Поднесенное мною факельное пламя лизнуло край лавки. Нехотя поползло по деревянной ножке. Жаль, что замок каменный. Большое пламя не поднимется.
На глаза попалась гордость Хаба — дорогой гобелен. Направилась к нему.
И тут мастер не выдержал. Я была готова к атаке. Метнулась к гобелену, и вместо того, чтобы принять удар, юркнула под тяжелую ткань, изнутри мазнув ее факелом. Пламя занялось сразу, бесшумно объяло угол гобелена, поползло к середине. Я спешно выскочила из-под него. Метнулась мимо мастера.
Но Хаб поймал меня за лодыжку. Словно кузнечные клещи впились в ногу, заставляя хрустнуть поломанную кость. Я заорала, но факела не выпустила. Старалась задеть старого вампира. Куда там. Между нами столетия. Он играл со мной, как ребенок с мухой. Захотел и тут же оторвал крылышки.
Чудом я высвободила ногу, но не то, что опереться, даже прикоснуться к ней не смогла. Отползла подальше, силясь подняться по стене.
— Ты молодец, — похвалил создатель, медленно приближаясь, — не сдаешься. Но где смысл?
Оттолкнувшись от пола, я прыгнула на потолок. Зал для меня крутанулся, перевернувшись с ног на голову. Внизу, точнее вверху, создатель хищно оскалился. Ноан, напротив, затаился. Девочка в его руках тихонько всхлипывала, пытаясь сжаться в маленький комочек.
Времени все меньше.
Надо поджечь балки. Они единственные выполнены из дерева во всей конструкции замка. Кое-как добравшись до одного из массивных бревен, я вылила на него остатки масла.
Сайгум! Помоги!
— Что ты делаешь, дитя! — создатель оказался передо мной, выбил из руки факел. Тот, кувыркнувшись пару раз, шмякнулся на каменный пол и слишком быстро потух. Все пламя, которое я так тщательно разжигала, потихоньку гасло. Беликиев создатель со своим даром! — Пойми, наконец. Ты на порядок слабее. Тебе нет и двух столетий. Луй старше. И где он? Правильно. Вон у той стены. К нему хочешь?
— Мне все равно не пережить эту ночь, — на губах запеклась собственная кровь, что не мешало улыбаться. — Но я хочу до последнего быть с тобой, создатель.
Оставался последний самый безумный шанс убить его, отомстить за тех, кто был мне дорог! И я им воспользовалась. Оттолкнувшись здоровой ногой от балки, я прыгнула на Хаба. Повисла на нем, словно кошка, и вгрызлась в жилистую шею. Я старалась как можно сильнее обнять создателя, чтобы он не сделал со мной то, что с Лудинеем, не проткнул когтями насквозь, точно тряпичную куклу.
По горлу, опаляя незримой силой, заструился поток тягучей крови. Хаб старше. То, что я делаю, убьёт нас обоих. Зато он, тот, кого я ненавижу больше всех под звездами, перестанет существовать.
Создатель прочувствовал мою решимость. Он постарался оторвать меня, но я плотнее вгрызлась в угольно-черную плоть. Хаб заметался по залу. Спрыгнул с потолка. Упав, прокатился со мной по полу.
Ха! Нет уж. Не отпущу! Попутно я вонзила острые ногти в спину вампиру, чтоб уж точно не свалиться.
А по телу уже начинала разливаться гаденькая дрожь. Ее порождала сила крови, что я выпивала из создателя. Главное, не уступить, не поддаться. Пить, сколько смогу.
Как магический голем, я сосредоточилась на единственном занятии, не замечая ничего вокруг.
Глоток.
Клыки все глубже погружались в шею, рвали ее на части.
Еще один.
Ногти царапали вампирью спину.
Снова глоток.
Боль и дрожь уходили на второй план, вытесняемые целью: убить!
Я вдруг поняла, что мои глотки все меньше. Хаб еле бьется. А кровь его жжется неистовой силой.
Как из глубины безымянной пропасти долетел голос:
— Вея! Веомага! Хватит! Он мертв! Вея!
Не без труда я разжала челюсти.
Мы лежали на полу. Создатель, уже принявший облик человека, и я, с усилием втягивающая отросшие ногти.
Тело Хаба ссохлось, кожа обтянула кости. Глаза ввалились. То, что представляла его шея, заставило меня поморщиться и подавить рвотный позыв.
— Ты… Выпила… Его — Ноан никуда не ушел. Он так и не выпустил ребенка, а сейчас подошел ко мне с огромными от удивления и ужаса глазами.
