Места Совета Безопасности возвышались над остальными рядами независимо и презрительно. Совет Безопасности устанавливал для ФТУ правила, играл в свои собственные игры, часто вопреки желанию части Конгресса. Конгресс мог провалить на выборах Совет Безопасности, но для этого потребовалось бы большинство в две трети голосов; а поскольку синдикаты вечно были заняты — душили друг друга, то затея с объединением, пусть даже и временным, не нашла бы поддержки. Единодушие для командиров — все равно, что чучело для ворон… Совет — мозг ФТУ, и Элнер — кандидат на вакансию в Совете. Мне стало интересно, насколько лучше Элнер себя чувствовала бы в Совете, чем на теперешней своей должности. Возможно, что и лучше.
Голосование прошло. Я продолжал наблюдать за подсчетом голосов, прокручивая в уме информацию, проглоченную утром.
— Кто выиграл? — спросил я, так как цифры ничего мне не говорили: я не знал, за что голосовал Конгресс.
— Неважно, — пробормотала, вставая, Джордан.
— Грандиозно! — сказал я, и Джордан нахмурилась.
Элнер встретила нас внизу, и мы углубились в лабиринт залов и коридоров. Лицо Элнер вытянулось еще больше.
— Леди Элнер… — позвал кто-то позади нас. Я оглянулся, обшаривая толпу двумя парами глаз и прислушиваясь двумя парами ушей. Незнакомые лица… Я увидел маленького стройного человека, который спешил к нам, распихивая по дороге людей, хотя Элнер остановилась и ждала его. Внезапно я опознал его: это тот самый, с экрана. Ни у кого не было такого лица.
— Соджонер Страйгер, — неуверенно произнесла Элнер.
— Леди Элнер. — Он подошел к нам, и через секунду вокруг него возникла, словно из воздуха, дюжина его почитателей.
— Должно быть, Бог захотел, чтобы мы случайно здесь встретились.
Случайно. Черта с два! Он запыхался, потому что гнался за нами сквозь толпу аж от самого Зала Конгресса. Я наблюдал за ним. Даже во плоти его лицо было идеальным. Кожа, волосы, глаза — все безупречно, ни одного изъяна. Может, чересчур безупречно. Да, медицина постаралась. Я знал это, но не мог не любоваться им.
Я заставил себя смотреть на Элнер и не слушать, что говорит Страйгер. Меня вдруг поразила посредственность Элнер. Чары Страйгера улетучились. Я почувствовал боль: Элнер тяжело переживала свою обычность, невольно сравнивая себя с ним. Желая перебороть мучения, она пыталась слушать, но не смотреть…
— …О предстоящих дебатах, — говорил он. — Надеюсь, вы не воспримете это отрицательно, раз мы оба выступаем в поддержку одной точки зрения… Я уважаю ваши строгие принципы… но не обдумывали ли вы возможность компромисса? В конечном счете, если Федерация действительно отменит вето на распространение пентриптина, то Центр Химических Исследований имеет все шансы получить огромную прибыль… Я полагаю, они владеют наследственным правом контролировать все препараты группы пентриптина.
Пентриптин. Они говорили о наркотике. В Старом городе его называли блаженством.
Элнер задумалась. Она не ожидала услышать такое от Страйгера.
— Соджонер [3] , дело в том, что я выступаю, и всегда выступала против свободного рынка наркотиков. Как вы знаете, на этих прениях я буду представлять Комитет по контролю над наркотиками…
То, что Элнер называла его по имени, казалось мне странным, пока я не понял, что это не имя, а титул, который Страйгер сам себе присвоил.
Он поднял свои замечательные брови, якобы удивившись. Но на самом деле он вовсе не удивился. Я продолжал наблюдать за ним, чувствуя, что захожу в тупик: что-то в нем было не так, что-то не сходилось.
— Ну, хорошо, наверное меня дезинформировали… — шутливо сказал он, постучав себя пальцем по лбу. — Но, вне всякого сомнения, человек, так давно посвятивший себя борьбе за права личности, не может всерьез верить, что разрешение широко применять этот наркотик принесет вред. Я могу сослаться на сотни криминальных случаев, произошедших в Н'уике за последний месяц… Наркотики пентриптофиновой группы доказали свою безопасность и безвредность, помогая сдерживать, подавлять открытую агрессию и контролировать иные формы антисоциального поведения. Криминальные элементы давно следовало вырвать с корнем из нашего общества. И мне казалось, что у нас появился способ… но не желание… полностью взять под контроль преступность.
Словно защищаясь, Элнер подняла руку.
— Соджонер Страйгер, я не отрицаю всего этого. Совсем нет. Просто если эти наркотики станут широко и легкодоступны, появится потенциальная опасность злоупотребления ими. Использование подгруппы пентриптина предоставит командирам отличную возможность нелегально контролировать своих людей: одурманенные наркотиком, люди поверят, что их жизнь — рай, а это — ложь. Это противозаконно. И я боюсь, что командиры слишком далеко заходят, желая найти столь простой выход — уничтожить свободу выбора, заменив ее бессмысленной благодарностью ничего не подозревающих жертв.
Страйгер кивнул. На этот раз его согласие было неподдельным.
— Конечно, вы правы. У меня никогда не было таких намерений. И, конечно, я буду настаивать на том, чтобы дерегуляция [4] не использовалась в дальнейшей для злоупотреблений.
Элнер с сожалением покачала головой:
— Боюсь, что нашей предусмотрительности и предупреждения будет недостаточно, чтобы остановить наводнение, когда кто-нибудь снесет плотину. Я не вполне верю в то, что воля и желание отдельного человека способны что-либо изменить. Хотелось бы поверить. — Элнер пристально смотрела ему в лицо.
