Гавбеггер глубокомысленно кивнул в знак того, что готов помочь в этом деле, хотя на самом деле он был готов только кивнуть.
— Круто. Теперь мне все понятно. Замкнутый круг. Ладно. Значит, поборемся немного?
Тор оглянулся через плечо проверить, не заподозрил ли его кто-нибудь в сговоре с противником.
— Для начала немного поболтаем. Ты, сука, угнал мой корабль, бла, бла, бла. Потом ты наносишь первый удар. Я делаю вид, что ранен. Может, похромаю немного. Туда-сюда, в таком аспекте. А потом БАЦ по кумполу, и песенка спета. Типа так, друг мой.
— Какая песенка?
— Это я так. Расхожее выражение у валькирий.
Гавбеггер посмотрел по сторонам. На лице Триллиан блестели слезы, но помешать поединку она не пыталась.
— Ладно, детка. Это все я. Я угнал твой корабль.
Тор со свистом втянул в себя воздух и выпятил грудку, пытаясь не выказать ужаса от сценария, которому ему приходилось следовать.
— Ты! Корабль, который подарил мне отец, которому я дал имя любимого козла! — А сам при этом думал: терпеть никогда не мог это ведро соплей, потому и загнал по дешевке первому встречному.
— Да, угнал — и повторил бы это и еще раз.
— Да, правда? Может, я и мягкосердечный бог, но такого простить не могу.
Ох, хватит этой светохрени,подумал Гавбеггер (слово «светохрень» он подцепил, готовясь оскорблять мыльнооперную планету Светлый Путь, вся поверхность которой представляла собой телевизионную съемочную площадку, постоянно освещенную восемнадцатью искусственными солнцами для съемки в три смены). Давай-ка немножко ускорим события.
— Прекрати нести вздор, жалкий мелкий викинг. Твой отец тебя ненавидит, а мамаша — так и вовсе делает вид, будто ты не ее сын.
Тор невольно съежился еще на дюйм. Этого в сценарии не было.
— Что? Что ты сказал?
— Да это все знают, — копнул глубже Гавбеггер. — Тор-Пьяница, вот как они тебя называют. Думаю, тебе было лучше оставаться в баре.
Над головой вдруг возникло маленькое грозовое облачко, брызжущее белыми молниями.
— Ты стырил мою ладью, гад, — пробормотал Тор и тут же спохватился: я бормочу… Боги не бормочут. Это катастрофа; они все меня возненавидят.
— Разумеется. Все как ты говоришь. И еще одно, что всем давно известно: ты терпеть не можешь смертных.
— Я не… Чего? Это была ладья моего отца. Забыл про ладью?
— Ты считаешь смертных существами второго класса. Ты даже башмаки вытирать о смертных побрезговал бы.
Тор вырос прямо на глазах. Сильно вырос.
— Вовсе нет.
— То есть ты бы вытер башмаки о смертного?
По толпе зрителей пронесся потрясенный ропот.
— Да. То есть нет. Ну, не знаю, если бы башмак был совсем грязный…
Гавбеггер побарабанил пальцами по подбородку.
— А еще я слышал про какое-то видео…
Больше он произнести ничего не успел, потому что Тор внезапно вырос как гора, занеся над головой Мьёльнир.
А как насчет «туда-сюда»? — удивился Гавбеггер, и тут молот стремительно опустился и с грохотом метеора, врезающегося в ледяное поле, обрушился ему на голову.
Прощай, Триллиан,успел еще подумать Гавбеггер, а потом удар вогнал его на пятьдесят футов в землю — как в могилу.
Тор так и не понял, удалось ли выступление. Прямой удар сверху вниз всегда хорошо смотрится на экране, но все-таки жаль, что ему не удалось оттянуть его еще ненадолго. Но разве у него имелся выбор? Зеленый парень как раз собирался упомянуть видео, коммент попал бы в самые разные браузеры, а там не успеешь опомниться, как все побегут смотреть тот самый древний сайт…
Он как раз собирался вернуться к Зафоду, чтобы обсудить это со своим менеджером, когда уловил с глубины пятьдесят футов слабую мысль. Мысль звучала так:
Закажи.
Или так:
Зарк… я жив.
