— Да хоть стена, — вздохнул Дизель, принимая боевую стойку, — всё равно ударов наловим.
Я повернулся к Шурке.
— Что хлебалом щёлкаешь, лекарь?
— Я не подведу.
— Кого ты не подведёшь? Ты стоишь здесь, Дизель упал, он умирает…
— А чё сразу я? Пусть Курт.
— Заткнись! Шурка, у него здоровья осталось десять единиц, он даже заговариваться стал, слышишь? Между вами пять нубов. Твои действия?
Шурка замялся.
— Ну, быстро! Что ты сделаешь? У него уже семь единиц, шесть, пять. Ну?
— Я…
— Всё! Пока ты мямлил, Дизель умер. А почему?
— Потому что я не…
— Потому что Курт позволил врагу зайти ему за спину.
— Я? — вытаращился Курт. — Да я т-т-т…
— Да, именно ты, Курт. И я. Потому что Уголёк не смогла завалить двух лучников вон на том холме, а они меня — смогли!
— Почему я не смогла?
— Потому что ты так и не удосужилась достать стрелу из колчана. Запомните, везде, в любой ситуации мы должны действовать, как… Как кто, Диз?
— Команда?
— Как единый организм. Перестал работать один орган, погибли все остальные. Поэтому… Что, Шурка?
— Надо сражаться.
— Надо чтобы каждый знал своё место и свою задачу. Кстати, те двое на холме по-прежнему следят за нами.
Слева на холме замерли две фигурки. Вряд ли это был кто-то из подёнщиков, так далеко в поля они не забирались, делать им тут нечего. И не клановые точно, эти передвигаются исключительно толпой и с грохотом. Остаются самосады. Издалека они походили на два пенька замаскированные под травяные кочки, но я не сомневался, что это люди.
Вот теперь уже Уголёк не раздумывая вынула стрелу и натянула лук.
— Сможешь положить стрелу между ними?
— Легко.
До холма было метров шестьдесят, Уголёк ещё ни разу не держала лук в руках, и я на её месте не был бы столь уверен. Но она выстрелила почти не целясь, стрела ушла ввысь, и секунду спустя пеньки испуганно шарахнулись в стороны.
— Курт, — окликнул я заику, — предложи этим следопытам присоединиться к нам. И стрелу заодно захвати. Негоже добром разбрасываться.
Курт бегом бросился к холму. Самосады сначала подались назад, но увидев, что агрессии мы не проявляем, остановились и дождались Курта. Что он им говорил и как объяснял, что прилёт стрелы был исключительно дружественным, я не представляю, возможно, жестами, но минут через десять вся троица двинулась к нам.
Вблизи самосады оказались похожими на гномов, ну, может быть, с некоторыми отличиями. Оба ростом метра полтора, крепыши, рыжеволосые и кареглазые. Ни бород, ни усов, только от висков вниз к подбородку тянулись витиеватые татуировки зелёного цвета. Мне показалось, узоры походили на переплетённые между собой колосья пшеницы и овса, впрочем, я плохо разбираюсь в злаках, так что это могли быть рожь и ячмень. В руках самосады держали посохи с круглыми набалдашниками, в которых блестели в солнечных лучах по два камня, изумительно похожих на рубин и изумруд.
Одеты самосады были в холщёвые штаны и рубахи навыпуск, подпоясаны матерчатыми поясками, на ногах кожаные башмаки. Вид, скажем, не самый воинственный. Тем не менее, клановые в разговорах часто жаловались, что в бою самосады очень упорны, и рейды против них не всегда заканчиваются удачно, вернее, часто заканчиваются неудачно. Надо будет присматривать за ними внимательней.
Они тоже присматривались к нам, особенно к Угольку — так и обшаривали её глазами, а когда увидели в её руках лук, то и вовсе защёлкали языками от восхищения. Оба поклонились ей, и мне пришлось кашлянуть, показывая, кто здесь главный.
— Вы не кланы? — осторожно спросил один.
— Мы подёнщики.
Самосады облегчённо выдохнули.
— Что привело вас так близко к нашей деревне?
— Нам нужен Ил Моас.
Коротыши переглянулись и захихикали.
— Я что-то смешное сказал?
— Не Ил, а Илу, — поведал один. — Это название деревни.
— И не Моас, а Моасу, — добавил второй. — Это имя старейшины, и оно не склоняется.
