— Откуда информация? — сухо поинтересовался собеседник.
Я усмехнулся и пожал плечами. Не рассказывать же, что информация мне поступила от покойника, поэтому сказать я мог только одно:
— Из надежных источников.
Конечно, не факт, что информация, найденная там комитетчиками, сработает. Как говорят в наше время нет, человека, который не продается. Если не продается, значит, мало дают. Но другое дело купить организацию. Если все пойдет по инстанциям, то купить будет значительно сложнее и дороже. Даже для Эммы…
Эх! Если бы знал, что потом последует. Вру. Знал, но в общих чертах… Вечером меня пригласили в кабинет для приватной беседы.
— Так откуда вы узнали о существовании этих документов? — спросил меня сотрудник интеллигентной внешности. Весь такой причесанный, аккуратный, стрелочки на брюках, словно из бетона — фиг согнутся-разойдутся. Ослепительно белая рубашка, тонкий аромат одеколона или крема после бритья (точно не скажу), хорошо повязанный галстук висит ровно до пупа. Не удивлюсь, если он и шнурки в туфлях утюгом отглаживает.
— Я же вам честно отвечаю… поконый сам сказал, — устало в сотый раз отвечаю я, — ваше дело, можете не верить. Тогда проведите раскопки в арматурном цехе, слева от ворот он в полу в бетон залит.
— Хорошо, допустим, проведем и обнаружим, что там труп. А откуда вы узнали, что он там?
Японский магнитофон! Да сколько можно! Какая им разница, откуда узнал? Главное информация оказалась достоверной. Бомба, а не информация! Дотошный снабженец ещё в тех же девяностых годах собрал на Эмму компромат, в котором белым по черному написано, сколько Эмма скомуниздил с бюджета завода по липовым документам. А потом Кирпичников вздумал Эмму шантажировать, чтобы получить свою малую долю. А Эмма считать умел, и посчитал, что три куба раствора обойдутся ему дешевле, чем малая доля.
— Да потому, что сам его там закопал, — мечтательно произнёс я, — Как сейчас помню… заберет меня мама из садика, а я прихожу вечером и совочком детским закапываю, закапываю, за месяца два закопал.
— А вот хамить не надо! Цирк тут устроили! Вы не забывайте, что из осведомителя всегда можете превратиться в подследственного, и грань эта очень зыбкая. Так, что советую думать, прежде чем говорить! — в момент озверел интеллигент и хлопнул ладонью по столу.
— Хорошо, — примирительно сказал я, — у вас есть с собой что-нибудь личное. Какой-нибудь предмет, который принадлежит только вам. Дайте его мне, чтобы я считал информацию…
Сотрудник с некоторым недоверием посмотрел на меня.
— Ключи от квартиры подойдут?
— Вполне.
И через двадцать минут я покинул кабинет. Что ни говори, а приятно вспомнить, лицо с признаками полного охренения. Как там в частушке?
Вот иду сейчас и улыбаюсь. Сдается мне, что он до сих пор сидит в кабинете с этим выражением на лице, и план своей квартиры изучает, который я ему на листке нарисовал. Скажете, что такого? Вот и он так думал, пока я ему не показал, на плане, где он прячет заначку от жены.
— Наташенька, скажи дяде спасибо!
— Спасибо дядя Олег! — послушно сказала девчонка, а я выдавил из себя улыбку.
— Не за что! Расти большой, красивой, послушной! — сказал я и помахал девочкам ручкой. Кто бы мог подумать, что благодарность может быть такой навязчивой и утомительной. Знал бы… Нет, разумеется, ничего бы не изменилось, спас бы девчонку без оглядки. Сказали спасибо раз, сказали два. Могли бы уже успокоится? Так нет, каждый день норовят прийти. Делать им нечего что ли? Вчера булочки бедным компьютерщикам принесли, сегодня пирог какой-то немыслимый.
— Извините, Татьяна, но нам нужно работать, — произнёс я и с глубокомысленным видом стал запихивать сетевую карту в пи-си-ай слот материнки.
— Конечно, конечно… мы уже уходим.
И только дверь закрылась….
— Чо сидим? Налетайте на пирог, пока не остыл!
Артём метнулся ставить чайник. Коля схватился за нож и стал нарезать пирог.
— Шеф, а нам можешь что-нибудь предсказать? — спросил Артем, перед тем как засунуть в рот приличный кусок пирога.