Не поддаваясь огню, что плавил меня изнутри, я подползла к создателю и со всей силы ударила его в грудь. Мне удалось пробить ставшие мягкими кости. Несмотря на противные ощущения, я вцепилась в мертвое сердце и с силой дернула на себя. Посмотрела на темно-синий, почти черный, комок, переставший биться многие столетия назад, и сжала пальцы. Я никогда не убивала вампиров таким способом. Оказывается, сердце осыпается пеплом.
Не успела я отряхнуть руку, как меня скрутили жгуты боли. Кровь создателя для меня стала ядом.
— Ноан! — прошептала я. — Уходи.
— Вея! — он запаниковал. — Постарайся выплюнуть эту гадость.
— Поздно, — какое там «выплюнуть». Еще пара минут, и я сама стану пеплом, сгорю изнутри от чужой необузданной силы.
— Пусти меня, — раздался слабый девичий голос. Мы забыли об эльфийке.
У меня не осталось сил удивляться. У Ноана тоже. Он бережно положил девочку рядом со мной.
Я хотела спросить, что он делает, но не смогла выдавить ни звука. Челюсти свело, а тело забилось крупной дрожью.
Мою перепачканную руку взяла в свои ладоши эльфийка. Она сказала на ротаньи:
— Не бойся. Сегодня не твое время.
И она запела. Я не знала языка, на котором выводила красивые слова эльфийка. Мотив успокаивал, остужал, усмирял ту силу, что бушевала в моих венах и артериях. Боль потихоньку отступала. Дрожь перестала быть такой сильной. Сознание погружалось в сон. И там, во сне, я была дома. Но не в Ледвее, а в вампирьем гнезде. Раньше я никогда такого не видела, но оно казалось мне знакомым и таким родным. Я знала, что меня там ждут…
Это потом я пойму, что гнездо мое собственное. В нем будет жить клан, который я создам через сто лет, и которой погибнет ещё через двести. А язык, на котором пела Иссандра — отанья[25] — древнее знание эльфов, речь, которою владеют жрецы Духа.
Тогда я не знала об этом и наслаждалась видением.
В чувства меня привел Ноан. Он безжалостно тряс мои плечи, хлестал щеки.
— Уймись, младший! — в представлении слова звучали гораздо понятнее, чем на деле. Но брат понял. Он перестал меня трясти, и сгреб в охапку.
— Вея! Я уж думал, все! Один остался!
— Стой, — отстранить его удалось не сразу. Ноан действительно разволновался. — Почему я…?
Я существую. Не стала пеплом, не рассыпалась прахом, не развеялась песком. Как? Сила старого вампира должна испепелить меня, сжечь изнутри! Или я сплю? Это какое-то видение?
Взгляд упал на девочку-эльфийку. Иссандра лежала рядышком, закрыв невидящие глаза. Я только сейчас заметила, что она по-прежнему сжимает мою правую руку.
Беликий!
Так это ты, маленькая эльфийка, забрала мою боль?
Я прислушалась к себе. Слабость. Но жара нет, и дрожь почти утихла. Даже раздробленная нога срослась. Не знаю как, но у Иссандры получилось нейтрализовать яд. Уж не песней ли?
— Зачем, эльфийка? — спросила я, осторожно высвобождая руку из холодеющих пальцев. — Если ты колдунья, то могла спасти себя. Но потратила силы на меня. Что ты такого увидела?..
— Вея, — в который раз позвал Ноан, аккуратно стиснув мое плечо. — Клан мертв. Что нам делать?
Я не услышала. Как во сне, коснулась шелковистых волос, заправив пряди за острое ушко. Почему дитя западных островов пожертвовала собой ради вампирши? Почему?
Когда Ноан окликнул меня в очередной раз, я тряхнула головой, отгоняя вопросы, на которых ответы мне не найти.
— Утром встанет солнце. Надо убрать тела из замка, — мне хотелось загрузить разум и руки работой. То, что окружало меня — поле не битвы, а бойни — сводило судорогой и доводило до нервной дрожи. Надо занять себя. Не думать.
— Все тела? — в голосе брата резанула горечь. Мне тоже тяжело. Но мы сами виноваты.
— Все, — я глянула на изуродованных Миаша и Тарину.