Да мне плевать, кого и как зовут и кто с кем не склоняется. Мне бы передать бочонок пива этому старейшине да назад поспешить. Если сделать это сейчас, то мы успеем вернуться в город ещё засветло.
— Пусть будет Моасу, — согласился я. — Где он?
— В деревне.
— Это понятно, тугодумные вы мои. Где деревня?
— Прямо по дороге.
— Вы издеваетесь?
— Мы лишь отвечаем на ваши вопросы, уважаемый господин.
— Зовите меня Соло.
— Мы лишь отвечаем на ваши вопросы, уважаемый господин Соло.
Ох и словоблуды!
— Вы можете проводить меня к старейшине?
— Можем, — кивнули оба.
Коротыши развернулись спиной к солнцу и потопали по дороге, поднимая пыль своими башмаками.
— Далеко идти?
— Пятьдесят четыре стадии, уважаемый господин Соло.
— А точнее?
— Пятьдесят четыре стадии и ещё ноль пятьдесят четыре ноль пятьдесят четыре одна миллиардных стадии, уважаемый господин Соло.
Я попал в Страну дураков. Не удивительно, что клановые частенько возвращаются с пустыми руками. Когда тебе начинают насиловать мозг миллиардными дробями, он взрывается и отказывается понимать происходящее. Уголек, глядя на меня, улыбалась. Шурка тоже улыбался, и только Дизель сосредоточенно водил глазами по бескрайним просторам полей. Вот с ним я готов идти хоть к самосадам, хоть садомазам, хоть в разведку.
Дорога тянулась по прямой, пейзажи по сторонам не менялись, говорить не хотелось. Жара давила на голову, на плечи. Одинокие облака в небе никак не могли встретиться и соединиться в одну большую тучу, чтобы напоить землю влагой и дать раскалённому воздуху остыть.
— А что вы делали так далеко от деревни? — спросил коротышей Шурка.
— Мы были в дозоре, — сообщил первый.
— Ждали, не появятся ли клановые, — добавил второй.
— Тогда бы мы вернулись в деревню и сообщили о набеге.
— Но клановые не пришли.
— Мы уже собирались возвращаться.
— Но тут появились вы.
— Мы смотрели на вас и думали: кто вы?
— Вы не такие, как все, вы другие.
— Поэтому мы не испугались.
— И решили проводить вас к старейшине.
Шурка уже был не рад, что заговорил с самосадами. Он отвернулся, делая вид, что разглядывает камень на обочине, а я наоборот заинтересовался.
— Почему вы решили оставить дозор?
— Клановые приходят только утром, — сказал первый.
— И никогда днём, — уточнил второй.
— И уж тем более вечером.
— Иначе они не успеют вернуться до темноты.
— Можете говорить не по очереди? — попросил я.
— Как это?
— Кто-то один!
Коротыши переглянулись. Первый кивнул, второй выпятил грудь.
— Я буду говорить. Спрашивайте, уважаемый господин Соло.
— Что случиться, если клановые не успеют вернуться до темноты?
— Их высосут Те, Кто Шепчет в Ночи.
Он сказал это просто, как о чём-то само собой разумеющемся, и ещё состроил глазки, дескать, неужели я этого не понимаю? Я не понимал. Ни о чём похожем слышать мне не доводилось, а клановые по какой-то причине утаивали информацию от подёнщиков.
— А кто это?
— На этот вопрос вам никто не ответит, уважаемый господин Соло. Никто ещё не выживал после встречи с Теми, Кто Шепчет В Ночи.
— А пытались? Я имею ввиду, пытались встретиться, поговорить, составить общее впечатление?
Коротыш хмыкнул, а его товарищ захихикал в кулак.
— Кто же захочет встречаться с Теми, Кто Шепчет в Ночи?
Значит, даже не пытались. Вполне возможно, это не нечто реальное, а басня, легенда, выдуманная для таких вот легковеров, чтоб они по ночам не шлялись где нипопадя. Но почему тогда кланы в неё верят? В рейды на деревни самосадов они всегда уходили рано утром, а возвращались вечером, до темноты. Значит, есть в этой выдумке какая-то правда? Какая?
Вряд ли я добьюсь чего-то от этой парочки карликов, проще будет расспросить старейшину. Уж он-то должен владеть информацией.
Остаток пути мы проделали в относительном молчании. Я снова отстал и шёл замыкающим. Курт пытался что-то напевать, но его песни походили на мычание телят. Шурка с Угольком перешёптывались. Я видел, как Уголёк поворачивала к нему голову, что-то говорила, но слов не слышал. Возможно, она расспрашивала его о правилах игры, а возможно рассказывала о себе.