Я опять принялся разглядывать Страйгера. Его кожа, волосы напоминали чем-то свечной воск, который, соприкасаясь с пламенем, становится золотистым и полупрозрачным. Уличная одежда только делала их еще ярче. Выглядел Страйгер на тридцать пять, молодость и респектабельность удачно сочетались в нем. Вероятно, он был гораздо старше. В руке он держал длинную деревянную трость толщиной в половину моего запястья; на трости была вырезана надпись, но прочесть слова я не смог.
— Если бы все обладали вашей силой воли, вы бы так не говорили, леди Элнер. — Страйгер почтительно улыбался. Широкие, чистые глаза, журчащий ручейком голос…
Я коснулся его мозга, чтобы убедиться, что передо мной не призрак.
Он повернулся ко мне. Внезапно я понял, что все это время он краешком глаза наблюдал за мной.
— Простите, — сказал он Элнер, оборвав свою речь, словно только что заметил меня, — кто это?
— Мой новый помощник, — облегченно сказала Элнер, обрадовавшись тому, что сменился предмет разговора и что Страйгер перестал на нее пялиться.
— Да. — Он развернул свои глаза-прожекторы в мою сторону, но смотрел куда угодно, только не на меня. — У вас достаточно необычный тип лица… в вас течет кровь Гидры, молодой человек? — Он, наконец, встретил мой взгляд и нашел то, что и ожидал: зеленые глаза.
Когда я увидел выражение его глаз, я вдруг возненавидел Страйгера всем своим существом.
— Нет. — Я повернулся, чтобы уйти.
— Простите. — Он схватил меня за руку и потянул к себе. — Я не хотел вас обидеть. Жители Гидры представляли для меня особый интерес долгое время. Я редко ошибаюсь.
Значит, он назвал меня лжецом. Кончик его языка высунулся изо рта, облизывая губы.
— Уберите руки, — тихо проговорил я, — а не то я переломаю вам пальцы.
— Кот… — раздался жесткий тонкий голос Джордан. Предупреждение, скорее похожее на испуг, прозвучало откуда-то издалека.
Страйгер отпустил меня, но не перестал изучать. Даже когда он повернулся к Элнер, он продолжал на меня смотреть. Кто то навел его. Он проделал весь этот путь, подстроил встречу только с тем, чтобы взглянуть на меня. Кровь Гидры.
Теперь Элнер предстала в новом и неожиданном для Страйгера свете.
— Конечно, — пробормотал он извинение, прозвучавшее довольно двусмысленно, — в вашем положении навряд ли кто-нибудь взял бы в штат псиона.
Я сконцентрировался на его затылке и, проникнув внутрь, попал в клубок навязчивых идей и причудливых прихотей, втиснутых в то пространство, в котором должен был находиться мозг. Страйгер был человеком. Ну что же, хорошо.
Он обсуждал с Элнер малозначительные детали предстоящего заседания. Я едва слушал; жужжание его мозга слишком громко отдавалось у меня в голове. Страйгер называл себя верующим человеком. Он ничуть не сомневался, что знает и Бога, и Божий замысел… Так же про него думали и его люди, терпеливо ждущие окончания беседы. Он все еще наблюдал за мной, словно не мог оторвать от меня глаз. Я чувствовал, что изменяю своему первому впечатлению от Страйгера, но мне нравилось его лицо. Я хотел, чтобы оно мне нравилось, хотя уже знал, что скрывалось за ним. «Интересно, — подумал я, — на всех ли он производит такое же впечатление?» Эта мысль выгнала из меня страх.
Наконец Страйгер закончил. Он в последний раз посмотрел на меня и пошел по коридору. Его последователи потянулись следом, как будто привязанные невидимой нитью. Я следил за ним, пока он не скрылся из виду. Потом догнал Джордан и Элнер.
— Чего на самом деле надо этому мешку с дерьмом? — вежливо поинтересовался я.
Они чуть ли не оскорбились за Страйгера.
— Это Соджонер Страйгер, — удивленно сказала Элнер, — из Движения Возрождения. Это чрезвычайно популярная фундаменталистская религия докосмического толка. Публичные выступления Страйгера привлекли в ее ряды множество последователей. На вашем месте я бы не разговаривала с ним, как… как вы. — Элнер старалась показать свое неодобрение, словно я сам не мог его почувствовать. — Он борется против эксплуатации и ущемления человеческих прав в нашем обществе. Я не знаю защитника активнее его.
— Я знаю это… мадам. Видел его на экране. Но здесь-то что он делает?
— Агитирует, вероятно, — сердито вмешалась Джордан. — Он почти в одиночку добился того, чтобы голосование по пентриптину состоялось. Его деятельность и влияние на население обеспечили ему статус кандидата на ту же должность, на которую претендует и леди.
Я застыл на месте. Мне пришлось заставить себя идти дальше.
— Мы расходимся во мнениях по некоторым вопросам, — сказала Элнер, глядя в пол, словно она была в чем-то виновата, — но я не сомневаюсь в эффективности Страйгера как реформатора. И в искренности его Убеждений тоже. Он глубоко религиозный человек.
— Он ненавидит псионов, — сказал я. — А насколько религиозны вы?..
Не сказав ни слова, Джордан и Элнер пошли дальше. Я шел за ними.
— У меня был друг, — говорил я их спинам, — который сказал мне однажды, что в стране слепых человек с одним зрячим глазом обречен на смерть. — Они продолжали идти. — Он был псионом. И он умер.
Элнер остановилась, обернулась.
— Мез Кот, — немного помолчав, сказала она, — есть во всем этом какой-нибудь смысл?
— Нет, — ответил я, сжимая зубы, — никакого смысла нет.