На этом собственный запас хрюмпстау Непрроходима иссяк, он пошатнулся и упал спиной на мониторы, отчего по сенсорным экранам побежали радужные круги.
— Вау, — произнес Джельц, а это слово он произносил не слишком часто. Он выбрался из кресла и понес свою тушу к радужным мониторам. — Рядовой Непрроходим. Ты сорвал операцию. — Простатник навис над своим сыном, лицо которого из оливкового сделалось бледно-салатного цвета.
— Я сделал то, что обязан был сделать.
Джельц протянул руку — скорее из чистой формальности, чем из попытки взяться за руку Непрроходима, ибо с таким же успехом он мог бы попытаться взяться за резиновую перчатку, наполненную мягким бутербродным маслом.
— Ты увидел силу закона. А чем поддерживается порядок, как не законом? Встань, сын мой. Подойди и встань рядом со мной.
Непрроходим, ожидавший, что вот-вот превратится в кляксу на переборке, поднялся на подкашивающиеся ноги и откашлял кварту жидкости (а с ней пару симбиотических безволосых флабузов, которых все вогоны носят в желчных пузырях в качестве средства от камней).
— О нет. Бедные Хэнки и Спэнки…
Джельц носком башмака отшвырнул мокрые комки в сторону.
— Забудь этих паразитов. У нас в блоках переработки отходов таких несколько миллионов.
Он включил одну из подвешенных к потолку специально ради подобных, связанных с падением вогонов ситуаций лебедок. Непрроходиму хватило еще хитрости делать вид, будто она ему нужна, и с ее помощью он выпрямился.
— За всем за этим наверняка стоит Тугриг, — по секрету сообщил сыну Джельц. — Не удивлюсь, если он там на Мегабрантисе прослушивает все наши переговоры в ожидании, пока я провалю операцию. Нет ничего хуже, чем уничтожить…
— Не тех людей? — предположил Непрроходим.
Джельц усмехнулся шутке своего подчиненного.
— Не тех налогоплательщиков, рядовой. Поосторожнее с юмором: у других членов экипажа с этим похуже, чем у нас с тобой. Твой сарказм могут расценить как проявление сочувствия.
— А… — отозвался Непрроходим, интуитивно нащупав самую удачную реплику для случаев, когда ты представления не имеешь, чего отвечать.
Джельц попятился и плюхнулся обратно в командирское кресло.
— Старина Тугриг, поди, ждет на базе, что я вернусь по уши в дерьме. А вместо этого — благодаря тебе! — мы возвращаемся героями, со скальпом бога на поясе и хорошими вестями для налоговой инспекции.
— Выходит, все в выигрыше… кроме Тора.
— Что я тебе говорил, сын?
— Осторожнее с э… шутками.
— Совершенно верно. А теперь втискивайся ко мне в кресло, и мы насладимся иллюзорными прелестями гиперпространства вместе.
Голова у Непрроходима шла кругом, руки тряслись. Он пришел на помощь землянам, и это каким-то образом обернулось благом для всех.
Это все закон,сообразил он. Нас спас закон. Придется теперь использовать это слово.
Он так и стоял, потрясенно подняв руки, пока двое юнг не взяли его под микитки и не отвели к капитанскому креслу.
Джельц наслаждался собой, что он позволял себе всего дважды в год и всего на пару минут. Посмотрите на моего сына — как потрясен он тем, что в первый раз сидит на колене у капитана. А я-то хотел отослать его с корабля… но после его сегодняшних поступков парень останется со мной. Он станет одним из великих. Разрушитель миров. Гроза жалобщиков. И придет день, когда мой сын станет настоящим Законченным Ублюдком.
Бабуля
Типичное описание поведения разумных существ, над которыми нависла угроза уничтожения со стороны парящего над головами инопланетного корабля сводится к паническому бегству прижимающих к груди убогий скарб туземцев, а также к образованию непроходимых автомобильных пробок на мостах и в туннелях. Исключением является храфхрафский фильм «Взрыв Красной Бурды», где в минуты, предшествующие полному уничтожению, все рады и счастливы, поскольку жизнь обитателей Храфхрафа протекает в обратном направлении по времени, вследствие чего с их точки зрения они только что выбрались из серьезной космической катастрофы целыми и невредимыми.