Зафод просвистел первые такты «Садко в садке» — старинной бетельгейзианской баллады про колючего моллюска, оказавшегося во вражьем плену.
— Что скажешь, Форд? Хватит этого?
В ответ Форд насвистел вторую строчку баллады.
— Ну, не знаю. Напряжения маловато. Никакого драматического эффекта.
— Ты прав. Все кончилось слишком быстро. — Зафод огляделся по сторонам. — Интересно, не найдется ли на здешнем рынке труда никого, кто хотел бы получить кувалдой по башке?
Тор ленивой трусцой пересек поле.
— И как вам? Хороший удар, правда? Ну, я немного вышел из себя — очень меня этот зеленый парень задел. Да ты не беспокойся, Заф, в следующий раз сделаю все как надо.
— В следующий раз?
— Ну да. Зеленый парень еще не мертв.
— Что-что? Ты уверен?
— Абсолютно. Он сейчас выбирается из этой ямы, и мысли у него самые что ни на есть нехорошие.
— Насколько ты с ним постарался?
— Ну, не знаю. Процентов на пятьдесят, типа того.
Зафод просвистел еще несколько тактов «Садко».
— Пятьдесят? Правда? Кто-нибудь раньше оставался жив после такого?
— Никто, кроме тех, кому отведено место за Длинным Столом.
Зафод сделал своему подопечному знак чуть уменьшиться в размерах.
— Скажи мне честно, Тор, ты вообще Гавбеггера можешь замочить? Только честно?
Тор присел рядом с ним на корточки.
— Заф, я мог бы уничтожить всю эту планету, потратив на это не больше семидесяти пяти процентов. — Он согнул и разогнул руку, поиграв мышцами. — Кстати, может, ты хотел бы, чтобы все отошли чуть подальше?
Гавбеггер высунул локоть из ямы.
Костюм к черту испорчен,думал он. А эта огромная обезьяна мне даже кожу не повредила.
* * *
Триллиан ощущала себя совершенно сломленной. Душа ее была разбита ударом молота, она никогда больше не будет прежней.
— Мы провели вместе всего один день, и это был самый главный день в моей жизни.
Рядом сидела на заборе Рэндом, изо всех сил не замечавшая жертвы, которую принесла ее мать.
— Гммммф, — неожиданно хмыкнула она. — А пройдоха-то жив еще. Так я и знала.
Триллиан Астра лишилась чувств — всего в третий раз за всю свою жизнь.
Огромный корабль конической формы продирался сквозь туманность. Некогда гладкий фюзеляж из белого сплава сплошь покрывали шрамы, полученные за двести лет столкновений с космическими обломками. Из восьмисот его ракетных двигателей продолжало работать меньше сотни, а системы жизнеобеспечения едва справлялись с поддержанием годной для дыхания атмосферы. Запасы пищи иссякли уже давно, так что последние несколько месяцев команда ела и пила продукты повторной переработки. Вся команда изнемогала от голода и усталости. Дух у них упал ниже некуда, и никто из них не знал иного дома, кроме этого гигантского корабля, на котором они подрядились летать вплоть до полного выполнения задания.
Капитан, некогда дородный великан, усох до состояния огородного пугала, но до сих пор оставался образцом для своих подчиненных. Когда работа спорилась, глаза его светились зеленым огнем, когда команда начинала халтурить или боцман дурно обращался с матросами — багровым. Команда любила его и пошла бы за ним хоть в ад, стоило бы ему скомандовать.
Звали его Эддон Чё, и сегодня наступил день, когда он мог наконец завершить работу, доставшуюся ему еще от отца, и, возможно, пожить немного своей жизнью.
— Штурман, повтори, — скомандовал он юному Вишналу Ли-Сенцу. Тому едва исполнилось семнадцать, но он уже считался отличным пилотом.
— Мы на месте, капитан. В этом нет ни малейшего сомнения. Орбита странновата немного, но атмосфера пригодна для дыхания.
Чё кивнул. Что ж, отлично — значит, приземлившись, можно будет не спешить со взлетом.
— Хорошо. Сажайте корабль. Поосторожнее с компенсатором, перебросьте всю энергию до последней искры в идентификатор.
Ли-Сенц поперхнулся.
— В идентификатор? Боже праведный. Вы уверены, капитан?
