Он схватил ее за волосы, дважды обернул их вокруг кулака, запрокинув голову женщины за спину. Она не могла пошевелиться.
Рабыня в ужасе смотрела на нее. Арестованная застонала.
— Нет! — вскрикнула рабыня. — Не надо трогать ее!
Мужчины обернулись к ней.
— Пожалуйста, не трогайте ее, — тихо повторила рабыня.
— Тебя просили вмешиваться? — сурово спросил великан.
— Нет, господин.
— Ты получила разрешение говорить? — допытывался великан.
— Нет, господин, — еле слышно прошептала рабыня.
— Встань.
Рабыня боязливо поднялась на ноги.
Схватив женщину за волосы одной рукой, великан ударил ее по щеке так, что на ней остался багровый отпечаток пальцев. Помедлив немного, он вновь ударил ее тыльной стороной ладони, а потом поставил на колени.
Теперь они оказались в равном положении с Сеселлой Гарденер, которую офицер по-прежнему держал за волосы.
— Мне ничего не нужно от грязной рабыни, — процедила Сеселла Гарденер сквозь сжатые зубы, не осмеливаясь двинуть головой.
— Да, госпожа, — простонала рабыня.
— Ты должна понять, — сказал великан, — что нельзя вмешиваться в мужские дела.
— Да, господин.
Офицер отпустил Сеселлу.
— Когда у меня будет время, я в первый раз накажу тебя, — заметил великан, — ибо тебе еще надо многому научиться.
— Да, господин.
Сеселла Гарденер потрясла головой, откидывая назад свои спутанные волосы. Туво Авзоний заметил это и решил, что стюардесса тщеславна, как рабыня.
— Пора идти, — напомнил еще раз офицер флота.
— Можно мне говорить, господин? — робко спросила рабыня.
— Да, — кивнул великан.
— Мне стало жаль ее…
— Можно жалеть и сочувствовать, но не всегда позволено говорить об этом. И совсем нельзя вмешиваться, — наставительно заметил великан.
— Значит, я совсем бесправна? — тихо заплакала она. — И я буду наказана?
— Да.
— Тогда я постараюсь быть лучше.
— И это будет очень разумно с твоей стороны, — заметил великан.
— Господин!
— Да?
— Я возбуждена!
— Это обычное состояние рабыни.
— Вы будете хотя бы иногда прикасаться ко мне?
— Наверное, если ты как следует об этом попросишь.
— Да, я буду умолять! — воскликнула рабыня.
— Шлюха, — бросила Сеселла Гарденер, стоя на коленях и вскинув голову так, что ее пышные волосы рассыпались по плечам.
Туво Авзоний представил себе, что значит обладать такой женщиной — всецело, полностью, как хозяин обладает своими рабынями. Эта мысль заставила его передернуться.
Офицер флота пошел прочь. Великан взглянул на рабыню у своих ног и тоже начал выбираться из толпы. Через несколько шагов он остановился и оглянулся.
— Не надо, господин! — взмолилась рабыня. — Пожалуйста, не уходите.
Великан невозмутимо зашагал дальше, а рабыня вскочила на ноги и с криком бросилась за ним. Толпа смеялась, тянули к ней руки.
Но сейчас рабыня не осмелилась ни возразить, ни выразить свое неудовольствие, ни даже заметить тех, чье внимание она привлекла, поскольку теперь она понимала, как естественно для толпы было прийти в волнение при виде ее тела. Она узнала, что такие женщины, как она, находясь на улицах без чьей-либо защиты, могут ожидать, чего угодно.
Ясно, что хозяин уже начал учить ее. Но разве эта учеба не началась еще при клеймении раскаленным железом?
Выбравшись из толпы, расступившейся в стороны, рабыня оглянулась. Там, в конце маленького коридора, стояла на коленях Сеселла Гарденер.
— Шлюха! Шлюха! — крикнула Сеселла Гарденер вслед рабыне и сплюнула на камни.
Рабыня поспешила за своим хозяином. Она поняла, как глупо было с ее стороны пытаться поставить себя на одну ступень со свободной женщиной, осмелиться говорить с ней, как с равной, заступаться за нее перед мужчинами — словом, вести себя так как свободная женщина. Она должна знать свое место и поступать так, как положено рабыне.
