Тяверик потыкал пальцами в экран, и труба с лежавшей в ней Рэндом заполнилась мерцающими лазерными лучами.
— Рэндом придется потеть этой смолой на протяжении нескольких следующих дней. Возможно, ее будет тошнить.
— Вот и хорошо. Это ее проучит. Курить!
Тяверик сунул руку в полужидкий стол и достал из него чашку чая.
— Мне кажется, мы можем оставить ее здесь до самого прибытия в туманность. Никто не в проигрыше, все в выигрыше.
Все-таки было в Гавбеггере что-то такое — обаятельное, и Триллиан вдруг простила ему отрезанный палец. В конце концов, Рэндом чувствовала себя абсолютно нормально. Собственно говоря, лучше чем нормально. Она словно заново родилась.
— Нет… нет, я так не могу. Ведь правда не могу?
Гавбеггер пожал плечами:
— Насколько я понимаю, вас вряд ли можно считать образцовой матерью. Да и что вам какие-то несколько дней в разлуке с дочерью?
Тут-то все обаяние куда-то исчезло.
— Да как вы, черт подери, смеете? Вы, грязный, неотесанный зеленый инопланетянин!
— Мы с вами находимся в межзвездном пространстве, а стало быть, с формальной точки зрения, инопланетян здесь нет.
— Да кто вы такой, чтобы меня судить? Вы хоть знаете, сквозь что мне довелось пройти?
Разговор принял такой оборот, при котором Артур постарался бы покинуть помещение в поисках какой-нибудь неизвестной, безымянной, трудно находимой, но сделавшейся вдруг ужасно нужной вещи. Даже Форду хватило бы одного взгляда на лицо Триллиан, чтобы заткнуть свое отверстие для приема коктейлей, но Гавбеггер, привыкший уже за несколько тысяч лет мечтать о смерти, напротив, инстинктивно нацеливал свой зеленый нос навстречу любой мало-мальски серьезной опасности.
Маловероятно, конечно,шепнуло ему подсознание. И все же — вдруг эта земная женщина… эта, несомненно, привлекательная земная женщина сможет причинить мне заметный телесный ущерб?
Блажен, кто верует.
— Вообще-то я имею представление о том, через что вам пришлось пройти. Компьютер порылся в ваших воспоминаниях. У меня все это записано.
— Вы залезали в мои воспоминания?
— Разумеется. Я взял вас на борт моего корабля. Вдруг вы оказались бы маньяком-убийцей… при счастливом стечении обстоятельств, конечно.
— Вы не имели права!
— Ага! Вот слова, достойные настоящего журналиста. И куда только делось «Мы не причиним вам хлопот, мистер Гавбеггер»?
— Я просила вас взять на борт нескольких попутчиков, а не рыться у нас в головах!
— Опять-таки, вы неточны в определениях. Никакими орудиями для рытья я не пользовался.
Триллиан стиснула кулаки с такой силой, что пальцы хрустнули.
— Вы гнусная, вкрадчивая задница!
— Ах, да. Я и забыл, как вы, люди, любите оскорбления, основанные на примитивной физиологии… и примитивных формах жизни. Что дальше? Толстомордая обезьяна?
— Ха! Вы меня недооцениваете!
— Правда? Мне не терпится записать. Я, видите ли, всегда готов учиться.
Триллиан забилась, словно драчун, удерживаемый невидимыми руками.
— Вот-вот, Гавбеггер. Записывайте, записывайте чужие оскорбления — так в вашей жизни хоть какой-то смысл появляется. Портить жизнь другим.
— Ну да, конечно. Это ведь менее почтенно, чем не заниматься собственным ребенком, описывая чужие несчастья, так?
— По крайней мере не я сделала их несчастными.
— Правда? Почему бы не спросить об этом девицу, спящую в трубе?
Подумать, так оба спорщика друг друга стоили, и Тяверик вполне разошелся. Поединок выходил достойный. Он бросил кружку в потолок и полностью сосредоточился на женщине с Земли.
— Ну же, Триллиан Астра. Скажите что-нибудь такое, чего я не слышал прежде миллион раз.
— Зарк вас подери, Тяверик.
— И это, по-вашему, свежо?
— Вы что, серьезно верите, что я буду тратить время, пытаясь произвести впечатление на типа, покалечившего мою дочь?