— Уверен, — сурово ответил Эддон Чё. — Второй попытки у нас не будет. А теперь приземляйтесь.
Ли-Сенц хрустнул пальцами и взялся за рычаги ручного управления.
— И да хранит нас Гарантия Неповреждаемости, — произнес он.
Две сотни голосов шепотом повторили его молитву.
Толпа на поверхности Бабули ощущала себя несколько обманутой. Перко Сент-Уоринг Крап, перебрав кофе, так и вовсе показывал себя с необычной и не самой привлекательной стороны.
— И это все? — вопрошал он. — Конец спектаклю? Срам, да и только. Жалкое зрелище.
Хиллмена Хантера увиденное тоже не особенно впечатлило.
— То есть удар, конечно, хороший — прямой такой, быстрый. Но этот парень, на которого ставят сыроманты, лезет обратно. И что мне с этого толку?
По лицу Баффа Орпингтона текли слезы.
— Он все как надо сделает. Подождите, сами увидите. Тор просто разогревается, только и всего. Физкультурная, так сказать, разминка.
— Ему стоит разминаться побыстрее, пока нам всем не пришлось поклоняться Сыру.
Однако болтовня на поверхности разом стихла при виде сотни спиральных светящихся колец, спускавшихся сквозь атмосферу. Кольца становились все четче и быстро превратились в дюзы двигателей исполинского корабля, медленно приближавшегося к земле. От корабля на глазах отваливались куски обшивки. Часть двигателей искрила и работала с перебоями, из за чего спускался корабль рывками. В конце концов он опустился прямо в ближайшее озерцо и скрылся в клубах пара.
— Ух ты, — произнес Форд Префект. — Жуть.
На несколько мгновений снова воцарилась тишина, а потом в брюхе у корабля откинулся люк, и из него высунулась длинная, вся в жилах силовых кабелей механическая рука. На конце ее мигала лампочкой камера, которая устремилась к толпе зрителей, с трудом уворачиваясь от воспрянувших духом в надежде на быстрое поедение коров.
Рука вытягивалась все сильнее — над головой у Гавбеггера, мимо ног Тора, отшатнувшись от Зафода, который зачем-то потянулся к ней — и, наконец, камера застыла перед Рэндом.
— Рэндом Дент? — спросила она механическим голосом — настоящим, из той далекой поры, когда роботы еще были роботами, а не личностями.
Рэндом не пошелохнулась.
— Э… Да, наверное.
На кончике приборного блока отворилось небольшое отверстие.
— Будьте добры, плюньте.
Рэндом сплюнула в отверстие, и каплю слюны мгновенно пронизали лазерные лучи. Прошло несколько секунд, и на блоке загорелся зеленый огонек.
— Личность подтверждена. Вот ваша посылка, и спасибо за приобретение на Ю-торге.
И механическая рука опустила в подставленную руку Рэндом конверт.
— Спасибо, — неуверенно произнесла она.
— Наслаждайтесь покупкой, — произнес блок. — В случае рекламаций, будьте добры, не стесняйтесь, запишите их на любой подходящей коряге, каковую корягу затем забейте в свой слуховой канал. — Механическая рука начала складываться обратно в люк. — Задание выполнено, — произнесла она. — Это последнее.
Из корабля донеслись приглушенные вопли восторга, потом он покосился и начал, не спеша, разваливаться.
Рэндом была молода, а легкие ее еще не очистились от концентрированной темной материи, поэтому, не задумываясь о возможных последствиях, она разорвала конверт и подбежала к изгороди, где Тор терпеливо выслушивал белиберду Хиллмена Хантера.
— Наденьте это на свой молоток, — произнесла она, перебив предводителя бабулистов.
Бог-Громовержец нахмурился.
— Мне показалось, или я правда что-то слышал? Какой-то писк?
— Нагнитесь! — крикнула Рэндом.
Тор пригнулся, уперев руки в колени.
— А, глянь-ка. Девчонка. Боги мои, ты что, еще одна поклонница? Ты ведь автографа моего хочешь, да? Я редко общаюсь со школьниками, но могу сделать исключение.
Секунду Рэндом потеряла, кипя от негодования, но все-таки взяла себя в руки.