— Вставай, проститутка, — сказал полицейский, дергая веревку на шее Сеселлы Гарденер.
Она протестующе отвернулась, но, заметив взмах плети, вскочила на ноги. Она покраснела, как могла бы покраснеть рабыня.
— Так ты говоришь, — спросил офицер, который беседовал с Туво Авзонием, — что ты не проститутка?
— Да, — сказала она.
Под смех толпы он показал ей шелковую одежду и украшения.
— Так тебе и надо, милочка, — притворно улыбнулась женщина в толпе зевак.
— Мы платили за разрешения! — крикнула другая.
— Поделом тебе!
— Получай, что заслужила!
— Сука! Рабыня!
— Нет! Нет! — кричала Сеселла Гарденер.
— Ты терпеть не можешь рабынь, верно? — спросил полицейский.
— Они все шлюхи! — выпалила Сеселла Гарденер.
— Пора в участок, — напомнил офицер, который беседовал с Туво Авзонием.
— Вперед, — приказал полицейский темноволосой красавице, закутанной в мешковину, и слегка ударил ее плетью.
Она дико огляделась.
— Тебе еще многому надо поучиться! — крикнул мужчина из толпы.
— Да, и каленое железо тебе поможет, — добавила женщина.
Сеселла Гарденер повернулась к Туво Авзонию.
— Вы ответите за это!
— Не понимаю, о чем вы говорите, — пожал плечами Туво Авзоний.
— Не говорите ему, куда меня продали, — попросила Сеселла Гарденер полицейских.
— Меня это совсем не интересует, — отозвался Туво Авзоний.
Сеселлу Гарденер увели. Она упиралась, но удар плети заставил ее двигаться быстрее. Выходя из толпы, она почувствовала резкий шлепок пониже спины, и увидела, как мужчина притворно затряс рукой. Толпа хохотала.
Она еще раз оглянулась через плечо, но Туво Авзоний уже скрылся из виду. Выходя из толпы, он поинтересовался у соседа, где продают таких женщин. Ему охотно объяснили.
Глава 19
— Вы изволили звать меня, ваше величество? — учтиво спросил третейский судья Иаак.
Аталана, мать-императрица, подняла глаза от изящной чашечки с укрепляющим напитком — горячим кемаком. Двумя руками она осторожно поставила чашку на столик, возвышающийся над ее коленями.
Иаак быстро оглядел женщин, находящихся в комнате императрицы. Большинство их были молодыми, все без исключения — потомками знатных патрицианских родов. Иаак не был равнодушен к женским прелестям, но еще больше его манили прелести власти. Как правило, он всегда учитывал возможности женщин в политических делах, в которых их роль существенно отличалась от роли мужчин. Кроме того, женщины, и свободные, и рабыни, подобно богатству, являлись дополнительным преимуществом и вознаграждением обладателю власти.
— Вы обдумали дело, о котором мы недавно беседовали? — спросила императрица.
— Да, — осторожно произнес Иаак и беспокойно взглянул на находящихся в комнате женщин.
— Я говорю о подготовке ко дню рождения императора, — напомнила Аталана.
— О, конечно! — расплылся в любезной улыбке Иаак.
— Не будете ли вы так любезны задернуть штору, Елена, — обратилась императрица к одной из своих приближенных дам. — Свет в комнате слишком ярок.
— Да, ваше величество, — откликнулась хорошенькая молодая патрицианка с каштановыми волосами и серыми глазами. Двусмысленно улыбнувшись, она заспешила к окну.
В сумраке грубоватые черты бледного, вытянутого, морщинистого лица императрицы заметно смягчились.
— Вас что-нибудь удивляет, дорогая? — сухо поинтересовалась заметившая усмешку императрица.
— Нет, ваше величество, — торопливо ответила Елена.
— Свет вреден моим глазам, — продолжала императрица.
— Да, ваше величество.
Иаак внимательно следил за этим напряженным разговором.
Приближенные дамы обменялись встревоженными взглядами. Императрица снова взяла со столика чашку с кемаком, вдохнула аромат напитка и приложила чашку к губам.
— Может быть, подарить игрушечные доспехи с оружием, разумеется, затупленным? — предложил Иаак.
— Он мирный император, — возразила Аталана.