На Бабуле никто и никуда не бежал, да и скарба к груди не прижимал почти никто. Обитатели планеты стояли на площади Джона Уэйна, чуть покачиваясь, как трава на ветру, и, разинув рты, ждали с неба смерть.
Все, кроме Асида Префлюкса, сидевшего на скамейке с банкой мягкого сыра.
— Как я заблуждался, — всхлипывал он, закрыв глаза ладонями. — Как заблуждался! Чтобы понять Сыр, Сыр надо поглотить!
Хиллмен Хантер стоял в тени памятника и очень старался не привлекать к себе лишнего внимания на случай, если во всех бедах вдруг обвинят его. Большинство предметов падает сверху вниз, но обвинения всегда летят на самый верх, а Хиллмен предпочитал избегать боли до самого конца, каковой, он надеялся, случится относительно безболезненно.
— До скорой встречи, Бабуля, — прошептал он.
Не спеши,произнес бабулин голос у него в голове.
Пока Хиллмен обдумывал эти загадочные и, как он надеялся, пророческие потусторонние слова, в лицо ему шлепнулся комок мягкого сыра, залепивший ухо и набившийся за воротник.
— Славно поработал с богом, дебил, — крикнул ему через площадь Асид Префлюкс.
Дрянь дело,подумал Хиллмен.
В толпе мелькнула пара секаторов, и Хиллмену показалось, что он разглядел нож для бумаги.
Ну почему обязательно найдется кто-нибудь с ножом?
К счастью, именно этот момент выбрал вогонский бюрокрейсер, чтобы в сиянии красивого голубого фейерверка гипердвижков исчезнуть из реального пространства. Только что он висел здесь, и вот с «пшш-хлоп-бах!»исчез, не оставив за собой ничего, кроме тающего в небе облачка выхлопной плазмы.
— Аххх, — выдохнула толпа.
Зафод с его врожденным чувством момента забрался на пьедестал памятника.
— Вогоны побеждены! — возгласил он, стоя на сгибе локтя Джона Уэйна. — Тор спас вас!
— Тор? — удивленно переспросил Хиллмен. — Какой Тор? Мертвый, исчезнувший?
Зафод бросил на него взгляд, красноречиво говоривший о том, насколько Хиллмен туп, и уж если З. Библброкс считает кого-то тупым, значит, подразумевается, что этот кто-то тупее даже самого Зафода, а это само по себе уже означает изрядную тупость, что не так обидно, если этот кто-то настолько туп, что не способен даже понять означенного взгляда, но все-таки обидно, если этот кто-то его все-таки понимает.
Хиллмен был вовсе не туп, просто на него нашло недолгое помрачение, и этот момент быстро прошел.
— Конечно! — выкрикнул он срывающимся голосом. — Тор нас спас!
Зафод закатил глаза.
— Да. В самый последний момент. Тор спас нас всех.
Хиллмен тоже забрался на пьедестал.
— И он вернется, когда в нем возникнет нужда.
— Ну, сообразил, — вздохнул Зафод.
— Господин Тор будет общаться со своим народом через меня, и только через меня!
— Обещаю вам, это так. Что бы вам ни сказал Хилли, значит, Тор, спасший нас всех, желает этого от вас.
— А если мы не послушаемся? — поинтересовался Асид.
Зафод нахмурился и надул щеки так, словно тот высказал откровенную глупость.
— Тогда Тор будет очень огорчен. И его молот тоже.
Хиллмен хмуро вглядывался в толпу, почти не надеясь, что толпа поведется на эту псевдорелигиозную ерунду. К его удивлению, в него не полетел ни один предмет садового инвентаря. Асид запустил руку в банку с сыром, но даже он не спешил вынимать ее оттуда.
Похоже, они меня не убьют,сообразил Хиллмен.
— Хвала Господу!
— Не Господу, — поправил его Зафод. — Хвала Тору!
Хиллмен улыбнулся и приготовился к запоминающемуся концу выступления.
— Бабуля просила жертвы, — произнес он, с трудом удерживаясь на краю пьедестала. — Бабуля просила гребаной жерт…
Слово «гребаной» было впоследствии заменено на видеозаписи невинным бибиканьем, поскольку после принесенной Хиллменом жертвы все, что он сказал в своей первой жизни, сразу вдруг стало неизмеримо более важным и исполненным мудрости.
