, олух! Как можно было забыть опять, что их две таких? В глаза ей заглянул — карие.
«Да что ж со мной творится-то?» — спрятал лицо в ладонях, возвращая себе трезвый рассудок.
— Ты Ярославу ищешь? — улыбнулась Мира. — Так её днём в тереме не найти.
— А где она?
— Да кто её знает? Может, на рынок пошла, может, в лесу опять. Или к Далемиру-мастеру отправилась, она у него стрелы берёт.
— Стрелы? Ладно… — Хотел было уйти, да вернулся. — Ты же сестра её, знаешь чем её удивить можно, порадовать?
— Знамо дело, подарок ей сделай, — Мирослава хихикнула, понимая, что вскружила Яра голову княжичу.
— Золото или самоцветы?
— Вот уж нет, — засмеялась Мира, — лук, топор, нож. Да, подари ей хороший нож, а лучше всади ей в ногу его, тогда точно заметит.
— Смеёшься?
— Ничуть. У нас в деревне её никто из молодцев одолеть не мог, поэтому она их всех мужиками и не считает. Одержишь над нею верх в бою, вот тогда она на тебя иначе посмотрит.
«Да что ж это за девица такая?»
— Благодарствую за совет. Белояр, я… — попытался извиниться.
— Забыли уже.
— Спасибо, брат.
В мастерской у Далемира Ярославы не было. Ростислав сказал, что забегала, да ушла уже. Стража в тереме уверяла, что она пешком ушла, значит из города точно не выходила. Один из дружинников княжича объехал весь кузнечный конец, и тоже не нашёл её. Со стороны рынка вдруг какой-то шум послышался, и Ратибор поспешил туда, чтобы узнать, то случилось — Ярославу найти это одно, да обязанности будущего князя всё ж важнее.
Толпа на рыночной площади гудела, будто улей, и все смотрели в центр площади, где в кругу людей что-то назревало. Пока Ратибор пробирался сквозь толпу, чутьё подсказывало ему, что Ярославу он уже нашёл.
— Ну, давай, малахольные! Бабы испугались? — орала Яра, гневно сжимая кулаки. Какой-то парень уже сидел на земле, держась за живот и расползающийся по щеке синяк. Ещё двое нервно переступали с ноги на ногу, примеряясь, как бы получше на неё напасть и отомстить за товарища. За спиной Ярославы стояли двое дружинников, тоже готовые к драке.
— Что тут у вас? — голос Ратибора, подобно грому, прокатился над толпой, и все мигом притихли.
— Княжич, да тут девка… — взялся было объяснять кто-то.
— Они сами напросились! — перебила его Ярослава. — Начали орать, мол, бабе с оружием ходить негоже.
— Она Вышату покалечила вон! — указал её противник на сидящего на земле парня.
Ратибор посмотрел на трёх здоровых мужиков, на хрупкую с виду Ярославу и чуть было не рассмеялся.
— Не мудрено, к дочке самой Златояры-десятницы полезли, а потом давай жаловаться, что их баба избила! — Проговорил княжич, силясь сохранить грозную мину на лице. По толпе пробежал изумлённый шёпот. Яра гордо вскинула подбородок. — Вам уже довольно позора или ещё к князю с челобитной пойдёте?
— Довольно… — буркнул пристыжено парень.
— А ты… — повернулся княжич к Ярославе, — три дня в тереме просидишь за то, что драку устроила, забирайся, — поманил он её к себе в седло.
— Вот еще… — попыталась воспротивиться.
— Ярослава! Не сядешь — поперёк седла брошу. — От его гневного взгляда ей вдруг захотелось, подобно зверю, прижать уши и подчиниться.
Обернулась на дружинников, что за нею с утра таскались, смерила взглядом тех, что с Ратибором пришли.