— Может быть, игру — шашки или шахматы?
— Его раздражают такие игры, — покачала головой Аталана.
— Пони? — предложил Иаак.
— Слишком опасно, — отказалась императрица.
Елена вновь улыбнулась. Она была слишком уверена в своем положении при дворце и в ценности своих услуг для императрицы.
Императрица взглянула на нее поверх чашки с кемаком.
Молодая женщина потупилась, продолжая улыбаться. Вместе с другими дамами она стояла сбоку от постели.
— Ему исполняется шестнадцать, — сказал Иаак.
— И что же? — спросила императрица.
— Да так, ничего, — задумчиво отозвался Иаак. Императрица допила кемак и поставила чашку на столик.
— Итак? — вопросительно произнесла она.
— Я только подумал… — заговорил Иаак.
Императрица подала знак, и одна из придворных дам унесла столик. Другая расправила покрывало, а Елена взбила подушки за спиной императрицы.
— Я думал, если ему будет уже шестнадцать, — произнес Иаак, — можно подарить рабыню.
Елена подавила смешок, и императрица резко повернулась к ней. Пряча глаза, Елена поспешно отодвинулась от постели. Придворные отшатнулись от нее, как от зачумленной. В одно мгновение Елена обнаружила себя в одиночестве в комнате, полной ее подруг.
— Вероятно, вы, Елена, — сухо произнесла императрица, — будете этой рабыней.
Придворные дамы затаили дыхание.
— Да, ваше величество, — в ужасе прошептала девушка.
Она умоляюще взглянула на Иаака, третейского судью, но тот раздраженно отвел глаза.
Елена знала, что такие женщины, как она, могли за одну ночь бесследно исчезнуть из дворца. Причины всегда было легко найти. Кто знает, бывали ли женщины проданы в рабство на отдаленные планеты или попросту убиты? С другой стороны, какими бы ни были последствия, они никого не заботили. В конце концов, женщина при этом становилась просто рабыней с клеймом на бедре.
— Оставьте нас, — приказала императрица. Придворные дамы с облегчением заспешили из комнаты, стараясь не приближаться к Елене.
— Ваша мысль очень интересна, — благосклонно заметила императрица.
— Просто случайная идея, — отозвался Иаак. — Я думаю, теперь она станет со всем усердием служить вам.
— А вы не хотели бы добавить ее к своим женщинам, Иаак? — поинтересовалась Аталана.
— На загородной вилле?
— Конечно, — улыбнулась она.
— Это стоит обдумать, — согласился Иаак. — Вы не станете возражать, если я не оставлю ее у себя, а просто подарю кому-нибудь в знак благодарности или отошлю на продажу?
— Конечно, не буду, — ответила Аталана. — Такие вопросы останутся полностью на ваше усмотрение.
— Так что о дне рождения императора? — напомнил Иаак.
— Он получит тысячи обычных подарков от разных планет, — ответила мать.
— Вместе с обычной данью и налогами.
— Конечно. Мы одни?
Иаак оглядел комнату и выглянул в дверь. Придворные дамы ждали в соседних покоях. Иаак заметил, что никто из них не подходил к Елене поболтать и не устраивался рядом с ней с шитьем или вышиванием.
— Да, ваше величество, — кивнул Иаак.
— Я не знаю, кому могу доверять, — жалобно произнесла императрица.
— У вас тысяча верных слуг, множество преданных народов, — возразил Иаак.
— На границах все спокойно?
— Разумеется.
— Боюсь я этого Аврелия, — призналась императрица.
— Амбиции рода Аврелиев широко известны, — заметил Иаак.
— Мне кажется, что он замышляет завладеть престолом, — сказала Аталана.
— Вполне возможно.
— Что это за его план создать передвижные войска из варваров? — спросила она.
— Думаю, будет несправедливо препятствовать ему, — заявил Иаак.
— Значит, вы позволите этому животному, варвару, получить имперский чин капитана и сформировать войско? — изумилась Аталана.
— Одно дело — одобрить присвоение чина, даровать его и так далее, — усмехнулся Иаак, — и совсем другое — окажется ли все это полезным.
— Не понимаю, — проговорила Аталана.
— Всякое случается, — хитро произнес Иаак, — например, чин может быть присвоен слишком поздно…
— У вас есть план? — оживилась Аталана.