— Могу, — беззаботно кивнул я, протягивая руку за своей порцией.
— И чо у нас будет? — спросил Коля.
Но я молчал. И пауза затянулась….А потом я сказал:
— Ты Николай женишься, и жена нарожает тебе двух карапузов. Одного ты назовешь Артур, а второго Настя. (Артем хохотнул, пытаясь не подавиться пирогом). Артем станет коммерсантом, и будет держать сеть магазинов по городу. Вот как-то так…
— Понятно… А у вас шеф как будет? — спросил Коля.
— А я к тому времени уйду на пенсию, и куплю себе остров в Тихом океане.
Вот так отшутился я, а то, что было мне сообщено на самом деле, мне не то, что не понравилось. Дело не в этом….Честно говоря, даже не знал, как это расценивать, и как на это реагировать. Картинка в голове была такая. Взрослый мужчина, лет тридцати пяти, закрывает дверь офиса. И это был не я, это был явно Коля, повзрослевший, возмужавший Николай Селивёрстов.
Свершилось. Сегодня по новостям объявили, что временно исполняющий обязанности мэра — Лукьянов В.С. приказом губернатора назначен мэром. А про Зеленского ни слова. Словно и не было его.
Врёт Книга судеб — скучно мне не будет! Да я только рожу эту увидел, как сразу заскучал. Следователь возник на пороге. И только он возник, у меня сразу оскомина во рту появилась. Кисляк такой от предстоящего вранья. Опять врать надо, что-то выдумывать. А следак вцепится бульдожьей хваткой, вынь да положь — откуда я знал, что наркошей там надо искать? У-у-у! Хотелось завыть как волку на луну. Но следователь начал что-то мямлить про каких-то свидетелей якобы видевших как я искал похищенную потерпевшую, как служебная собака взявшая след. Что якобы этим свидетелям потерпевшая, которая мать похищенной потерпевшей, сказала в том момент, указывая на меня — вот он ищет.
Мне это напомнило записи из протокола: «Рядом с трупом сидела жена трупа, а в соседней комнате были мать трупа и брат трупа».
— Господин следователь, я в чём-то обвиняясь? — выдал я, чтобы как-то прояснить ситуацию.
— Да, нет. Ни в чём вы не обвиняетесь, Олег Васильевич, — вздохнул следователь, — Тут такое дело… В нашем районе вчера пропала девочка шести лет. Не могли бы вы… Подсказать что ли… …
Педофил! — Мелькнула мысль. Как я мог про него забыть? Я конечно не народный мститель, но что-то надо было с ним решать… Доказательств у меня никаких для того, чтобы сдать его в ментовку. А самому его убирать — не готов я к убийству. За свою жизнь и жизнь своих близких убил бы конечно в качестве самообороны или превентивной меры. Но вот так, просто пойти и убить… Печёнкой чувствую, что может и надо, а нельзя мне брать грех на душу. Как говорил товарищ Бендер: «Заратустра не позволяет».
— Фотография пропавшей у вас с собой?
— Да, конечно…
Ничего не чувствую. Ребенок и ребенок. Большой лоб, маленькие глубоко посаженные глазки, мелкие косички, капризно надутые губки. Видимо перед снимком она на кого-то обиделась. Но больше никакой информации. Закрыв глаз, сжал фотографию между ладоней и расслабился. Поздно. Её больше нет. От фото не веяло таким холодом, как над залитым бетоном трупом на заводе, но то, что её нет было однозначно.
— Её уже нет, — тяжелые, словно свинцовые капли слова совались с губ. Повисла напряженная тишина. Молчал я, молчал следователь. Что девочки нет в живых, он догадывался и без моего диагноза, но он словно ждал чего-то. Понятно чего ждал — место, где, кто.
— Вы на машине?
Следователь пожал плечами, мол увы…
— Будет транспорт, можно будет покружить по городу. Ничего не обещаю, но все может быть.
Мои слова следователь воспринял как сигнал к действию и тут же набрал номер на мобильнике.
— Саня, привет, давай подъезжай к… (он назвал адрес), нужно покататься по району.
Вырулив с дворов на Пятилетку, мы повернули направо, туда, где улица Девятой пятилетки пересекалась с Мира. В обшарпанном милицейском УАЗике с гордой надписью «полиция» я сидел на переднем сиденье, всё ещё бережно держа фото меж ладоней.