— Пожалуй, да. Вы, журналисты, всегда пытаетесь произвести впечатление на всю Вселенную. Можете относиться ко мне как к зрителю.
Триллиан, возможно, даже улыбнулась; по крайней мере она показала зубы.
— Зритель? Я никогда не работала на зрителя вашей социальной группы.
— Какой именно группы, интересно?
— Сумасшедших изгоев. Группы несчастных одиночек.
— Несчастных одиночек? — удивился Тяверик.
— Вы же беглец, Гавбеггер. Один на борту, вечно в космосе. Вы — неудачник, одинокий глупец, тратящий впустую полученный вами бесценный дар. Представьте, сколько полезного вы могли бы сделать.
Гавбеггер невольно опустил взгляд.
— Я… я видел такое, чего вы, земляне, даже представить себе не можете. Горящий боевой флот у плеча Ориона. Лучи смерти в темноте у Врат Таннгейзера. И все это канет в небытие, забудется, как слезы под дождем.
— Чего это вас на пафос потянуло?
— Это один из моих любимых фильмов. Я много фильмов пересмотрел.
— И много людей оскорбили.
— Ну… и это тоже.
— И все из-за пары резинок.
— Зарк подери эти резинки! Мы же оба понимаем, что вся доктрина этих чертовых резинок — сплошное надувательство.
— Вы получили в распоряжение бесконечность и профукали ее.
Тяверик тяжело привалился к стенке, уйдя в нее по плечо.
— Да. Профукал. И теперь хочу умереть.
— И я тоже.
Трудно сказать, как подействовала эта новость на Тяверика: удивила или огорчила.
— Выхотите умереть?
Триллиан коснулась рукой его гладкой зеленой щеки.
— Нет, дурачок. Я хочу, чтобы умерли вы.
— Ну хоть в чем-то мы с вами согласны.
Триллиан заглянула в его изумрудные глаза.
— И как скоро вам хотелось бы умереть? — поинтересовалась она.
Тяверик прожил достаточно долго, чтобы не упускать возможности, буде она представится.
— Ну, не обязательно сейчас же, — ответил он и наклонился, чтобы поцеловать Триллиан Астру.
Она слегка дрожала — но и в половину не так, как девушка в трубе, к которой как раз в это мгновение вернулось сознание.
Асгард
Любимой божественной забавой асов, как известно, является выдумывать для смертных невыполнимую задачу, а потом, запасшись попкорном, наблюдать, как незадачливый принц или соискатель чьей-то там руки надрывает пупок, пытаясь ее выполнить. В число наиболее популярных задач входят убийство самого свирепого из всех свирепых драконов, подъем по наружной стене самой высокой из всех высоких башен или пересечение самой знойной из всех знойных пустынь. Короче, все, в описании чего присутствует «самый-самый». Лучшими из невыполнимых задач считаются почти выполнимые — те, что заставляют несчастного дурачка бегать кругами так близко от победы, что ее, казалось бы, можно потрогать рукой, в то время как сзади к нему подкрадывается поражение, означающее верную, хотя и не обязательно мгновенную смерть.
К тому же задачи смертным ставятся, как правило, по три — чтобы испытуемый, выполнив первые две, вкусил, так сказать, победы и даже испытал некоторый кураж. Тем приятнее испытующему богу наносить окончательный удар в третьем раунде. Один настоял на произвольном порядке исполнения заданий, так что теоретически у испытуемого смертного всегда имеется шанс на победу. Однако история божественных задач насчитывает лишь один случай, когда смертный исполнил все три и остался жив. Честно говоря, этот смертный на деле оказался не кем иным, как Одином в одном из тех человеческих обличий, которыми он так гордился.
— Ух ты! — пришлось восторгаться остальным богам. — Надо же, какой смертный попался… и как на Одина похож! — говорили они, притворяясь, будто для смертного в порядке вещей перемещаться быстрее срабатывания камер слежения или при необходимости легко менять рост.
И еще можно подумать, он шибко парился, придумывая себе псевдоним,протелепатировал Хеймдаллю Локи. Надо же, «Водин». Ха-ха.
Зафоду Библброксу удалось выторговать одну задачу вместо трех… точнее, Хеймдалль сам предложил такое упрощение, прекрасно понимая, что тот наверняка завалил бы первые две, а следовательно, и удовольствия от его мучений никто не успел бы испытать ни капельки. Правда, и особого сожаления от преждевременной кончины Зафода Библброкса не испытал бы никто, кроме самого Зафода Библброкса.