— Да.
— А что будет с этим Аврелием?
— Он — главная фигура моего плана, а варвар — всего лишь второстепенная, — пояснил Иаак.
— Вы уже успели что-нибудь предпринять для успеха своего плана?
— Конечно, — ответил он.
— Вы можете поцеловать мне руку, — позволила императрица.
Иаак исполнил это с надлежащим почтением и вышел из императорской спальни, комнаты, где императрица до наступления дневной жары на досуге принимала неофициальных гостей и просителей.
Выходя, Иаак слышал, как она звонит в колокольчик, призывая к себе придворных дам.
В свиту императрицы не входили рабыни.
В коридоре, проходя мимо бесценных гобеленов и картин, кивая в ответ на приветствия стражников, Иаак размышлял, как бы Елена, молодая, красивая, и, несомненно, соблазнительная, выглядела в цепях в подвале его виллы. Он решил, что для девушки это будет отличным началом — она узнает, кто она такая, прежде, чем получит клеймо. А может, ее сначала следует заклеймить, чтобы дать понять с самого начала, кто она такая. Так и сделаем, решил он — это позволит сберечь много времени.
В своем предположении третейский судья оказался прав.
Глава 20
— Ты уже заждалась, Флора? — спросил Эмон.
— Нам ужасно жаль, — произнес Ригг, — но неожиданно нас вызвали.
Флора, сидящая в своей клетке обнаженной, прикованной за руки к кольцу в полу, не подняла головы.
— Мы принимали новенькую, — объяснил Эмон. — Пришлось заполнять бумаги, ставить печати, измерять ее и так далее.
— Она красива, — вспомнил Ригг, наклоняясь и открывая наручники, охватывающие тонкие запястья Флоры.
— Если бы она оказалась красивее тебя, ты бы удивилась этому? — поинтересовался Эмон.
— Нет, господин, — ответила Флора.
Флора слышала, как кричала женщина — несомненно, ее недавно заклеймили.
— Встань, — произнес Ригг, разгибаясь. Флора поднялась.
— Меня увозят? — спросила она.
— Да.
— Туда, куда мне сказали?
— Конечно, — кивнул Ригг. — Ты же знаешь адрес и название планеты.
— Но кто там живет? — всхлипнула она, когда Ригг взял ее за плечо, выводя из клетки.
— Ты будешь там, — успокоил он.
— И твой хозяин, — добавил Эмон, запирая дверцу клетки за ними.
— Мне можно говорить? — робко спросила она.
— Да, — подтвердил Ригг.
— Неужели меня продали новому хозяину? — умоляюще спросила она, пока они шли к залу.
— Возможно.
— Мы в самом деле не знаем, — дополнил Эмон.
— Но ты узнаешь довольно скоро, — заверил девушку Ригг.
Они остановились. Тяжелая дверь приемной открылась.
Здесь на стенах висели начищенные орудия для клеймения рядом с цепями и ошейниками. Жаровня все еще стояла на полу. В углу помещался стол, заваленный мешаниной бумаг, блокнотов, губок, измерительных лент и других вещей. Стол был достаточно большим и прочным, чтобы выдержать большой груз. Флора вспомнила прикосновение грубых досок этого стола к спине и животу.
В углу лежала куча разорванной одежды — по-видимому, роскошного лила. На полу возле жаровни, там, где женщин ставили на колени, валялись обрезанные волосы.
Ригг прикрыл дверь.
— Она и вправду была такой? — спросила Флора.
— Какой? — не понял Эмон.
— Красивее меня? — уточнила рабыня.
— Вы обе удивительно красивы, — улыбнулся Ригг, — только у вас разные типы внешности.
— Вероятно, когда-нибудь вы с ней встретитесь на торгах, — произнес Эмон.
— Но она красивее меня? — не отставала Флора.
— Нет, я так не думаю, — покачал головой Ригг.
— Нет, — решительно возразил Эмон.
— Каков ее хозяин? — поинтересовалась Флора.
— Радуйся, если ты не попадешь к такому человеку, — усмехнулся Ригг.
— В его руках ты бы почувствовала полной мерой, что значит рабство, — добавил Эмон.
— Мой хозяин, или бывший хозяин, был как раз таким, — произнесла рабыня.