— Направо.
— Твою мать! Раньше не мог сказать! Перестроится не успею!
— Тогда проезжай до Октябрьской, там направо…
— А потом куда?
— А я знаю? — окрысился я, — Не знаю пока…
Так препираясь и поругиваясь мы продвигались по городу около часа. Чувствовал я плохо и всё думал о том, почему так… Почему на заводе — могильный холод, жуть какая-то а тут нет. Потом догадался, что невинное дитя сразу ушло в рай, а на заводе была неупокоенная душа. Колесили и колесили по проспектам, улицам и переулкам, и тоненькая указующая в душе стрелка то появлялась, то пропадала. Может потому, что мы слишком быстро двигались? Не делайте мне смешно, как говорят в Одессе. УАЗик и скорость несовместимы. В конечном итоге надоело это не только мне, а в первую очередь водителю Сани, который в виду иссекших запасов слюны ей не брызгал, а только шипел на меня как удав на кролика. А во вторую очередь надоело следователю Мишину, который уже пожалел, что со мной связался и чувствовал себя дураком. Больше всего ему было стыдно перед водителем, и он боялся, что тот расскажет об этой поездке с мнимым экстрасенсом в райотделе, и выставит Мишина на посмешище. Чувствовал я это затылком, знал, что так и есть…
— Саня, ладно хватит. Давай дуй прямо до микрорайона А, а там развернемся и домой.
Саня дунул. Я молчал. Мы проезжали мимо Молодежного, когда вдруг у меня закололо в кончиках пальцев, сначала я подумал, что руки занемели фото держать, и лишь потом дошло…
— Саня! Стой! Остановись здесь! — осипшим голосом скомандовал я.
— Охренел? Где я тебе тут остановлю?! Жди до перекрестка.
У перекрестка нас встретил красный сигнал светофора. Отлично. Ни слова не говоря, я вылез из машины и пошёл назад меж тесного потока автомобилей. Сзади хлопнула дверь.
— Олег, подожди! Олежка, да подожди ты!
Мишин поспешил следом. А следом за ним пронеслись невнятные маты водителя. Типа место наше в психушке. А меня неудержимо потащило направо. К густо заросшему скверу. Стоп! Это не сквер, вспомнил я. Это старое чумное кладбище времен гражданской войны. Не знаю, правда ли, что хоронили там умерших от чумы, или другой такой заразы, но кладбище теперь почти в центре разросшегося города. И хоть земля у нас сейчас на вес золота, кладбище не трогали и под новостройки не пускали. Могил там уже почти не было видно, а черных деревянных крестов на могилах раз-два и обчелся. Не может быть сказал я себе, всё ещё не веря предчувствию… На ватных ногах я перелез, через низкий, покосившийся заборчик. Мне хотелось бежать от туда, бежать куда глаза глядят, лишь бы не увидеть то, что сейчас увижу. И в то же время что-то внутри меня, что сильнее моих страхов и брезгливости тянуло меня как магнитом. Я ошибся, это не педофил, понял я, продираясь, сквозь заросли шиповника к черному кресту, на котором что-то страшно белело…
Слова доходили до меня словно через туман густой как вата.
— Кто это мог сделать? Кто? Да не молчи ты программист! Скажи хоть что-нибудь!
— Сергеевич, да не тормоши ты парня, видишь белый как мел. Того гляди в обморок брякнется…
Это Саня оттаскивал от меня взъерошенного следователя. Этого не может быть, как молитву твердил я себе. Не может быть. Не может быть. Не могло быть черных оплавленных свечей расставленных вокруг, не могло быть чаши из человеческого черепа, наполненной кровью… Не могло быть. Никак не могло. Но было. И сердце моё готово было разорваться от боли. А мозг отказывался поверить. Приехало много людей. Они всё ходили и ходили вокруг. Беспрерывно щелкал фотоаппарат. Что-то говорили, что-то делали. А потом поднесли что-то в стакане мне и заставили выпить. И боль прорвалась наружу, слезы брызнули из глаз от неразведенного спирта, а дыхание перехватило. Я закашлялся.
— Да вы охренели!
— Во! Видишь, помогло! А ты нельзя! Не положено! Ласты склеить может…
Глава 4
— Артём, ну что ты как ребенок? Понятно, что винду перебить проще, а извилиной пошевелить лень? Откат сделать не пробовал?
— Пробовал. Не помогает.