Следующее, что произнес Хиллмен, было «Хррккккааарррркшшшш», хотя последние «шшшш» вполне могли быть шипением истекающих газов, поскольку именно в этот момент свалившийся с неба носовой конус разбитой Тором торпеды врезался памятнику Шона-Боксера в голову, отчего шов на талии бронзовой фигуры разошелся и левая боксерская перчатка, с силой развернувшись по часовой стрелке, практически разорвала Хиллмена пополам.
— Ох, б… — охнул Хиллмен и добавил последние в этой своей жизни слова: — Иду к тебе, Бабуля.
Историки стерли первую фразу и оставили вторую, которая с тех пор получила столько толкований, что лишь спустя пятнадцать тысяч лет студент-третьекурсник, плохо вызубрив урок, случайно обнаружил ее истинный смысл.
12
Счастливых финалов не бывает. Любая разумная раса имеет по меньшей мере один афоризм, подтверждающий эту точку зрения, хотя ни на одной планете во всей Вселенной не найти ни одного надгробия, на котором было бы высечено: «В ЖИЗНИ ЕМУ НРАВИЛОСЬ ВСЕ, ОСОБЕННО СОБСТВЕННАЯ СМЕРТЬ». Как писал в своих мемуарах Роллид Клит, независимый порнорежиссер с Дентрассиса, «то, что вам кажется счастливым финалом, на деле является лишь короткой передышкой перед тем, как маньяк-убийца, которого вы считали мертвым, возвращается и вырезает всех, кроме девицы с самыми большими сиськами, которую убьют первой в выходящем в следующем году сиквеле». Или, как кратко сформулировал некто Зем с Зеты Скворншелла, «постель никогда не остается сухой надолго». Ну и, наконец, наиболее часто цитируемое изречение на тему финалов, счастливых или нет, принадлежит старому столпнику с Гавалиуса. «Такой вещи, как финал, — говорил он, — нету вообще. Равно как, если на то пошло, начала. Существует лишь середина». Цитирующие, правда, часто опускают продолжение фразы: «Середины — это дерьмо. Ненавижу середины. Середины все до одной сожалеют о прошлом и ждут, что с ними еще произойдет что-нибудь интересное. Да пошли они, эти середины, зарк знает куда». Как правило, первое предложение публикуется на фоне фотографии какой-нибудь симпатичной китожабы на фоне заката одного или двух солнц.
Со времени прерванного нападения вогонов едва прошла неделя, и люди как раз начали забывать, насколько им повезло остаться в живых, и начали переживать по поводу обычных повседневных проблем вроде того, можно ли поделать что-нибудь с туманом, наползающим ежедневно с моря ближе к вечеру, и почему никто не догадался захватить с Земли побольше арахисового масла, и чем это так воняет рядом с яслями, и что, возможно, стоило бы попросить планету побольше, потому что от этой искусственной гравитации некоторые из пожилых людей неважно себя чувствуют.
Хиллмен Хантер сидел у себя в кабинете и читал ежедневную порцию жалоб и кляуз. Большинство из писавших заслуживали кары огнем и серой… ну, может, еще и молотом — в зависимости от конкретных ситуаций. Конечно, Хиллмен не мог не видеть реальных преимуществ обладания отсутствующим богом, способным общаться с паствой только через избранного представителя, но надо ли было Тору приносить себя в жертву так рано? Разве не мог он провести пару недель, занимаясь мелкими земными проблемами, прежде чем совершить это свое жертвоприношение?
Ну, конечно, свои преимущества имелись и у жертвоприношений. С тех пор как Хиллмена вернули из мертвых в медицинском блоке «Золотого сердца», все гораздо охотнее принимали тот факт, что он является полномочным представителем Тора на Бабуле. Ну, и новая пара ног тоже оказалась кстати.
Хиллмен изо всех сил старался быть полным мудрости и благочестия, но каждая гребаная минута ежедневного разбирательства гребаных бумаг сводила его с ума. А еще опоясывающий его талию шрам чесался, как… как… в общем, сильно чесался.
Я Хиллмен Хантер, бабуля. Я типа как Христофор Колумб, основатель колонии и все такое. Кой черт я должен ставить печати и разбирать грязное белье?
Загудел зуммер внутренней связи, и над столом возникла голограмма секретарши.
— Угу, Мэрилин. Чего там?