За два часа мы справились с этим делом. Правда, я долго стояла над Лудинеем. Отчего-то взять его за руки, да вытащить к воротам замка у меня не хватало сил. Я стояла и почему-то глотала слезы. А они, проклятые, резали глаза и катились по щекам, падали на белое лицо ледвейца, чертили грязные дорожки на его скулах…
Лишь раз моя душа потянулась к другой душе. И вот, чем все закончилось.
Лудиней…
— Не надо, — дрогнувшим голосом я остановила Ноана, потянувшегося к Лую. — Я сама.
Перетащить его к другим вампирам я не смогла. Рука не поднялась. Он все свое постсмертие был один. Вне клана. И умер изгоем. Как же я могла оставить его среди тех, кого он ненавидел?
У самого потолка было окно. Утреннее солнце как раз заглядывало в него. Я уложила Лудинея туда, куда должны упасть золотые лучи.
Лишь один раз я позволила себе проявить чувства. Они просто не могли уместиться в моей груди! Скребли острыми когтями по ребрам. Лились жгучими слезами по щекам.
— Прощай, — прошептала я и коснулась бледных губ своими губами. Сложила его руки так, чтобы закрывали уродливую рану на груди. — Да примет твою душу бездонное небо, да заплетет твое тело пушистый ковер трав.
Слова ледвейского прощания звучали слишком горько, но я произнесла их до конца.
Мы, ледвейцы, верили, что душа — птица. Однажды она оставит тело и устремится в свое небесное гнездо, чтобы оттуда, сверху, помогать тем, кто ей дорог.
Надеюсь, и у тебя, Лудиней, были те, кого ты не хотел покидать. А, чувства, что сжимали мое горло, не навеяны тобой, и родились в моем сердце. Надеюсь…
Ноан догадался. Не стал меня тревожить или торопить. Мне немного надо.
Поцеловав Луя в лоб, я закрыла глаза. Смахнула с ресниц предательские слезинки. Развернулась и, не оглядываясь, пошла прочь из зала.
Эльфийскую девочку мы тоже вытащили. Ноан выкопал могилу, и мы предали девичье тельце земле.
— Что теперь, Вея? — ссутулившись, брат посмотрел на гаснущие звезды.
— Мы свободны, Ноан, — радости в моих словах не больше, чем в осанке поникшего брата. — Перед нами мир, другие кланы, будущее. Мы свободны.
— Свободны, — эхом отозвался Ноан, глубоко вдохнув тяжелый от запаха крови воздух.
Глава 17 ПОЦЕЛУЙ НЕКРОМАНТА
— Свободны, — на крыльях памяти прилетел образ унылого Ноана, глядящего на рассветное небо.
— Вея? — Ярун услышал мой шепот и не преминул подойти поближе. — Ты чего? Что это?
Я по-прежнему вертела в руках детский эльфийский череп, который достала из мусора в яме. Как не отгораживайся от прошлого, оно все равно тебя найдет.
— Это череп? — Эгун оказался рядом до того, как Ярун закончил вопрос.
Вздохнув, вручила находку птенцу. Тот вытаращил глаза, но череп принял.
Надо же, все те же стены, тот же пол, яма, трон… Полуразрушенное окно, через которое днем льется свет. А там… Я глянула на пол, где более пяти столетий назад попрощалась с Лудинеем. Глаза непривычно защипало. Странно. А ведь старые вампиры плакать не умеют.
Выдохнув, я встряхнулась, сбрасывая с себя груз тяжелых воспоминаний. Прошлому — прошлое. Настоящему — настоящее.
— Мы похоронили эту девочку за пределами замка, — я сочла нужным разъяснять свой интерес к черепу.
— Э-э, — протянул Эгун, пытаясь отойти от Яруна. Последний так и норовил сунуть череп вампиру. — Тогда почему он тут?
— Сам пришел, — буркнул Ярун, наконец-таки всучив находку ридайцу. — Кто-то разграбил могилу.
— Нечего грабить, — отмахнулась я, подойдя к одной мне известному месту. Не в силах пройти мимо, я присела там, где когда-то оставила тело ледвейского вампира.
Как же так?! Я учила своих птенцов, что вампирам любовь неведома, что у нас нет души, и любить мы не можем. Так как же объяснить мои чувства? Неужели чары Лудинея до сих пор не развеялись?
Пока ещё сама не зная что, я начала искать. Здоровой рукой я заскользила по полу, пытаясь в куче мусора и грязи найти нечто. Сквозь растрескавшийся камень за многие столетья пробились травы. То тут, то там показывал свои остренькие листья клевер.
Внутри что-то оборвалось. Пальцы дрогнули.