Мчась во весь опор по Мосту-Радуге, президент Галактики вдруг сообразил, что его все время сносит куда-то вбок.
Равновесие без Левого Мозга ни к черту,понял он. И дыхание.
Он жадно глотал воздух, но в легкие попадала только малая толика кислорода.
Где-то протечка…
На самом-то деле никакой протечки в дыхательных путях у него не было — просто легкие Зафода привыкли к двум трахеям, из которых осталась только одна, и эта единственная трахея выбивалась из сил. Хуже того, содержание двуокиси углерода в атмосфере Асгарда было для большинства смертных великовато, поэтому по мере приближения к поверхности планеты голова у Зафода кружилась все сильнее.
— Да здравствует поддувало! — завопил он, поскольку фраза показалась ему подходящей моменту.
И пусть этот выкрик не представлял собой ничего, кроме полнейшей галиматьи, порождения обдолбанного и задолбанного мозга, но вышло так, что именно эта фраза служила в тот день паролем-командой для пневмопушек Хельхейма, расположенных в глубине под железными копями Асгарда. Что не значило бы ровным счетом ничего, если бы телефонная трубка-рог Хеймдалля, выключаясь после звонка Одину, не уловила пьяные вопли Зафода и не транслировала бы их в эфир и если бы этот сигнал не попал на антенну мобильника Хель, владычицы Хельхейма. И даже так все могло обойтись без последствий, поскольку открытие огня из пушек блокируется паролем — серией щелчков замысловатого ритма, известной только верховным богам Асгарда, да и ту положено отстучать по железной жиле в одном конкретном камне в кладке Хлидскьялфа, гигантской сторожевой башни Одина, на которой расположен его трон. Чего не учли хитрожо… хитроумные Асы — того, что железо в Асгарде обладает собственной долей магии, а потому эта жила некоторым образом связана с любой крупицей металла, добытого из нее и пошедшего на любые хозяйственные цели… на строительство моста, например. Так вот, пока Зафод, спотыкаясь и поскальзываясь, несся по Бифросту, остатки его оплавленных набоек выстучали по льду и железу пьяную дробь, в точности соответствующую коду активации пневмопушек Хельхейма.
На редкость маловероятное совпадение. Один шанс на сорок семь миллионов. Впрочем, пустяк с точки зрения любого, привыкшего к невероятностному приводу и сопутствующим ему совпадениям и прозрениям.
Тут равновесия у Зафода поубавилось еще сильнее, поскольку в пузыре искусственной атмосферы у его головы завихрились крошечные, но весьма ощутимые циклоны.
Взмахи драконьих крыльев,сообразил он. Эти тварюги где-то совсем близко.
И если с равновесием дела у Зафода обстояли так себе, другие чувства при мысли о настигающих его драконах изрядно обострились. Драконы парили в воздухе (настоящем, не искусственном) — до невозможности изящные, с каждым взмахом крыльев вытягивающие длинные шеи. Из ноздрей вырывались языки пламени. Несколько чешуйчатых голов приблизилось к Зафоду; впрочем, сталкивать его с моста они пока не спешили.
Они со мной играют. Чертовы летучие грызуны.
— Привет, джентльмены! — задыхаясь, выпалил он. — Полагаю, подкупить вас нельзя? А то у меня на борту классный репликатор. Все, что пожелаете, ребята. Только попросите.
— Все, что пожелаем? — откликнулся дракон с самыми закрученными рогами — похоже, он был тут за старшего. Голос его напоминал… напоминал… ну, как если бы кто-то засасывал кусок мяса сквозь бутылочное горлышко. — Ух ты! Что ж. Дай подумать. Мы можем отложить съедение на потом — ведь можем, ребята?
— Ну да!
— Можем.
— А почему бы и нет?
Что ж, начало ободряющее,подумал Зафод.
— Так чего вы хотите? Что я мог бы для вас сделать?
Рогатый дракон задумчиво пожевал свисавшую с кончика носа полоску кожи.
— Мы уместимся в твоем корабле — все мы?
— Конечно, уместитесь, — выдохнул Зафод, даже не потрудившись подумать, насколько это соответствует действительности.
— Можешь тогда переправить нас на какую-нибудь другую планету? Чтобы там было побольше жизни?