— Того, что записавшиеся на прием пришли.
Хиллмен вздохнул — почти с облегчением. Иметь дело с живыми людьми было несказанно лучше, чем тупить над грудами бумаги.
Хуже, чем лопатой махать,подумал он.
— О'кей, бабуля. Пусть войдут.
Мэрилин нахмурилась.
— Простите, Хиллмен. Как вы меня назвали?
Блин,подумал Хиллмен.
— За Бабулю! — поспешно произнес он. — Это наш новый официальный лозунг. А ты что думала?
— А… Да, хорошо, — отозвалась Мэрилин — таким скучающим тоном, что Хиллмен даже удивился, как это она расслышала его оговорку.
Вот уже второе, что я им втюхал за неделю. Сначала эти штучки с Тором, теперь это.
В кабинет вошли Артур Дент и его дочь Рэндом, и конечно же, девчонка села, не дожидаясь приглашения.
Эта девчонка даже сидеть ухитряется угрюмо,подумал Хиллмен. Но не дура, нет.
— Прошу вас, Артур, садитесь.
— Спасибо.
— За Бабулю! — гаркнул Хиллмен, решив, что свежеиспеченный лозунг стоит время от времени подпускать в разговор.
Как говаривала бабуля, если что-нибудь с дерьмецом, его должно быть побольше.
— Пардон? — озадаченно спросил Артур.
— Это наш новый… э… лозунг. Вести народ и все такое. За Бабулю!
— И где вы его собираетесь использовать?
— Ну, право, не знаю пока, — нахмурился Хиллмен. — При сборе урожая, или путешествии за океан… что-нибудь в этом роде. При героических событиях. Как вам?
— Кратко, — искренне сказал Артур.
— Точнее сказать, сжато, верно? Вы даже не представляете, сколько мы заседали, обдумывая этот лозунг. Через год он будет у всех на устах, вот поверьте.
Рэндом облокотилась на стол.
— Я слышала, что вы назвали планету в честь вашей бабушки.
Хиллмен смутился.
— Правда? Не помню. Но, наверное, вы правы. Бог свидетель, я об этом много лет уже не задумывался. Госспади…
— Не напрягайтесь.
— Чего?
— Каждый раз, когда вас что-то напрягает, вы превращаетесь в Пэдди-Лепрекона с его жутким ирландским акцентом.
— Ну и что, — пробормотал Хиллмен, разом поднявшись на новый уровень смущения. — Я ирландец.
— Но не такой. А суть в том, что вы назвали целую планету в честь вашей бабушки.
— Ну, в первую очередь потому, что размер у планеты такой, — сказал Хиллмен и решил, что пора переходить в наступление. — И потом, ну и что, что я дал название планете? Я заплатил большую часть денег за нее, а вы видели список предложений по названию? — он достал из папки листок бумаги. — «Дубовый Холм». «Тетушка ЙоЙо»… наверное, величайшая тетушка в мире. «Фрэнк». Планета Фрэнк, а? Право же, детка. «Бабуля» и вполовину не так плоха, как вся эта чушь.
У Рэндом дрогнул подбородок.
— Возможно. Но давать имя планетам, придумывать лозунги для масс — как-то очень это мне напоминает диктатуру.
— Богом здесь Тор, — скромно возразил Хиллмен. — Не я.
Артур вмешался в разговор прежде, чем Рэндом успела прицепиться к этой фразе.
— Как вам новые ноги?
Хиллмен потопал под столом копытами.
— Суставы отличаются немного, но я к ним уже привыкаю. Видели бы вы, как я поднимаюсь теперь по лестнице. Гребаной пулей.
— Не сомневаюсь, — хихикнула Рэндом. — Тор всегда предпочитал козлов, так что народ видит в этом знак.
Хиллмен нервно сломал карандаш.
— Знак чего? Того, что Зафод Библброкс — тупица?
— По крайней мере вы живы, — утешил его Артур. — И, возвращаясь к вашим… э… копытам. Зафод пообещал вам ноги гуманоида, как только вы окрепнете для новой операции. Он нашел вполне подходящую пару в глубине холодильника.
— Вы умирали всего на двадцать минут, — радостно добавила Рэндом. — Так что вы потеряли не больше половины IQ. Думаю, разницы никто и не заметит.
Артур решил, что настало время снова поменять тему разговора.