Там, где в землю въелся прах вампира, ничто живое не взрастет в течение тысячелетий! Нет. Быть не может! Здесь, да и в округе, высится лес, растут травы и цветут цветы! Что это значит?
— Не понимаю, — пробормотала я, встав.
Пройдясь от стены к стене, я ощупала мягкий мох, зелеными пятнами укрывший кое-где камни.
— Здесь не должно ничего расти.
— Магия? — предположил Ярун, с неприкрытым интересом наблюдая за моими передвижениями.
— Возможно, — согласилась я, снова склонившись над ростками клевера. — Эльфийская магия. Иссандра пела песню не только для меня?
— Кто? — птенец прищурился, пытаясь вспомнить имя.
— Она, — я кивнула на череп в руках Эгуна. — Кстати, — уже ридайцу, — положи его, наконец. Лишние сувениры нам не нужны. Да и не стоит гневить умерших.
Эгуна передернуло. Я подумала, он выкинет череп, но, нет, сдержался, и осторожно опустил его на пол.
— Пошли. Нам вниз, — я поманила спутников за собой к неприметному ходу.
— И что там, внизу? — с опаской осведомился ридаец.
— Там, — я загадочно улыбнулась, — самое интересное!
Пришлось вкратце рассказать, что случилось в вампирьем замке пятьсот лет назад. Я опустила бóльшую часть подробностей. Но упомянула о том, что я убила собственного создателя. Поведала и об эльфийской песне.
— Получается, тебе не впервой с эльфами сотрудничать? — Ярун поскреб подбородок, намекая на Лледоса.
— То не было сотрудничеством, — я покачала головой. — Отец Иссандры перед смертью просил о помощи. Ледвейские обычаи требуют выполнения последней просьбы не важно, человека, эльфа или даже вампира.
— Теперь ясно, — пробормотал Эгун. — И ты решила спасти эльфийку.
— Не только я.
— И сколько вас таких набралось?
— Чуть больше десятка, — я грустно улыбнулась, радуясь, что Эгун идет позади, и не видит проявления моих чувств.
— Десятка? — переспросил Ярун таким тоном, будто я ему небылицу рассказала. — Десяток против всего клана?!
— Клан Хаба был небольшим. Около сорока вампиров и два десятка фострэ. Хотя тогда я думала, что мы погибнем. Многие птенцы Хаба были старше нас вдвое. Но… Как видите, если все правильно рассчитать, заручиться поддержкой сильного союзника, возможно многое.
Под союзником я подразумевала Лудинея, но ни Эгун, ни Ярун о нем не знали. Поэтому вампиры решили, что я говорила об эльфийке.
— Неужели она пожертвовала собой ради тебя? — все еще не верил Ярун.
— Выходит, что так, — я пожала плечами. — Нет смысла гадать о мотивах Иссандры. Я благодарна ей, вот и все.
Мы прошли по длинному коридору, затянутому пылью и паутиной. Спустились по выщербленным ступеням. Дальше дорогу закрывала массивная дверь.
— Тупик? — Эгун с сомнением оглядел преграду.
Убедившись, замок не поддается, и дверь крепко заклинило, я предложила вампирам выбить ее. Те дружно уставились сначала на дверь, потом на меня. В глазах Яруна и Эгуна читалось плохо скрытое сомнение. В чем они сомневались: в моей разумности или в прочности двери, — я предпочла не разбираться.
Уговаривать вампиров я не собиралась. Просто уселась на одну из ступенек и стала ждать, демонстративно выставив перевязанную почерневшую руку.
— Давай, Эгун, — Ярун хлопнул ридайца по плечу. — Не женское дело двери выбивать.
Верно, не женское. А еще не создательское. Тем более, когда под боком два молодых сильных вампира.
Когда ребята врезались в дверь первый раз, с потолка посыпалась мелкая каменная крошка. После второго слаженного удара, дверь слетела с петель, а замок раскололся пополам. Одна часть засова так и осталась в недрах стены. Вторая благополучно торчала в окованном дереве.
— Сила есть, — констатировала я, осматривая погнутый язычок замка. — Пошли. Нам нужно обыскать двенадцать этажей.
— Двенадцать? Мы что, их все осматривать будем? — не поверил Эгун.
— Я, кажется, говорила, то, что мы ищем, важно! Впрочем, если тебе от этого станет легче, скорее всего, самые глубокие этажи недоступны.
— Подпочвенные воды? — догадался Ярун.
— Да. К тому же, могли быть обвалы. Надеюсь, нам туда спускаться не придется.