— Послушайте, метеоролог. Я изучила проблему бессмертных в суб-эте, и из тысяч ссылок на эту тему я не нашла ни одной, в которой давался бы хоть один испытанный и подтвержденный способ убить такого.
Зафод усмехнулся.
— Но это же Тор, детка. Его испытать и подтвердить невозможно. Он велик, причем велик ровно настолько, насколько ему хочется.
— Гм, ладно. Ну, все идет к тому, что он выставит себя перед всеми этими людьми великим болваном, когда не сумеет убить этого зеленого типа.
— Этого не произойдет, — заявил Тор, однако не слишком убежденно.
— Этого не произойдет, если вы наденете на свой молоток вот это.
— На молот ничего нельзя надевать, детка. Мьёльнир должен остаться чист.
Рэндом заговорила медленно, чтобы Тор мог угнаться за мыслью.
— Мне удалось найти теорию одного малоизвестного ученого с какой-то занюханной планеты, согласно которой, бессмертного можно убить только объектом, претерпевшим ту же трансформацию, что и он.
Это дошло даже до Зафода.
— А что трансформировало Гавбеггера?
— Он упал в ускоритель частиц, пытаясь подхватить две оброненные резинки. Вот эти самые две резинки — я их купила на Ю-торге у верховного жреца Храма Гавбеггера.
Тор выставил вперед большой и указательный пальцы.
— Почему бы мне не надеть на молот эти резинки? — спросил он.
Тяверик Гавбеггер Бесконечно Продленный ощущал некоторую легкость в голове, и ощущение это ему нравилось, поскольку напоминало о тех временах, когда он был еще смертен. Он выбрался из расселины в земле и лежал, задыхаясь, в траве. Позади него разваливался на куски корабль курьерской доставки Ю-торга.
Новая загадка,думал он. Нет, этот день скучным никак не назовешь.
Вот так, лежа на земле и размышляя по обыкновению о себе и своей маловероятной смерти, он увидел, что на земле лежит еще кто-то.
Триллиан.
Именно в это мгновение Гавбеггер понял, что влюблен окончательно и бесповоротно, ибо именно в это мгновение он перестал думать о том, как Триллиан может быть связана с ним, и начал думать о самой Триллиан.
С ней все в порядке? Что случилось?
Гавбеггер стряхнул оцепенение и вскочил на ноги.
— Я иду! — крикнул он, переходя на бег. — Я иду!
Тень пала на его лицо, и что-то, похожее на небольшую гору, заслонило от него Триллиан.
— Время играть по-крупному, — произнес Тор, наклонившись так, что Гавбеггер видел его голову вверх тормашками.
Как у него только шлем не сваливается,удивился Гавбеггер.
И тут удар Мьёльнира оторвал его от земли и швырнул прямиком в стратосферу.
Артур разговаривал с плывуном-колокольчиком, когда краем глаза увидел, как брякается в обморок Триллиан.
— Нет, — объяснял он. — Игра называется «городки». А «город» строят из кирпичей там, или из дерева… О Боже!
— Продолжай, — сказала птичка. — Все это очень запутанно. Значит, вот эта штука, которая бьет по чуркам, называется «бита»?
Однако слова «о Боже!» были адресованы не птичке; скорее Артур выпалил их непроизвольно при виде падающей Триллиан. Артур обронил стаканчик соевого йогурта и побежал к ограде, где лежала, не подавая признаков жизни, Триллиан.
Стыд какой,кипел он. Ее родная дочь… наша родная дочь идет от нее как ни в чем ни бывало. Что случилось с Рэндом? Этого ребенка пора прибрать к рукам.
Последняя фраза частенько повторялась в доме Дентов в годы Артурового детства. Его отец цитировал ее при малейшей возможности — то есть при малейшей Артуровой провинности. Прибирание к рукам обыкновенно включало в себя наставительную, читаемую с самым строгим выражением лица лекцию, затрагивавшую такие темы, как Вторая мировая война, сарай на огороде и филателия. В конце каждой такой лекции Артуру давали попробовать несколько капель бренди из отцовской фляжки — чтобы волосы на груди росли быстрее. Поэтому воспоминания Артура об этих дисциплинарных взысканиях сводились к стыду, некоторому удовольствию и головной боли поутру.