— Да без проблем. У меня в голове крутятся названия десятка таких планет, а ведь это та голова, что тупее.
Дракон придвинулся ближе — теперь голубое пламя из ноздрей едва не опаляло волосы на голове у Зафода.
— И чтобы мы смогли убить всех до единого живых существ на этой планете? — зловещим шепотом продолжал дракон.
— И деревья! — добавил один из его сородичей. — Мы хотим пожечь там все деревья — так, смеха ради.
— И деревья, — согласился старший дракон. — Даже драконам иногда надо оттянуться.
Зафод даже сам удивился тому, что еще способен бежать и говорить одновременно.
— О чем это вы толковали перед деревьями?
— Всех поубивать, да, и отложить яйца в трупы. Это для нас очень важно. Можешь такое для нас устроить, а, смертный человечишко?
— А куда именно в трупы? — поинтересовался Зафод — скорее так, для поддержания беседы.
— Ну, сам понимаешь. В отверстия и углубления. Вот, например, глазницы подходят как нельзя лучше.
И хотя сил у Зафода оставалось совсем немного, да и легкие словно огнем жгло, он старался не обращать на это внимания и продолжал бежать.
И как так получается, что ты вечно вляпываешься во всякое, болван? — обругал он себя. — Ты хоть знаешь, зачем ты здесь?
И ведь не знал. То есть вспомнил бы, будь у него хоть пара секунд на размышление. Да хоть одна секунда.
Глубоко-глубоко в недрах Асгарда расположен питающийся энергией горячей магмы блок переработки сточных вод. Так вот, еще ниже и чуть левее — в месте, которое можно вполне заслуженно назвать прямой кишкой Асгарда — находится область под названием Нифльхейм. И уже в самой нижней точке Нифльхейма, которую можно без преувеличения сравнить со сфинктером Асгарда, вы найдете Хельхейм.
Хель, госпожа вышеупомянутого сфинктера, возлежала на груде надувных подушек из змеиных кишок, поглаживая обвившегося вокруг ее шеи дракончика.
— Как тебе моя новая накидка? — поинтересовалась она у Модгуд, своей подружки-трупоеда, в описываемый момент щеголявшей в обличье огромного орла.
Модгуд прищурилась.
— Сдается мне, сладкая моя, что она немного слишком живая.
Хель с ловкостью, свидетельствующей о наличии огромного опыта, свернула дракончику шею.
— А теперь?
— Ну, не знаю, — протянула Модгуд, всегда отличавшаяся избыточной для трупоеда чувствительностью. — Теперь, пожалуй, слишком… слишком безжизненная.
Хель вдруг подпрыгнула на месте и села, расшвыряв подушки.
— Я приняла… Это же… т-т-то самое! — заикаясь от волнения, пробормотала она и глубже задвинула в ухо таблетку наушника.
Модгуд приподнялась на когтях.
— Что-что, сладкая моя? Что приняла?
— Пароль. От самого Одина.
— Какой еще пароль? «Сменить говнофильтр»?
— Нет. Да нет же, птица дурацкая. «Да здравствует поддувало». Пароль активации пневмопушек. Нас атакуют.
Оскорбительное обращение уязвило Модгуд, но она решила, что обида может и подождать — на благо планеты. Опять-таки, настоится — крепче будет.
— Ну-ну, сладкая моя. Спокойнее. К чему истерики? Разве этот пароль не требует подтверждения?
Хель вытерла лоб волосатой лапищей.
— Да. Да, конечно, требует, дружок. Дробь. И прости, если обиделась на «дурацкую птицу».
— Ой, да ладно, — добродушно хмыкнула Модгуд. — Работа у тебя такая, нервная. — В душе она уже прикидывала, как бы сподручнее подсунуть Хель яд. Пусть и не убьет эту сучку, но уж в сортир ее заставит бегать полдня как минимум.
Улыбка облегчения на лице у Хель разом застыла, когда железный трон, на котором она сидела, завибрировал от ударов подтверждающего кода.
— Что там?
— Заткнись, кретинка. Я считаю удары.
Несколько секунд, пока ее госпожа прислушивалась, Модгуд чистила перья.
— Война! — объявила Хель наконец, вскакивая с трона. — На Асгард напали. Наконец-то у меня появился шанс выбраться из этой задницы на поверхность. И если мои орудия спасут нас, значит, прощай, отстойник для лузеров.