— Тогда смотри…, - я сел за комп, чтобы самому наглядно и точно просмотреть чего и куда, и проинструктировать Артёма по телефону.
— Забей в строку, там, где выполнить — редактирование реестра — рег эдит. Забил? Заходим в ветку «аш кей карент юзер — софтваре- майкрософ — виндоус — карент версия». Там смотри папку «рун». Нашёл? Создаем в этой папочке строковой параметр. Обзываем его лэнгвиджес бар.
— Подождите, я не успеваю…
Минутная пауза. За это время я успеваю вспомнить вчерашнюю встречу с Галиной Ивановной. Зачем я к ней поперся? Чего хотел? Понимания? Сочувствия? Понимания — да. Сочувствия — может быть. Но главное я хотел узнать, откуда такие уроды берутся и для чего они это делают.
— Сделал.
— Молодец. Теперь в поле «значение» введи «цтмонф=цтмонф. экзе.» перезагружай и будет тебе языковая панель.
Опять пауза. Жду, когда у Тёмы комп перегрузится, и станет понятно — то ли он сделал или нет. Какая бяка эта восьмая винда, такая гадость. Интерфейс гадкий, на тупого юзверя, а сама система сырая и сука глючная. Одна головная боль с этой восьмеркой.
— Есть. Значок появился.
— Вот и хорошо. Бери деньги и дуй по следующей заявке.
Тяжко нам вдвоем. Коля у меня в отпуск отпросился и я теперь по старинке всё сам разруливаю. Отвык уже… Не разруливать отвык, отвык обучением заниматься. Только вот Колю поднатаскал, а Коля обучал Артёма без моего участия, когда тот появился.
О чем это я хотел написать? Ах, да…
Галину Ивановну я нашел без труда. Четвертый дом, второй подъезд, первый этаж, дверь налево. Номер квартиры выяснить не удосужился. Открыла дверь. Посмотрела на меня, а я посмотрел на неё.
— Что случилось?
— Долго рассказывать.
— Проходи.
Прошёл. Однокомнатная полупустая квартира меня не удивила. Немного грязновато. Не то, чтобы бардак и тараканы по стенам, но не как у нас с Иркой вылизано. Помню, мама меня учила, что познакомившись с девушкой и придя к ней в дом, я должен обратить внимание на газплиту. Порядок или беспорядок в доме — дело временное, к приходу гостей все можно по углам распихать, и сделать чики-пуки. А вот газплиту хозяйка всегда моет не на показ, а для себя. Если газплита чистая, то и женщина чистоплотная и аккуратная. Вот Ирка такой и оказалась, а матери моей она всё равно не понравилась.
Сели на кухне. Чайник. Пятна на плите от перекипевшего супа. Хлебные крошки приютились у солонки на столе. Говорил я не долго, минут десять от силы. К тому же первый мой шок прошёл и рассказывал уже не так эмоционально, как воспринял сразу. Галина Ивановна реагировала, как и должна была реагировать. Охала, ахала, ужасалась, сочувствовала, как любая мать и женщина. Одного не было в её реакции — удивления. Это я почувствовал сразу и напрямую спросил: «Ритуал вам известен?» Она замялась. Ритуал ей известен не был, но нечто подобное изредка происходит. Происходит, как правило, от людей больных, у которых смертный грех — гордыня зашкаливает, и они мечтают изменить свою судьбу. Что им надо? А надо как всегда — власти и денег. Педофилам в между прочим, тоже не любви надо, а власть и силу свою показать, значительность. Хотя на самом деле люди это глубоко зачморёные, с комплексами.
Далее зашёл у нас с Г.И. разговор про колдовство и всё такое… Пересказывать не буду, но разговор тот на меня скуку навеял… Двадцать первый век на дворе, а все заговоры и заклятия. С другой стороны, как соотнести словесные и ритуальные действия — как не попытку изменить запись в информационной базе? Есть два способа. Молитва — это желание исправить ошибку в реестре, и заклятие — сделать намеренную ошибку и затереть файл, чтобы записать другую информацию. Вот поэтому небесный сисадмин к святым молящимся и колдунам колдующим по разному относится. Одни помощники, другие враги. С другой стороны, чувствую, что лукавят все эти белые ведьмы и колдуньи, что молитвами людей лечат. Молитвы их, во-первых, не традиционные, а во-вторых, давайте рассуждать логически…