До деревни коротышей мы добрались к вечеру. Жара начинала спадать, дышать становилось легче. То, что я увидел, вряд ли можно было назвать деревней. Приземистые дома с покатыми земляными крышами стояли несколькими рядами лицом к прямоугольной кирпичной коробке, размерами и конструкцией похожей на древнегреческий храм. Упрощённые до нельзя дорические колонны поддерживали массивную крышу, образуя перистиль. С моей точки зрения, никакой эстетики, сплошная показуха, но достаточно внушительная показуха, чтобы воскликнуть в удивлении «О-го-го!».
Едва мы появились в пределах видимости, зазвучали удары била, и возле храма начал собираться народ. Во главе стоял мужчина в длинной до пят холщёвой рубахе и с посохом, как у наших коротышей, только набалдашник был не круглый, а в виде кроны дерева. Один из коротыш шепнул, что это и есть старейшина. Я быстрым шагом прошёл вперёд, и когда до старейшины оставалось два десятка шагов, остановился.
Самосады волновались и смотрели на меня с подозрением. Все они были невысокие, коренастые, безбородые, а цвет волос варьировал от рыжего до белобрысого. Старейшина Моасу был рыжий, как и два наших низкорослых друга. Вместо того, что бы поздороваться, он воззрился на коротышей гневным взором и воскликнул:
— Неразумные! Вы привели в деревню врагов!
И тут же вся толпа за его спиной разразилась проклятьями.
— Недостойные быть самосадами!
— Мы верили, что вы лучшие!
— А вы соблазнились речами врагов!
— Отныне нет вам прощения!
Удивительно, но толпа говорила не разом, как это принято во всём мире, а поочерёдно каждый человек, поэтому крики лились осмысленные и сюжетно выверенные. Коротыши поджались и бросали на расстроенных сородичей обиженные взгляды. Оправдываться они не пробовали, полностью подчиняясь решению общества. Демократия, мать её.
Тогда защитить коротышей решил я.
— Господа, минуточку внимания! — поднял я руку, и толпа послушно замолчала. — Давайте разберёмся. Во-первых, не надо называть нас врагами. Мы вам не враги. Мы посланцы. Мы пришли к вашему старейшине, уважаемому господину Моасу с важным поручением от его давнего, так сказать, друга. Во-вторых, неразумно с вашей стороны обвинять этих юношей в том, что они показали нам дорогу к вашему селению. Дорога здесь, как не крути, одна, и ведёт она к вам.
Вы получили способность «Коварство палача»
Ваша речь становится настолько прочувствованной, что благодарные слушатели проникаются вашими словами до самой глубины души. Вы становитесь их кумиром, что не удивительно, ибо при использовании сей способности ваша харизма в течение шестидесяти секунд повышается на сорок единиц плюс две единицы за каждый уровень. Увы, но повторить успех вы сможете не ранее, чем через сутки.
Толпа молчала, но было видно, что она мне верит. Даже старейшина Моасу покачивал головой, словно бы соглашаясь с моими словами. Но мне, честно говоря, было до фонаря на их согласие. У меня открылась новая способность! И снова причиной тому стали не свитки из лавки алхимика или повышение уровня, а ситуация. С моей-то базовой харизмой уговорить ту же Рыжую Мадам угостить меня рюмочкой рома было не реально, а теперь я смогу всю бутылку у неё забрать. Какой шикарный бафф!
Пока я размышлял над новой способностью, местное население подступило ко мне почти вплотную и собралось качать на руках. Вот уж не думал, что харизма так на них действует. Слава богу, старейшина воздел посох к небу и издал остужающий рык:
— Благоразумие, самосады! Благоразумие!
Народ успокоился, хотя в глазах некоторых продолжали вспыхивать искорки восторга. Старейшина несколько раз ударил посохом о землю, не сильно, но от ударов покатились волны пыли, как от брошенного в воду камня, а трава возле храма всколыхнулась и затрепетала. Каждая такая волна обдавала меня пылью и катилась дальше, оставляя на ботинках серые разводы.
Страсти улеглись окончательно. Старейшина сделал пасс, как бы завершая встречу, и люди стали расходиться. Коротыши шагнули было ко мне поблагодарить за поддержку, но под суровым взглядом старейшины попятились и отступили.
Я покачал головой.
— Зря вы так.
— Идите за мной, — молвил старейшина.
Он повёл нас в храм. Помощник уважаемого господина Моасу раскрыл по его знаку тяжёлые деревянные створы и с поклоном отступил. Внутри нас встретило пустое холодное пространство и рифлёные колонны с расплющенными под тяжестью каменного потолка капителями. Вдоль стен стояли медные чаны, из которых вырывались языки пламени, на полу застыли мозаичные фигуры в сутанах. В дальнем конце зала я увидел жертвенный алтарь на невысоком постаменте. Когда мы подошли ближе, старейшина велел нам остановиться, а сам поднялся к алтарю и провёл над ним рукой. Я не заметил, чтобы он что-то бросил на него, тем не менее, лёгкий дымок поднялся с его поверхности и растворился, уйдя ввысь.
— Говори, — повернулся ко мне старейшина.
— Да, собственно, говорить особо нечего, — пожал я плечами. — Рыжая Мадам велела передать вам бочонок игристого пива. Дизель!
Вперёд выступил громила и поставил перед постаментом бочонок.
Задание «Отнести бочонок игристого» выполнено
Я подождал, прилетит ли мне награда — не дождался.
— Давно не приходили ко мне от уважаемой госпожи Рыжей Мадам, — проговорил старейшина.
Вот как! Неужели никто так далеко не продвигался? Я полагал, что задания выполняют несколько групп подёнщиков, и некоторые из них меня опережают. Или у Мадам существуют разные цепочки?
— Очень рад, что я прервал эту тягостную паузу.
Мне хотелось, чтобы старейшина дал нам поручение. Например, сходить куда-то или вскопать поле под картошку. Лишняя награда не помешает, к тому же, самосады казались весьма оригинальным народом, и было интересно, что мы можем получить от них. Но господин Моасу снова провёл рукой над алтарём — и новая струйка дыма умчалась к потолку. Видимо, заданий для подёнщиков у него не было.
— Если у вас нет каких-то отдельных поручений, мы, пожалуй, пойдём.
— Ты собрался идти в темноту, уважаемый господин подёнщик?
— Можете называть меня Соло.
— Для Тех, Кто Шепчет в Ночи имя не имеет значения.
Старейшина стоял, опираясь на посох, и смотрел на алтарь. Губы его шевелились, как будто читали молитву, а в глазах застыло напряжение. Отвлекать людей от молитв занятие не благодарное, но я осмелился.
— Ваши дозорные, — заговорил я осторожно, — тоже говорили про ночных шептунов, но забыли уточнить, кто это.
Господин Моасу покосился на меня, уголки его губ дрогнули.
— Что могут знать те, кто только начинает свой путь? Пустота в мыслях, шелуха в речах.
— Тогда просветите нас.
Старейшина указал на дверь.
— Ступайте. Мой помощник проводит вас в гостевой дом, а утром можете отправляться назад.
Гостевой дом находился возле загонов с животными. Не самое привлекательное место с точки зрения комфорта, но, видимо, гостей самосады не любили. Дом от прочих не отличался ничем, а вся деревня более походила на военный лагерь, чем на гражданское поселение. Дома стояли словно солдаты на плацу по пятнадцать штук в ряд. Я прикинул, что при таком построении население деревни должно составлять не менее тысячи особей. Ничего себе деревня.
Помощник принёс ужин: варёный картофель в глиняной миске, хлеб и кувшин молока. Дизель искренне возмутился, что при таком количестве рулек в загонах нас угощают подножным кормом, хотя сам при этом съел половину принесённого ужина. Я пробовал разговорить помощника, выяснить что-нбудь про Тех, Кто Ходит в Ночи, но помощник только хлопал ресницами и один раз зевнул.
После ужина я решил выйти на улицу, подышать воздухом. Фонари в деревне не горели, а на безукоризненно чёрном небе не было даже намёка хоть на какую-то звёздочку. Темнота была абсолютная. Странно, но я никогда прежде не обращал внимания на то, есть ли в небе Форт-Хоэна звёзды. Ответ был очевиден, и я попросту не задавался данным вопросом, поэтому разглядывая сейчас непроглядный мрак у себя над головой, силился обнаружить пусть маленькую, но всё же светлую точку. И хоть треснуть мне — обнаружил. Целых три! Они застыли миллиметровыми точками на самом горизонте где-то над Перевалом. Может быть, это обман: зрение меня обмануло или желание явило мираж, но я их видел. Невероятно…