– Да, этот вопрос решён. Пока расходы идут из личных средств Его императорского величества, и он твёрдо обещал свою помощь в дальнейшем.
Организация великосветского мероприятия дело непростое. Организация великосветского мероприятия, совмещённое с презентацией изобретения, дело ещё более непростое, затратное и в высшей степени ответственное.
Изобрести я решил две вещи: виндсерфер, то бишь, доску с парусом, и кайтсерфер, то есть ту же доску, но с тягой от воздушного змея. Решил я заимствовать и оригинальные названия: европейцы всё равно не примут русские имена, а самый широкий рынок продаж именно в Европе. Насколько я помню, а сам я никогда на таких досках не катался, лишь видел всё со стороны, доски для виндсерфинга и кайтсерфинга должны быть разными. Может быть. Но пусть это станет заботой будущих поколений. А моя задача – поразить великосветское быдло и малость срубить бабла. Очень уж много денег уходит на полезные проекты.
Осталось придумать костюмы для спортсменов-водников, и это оказалось совсем нетривиальной задачей. Суть в том, что купаться нынче принято в специальных купальных костюмах, каковые в наше время сошли бы за ужасно пуританский наряд. В то же самое время люди попроще купались голышом, не стесняясь никого. Противоречие, однако.
Голову я ломал долго, пока не вспомнил, как однажды, в середине двухтысячных, увидел в Репино небольшой самодеятельный карнавал любителей водных досок. Уж не знаю, как они там назывались правильно, но зрелище получилось великолепным: русалки, водяные, пираты и кто-то вроде осьминогов гоняли по мелким волнам, подгоняемые тёплым восточным ветром.
Почему бы и мне не сделать нечто похожее?
Доски получились тяжеловатые: всё-таки пенопласт пока не создали, а кора пробкового дуба значительно тяжелее его. Но вес досок получился вполне приемлемый, даже девушка могла нести их в одиночку.
В имеющейся при Николаевском дворце швейной мастерской, оказались весьма профессиональные портные, готовые выполнить заказ любой сложности, так что пошив мягкого змея для них оказался не слишком сложной задачей. Старый мастер, Евгений Иванович Козлов, даже дал несколько полезных советов, опираясь на опыт своего далёкого детства.
А вот испытывать получившиеся змеи пришлось, выходя на пароходике подальше в Финский залив. Зачем такие меры секретности? Да уж очень хотелось, чтобы сюрприз получился полноценным.
После третьих испытаний змея, признанных удовлетворительными, я дал команду сшить первых пятнадцать экземпляров. Пятнадцать экземпляров виндсерферов к тому времени тоже были изготовлены и дожидались своего часа.
Теперь встал вопрос, а кто, собственно, будет презентовать новые игрушки?
Недолго думая, я отправился в Морское училище, с твёрдым намерением поговорить с начальником.
Согласно правилам хорошего тона, я отправил Андрея к начальнику училища, адмиралу Епанчину, с письмом в котором более чем кратко изложил суть дела, и добавил просьбу принять меня в любое удобное ему время. Ответ получил немедленно, что, дескать, адмирал готов принять меня хоть сей же час. Не откладывая в долгий ящик, я велел закладывать выезд, да и двинулся на приём, благо, это рядом. У парадного входа меня принял адъютант адмирала, и проводил в кабинет начальника. Следом за мной Андрей и кучер несли завёрнутые в парусину доски.
– Признаться, Пётр Николаевич, я не вполне понял, в чём суть Вашей просьбы. – после взаимных приветствий сказал адмирал, усаживаясь за небольшой столик, на котором уже стояли чашки чая и сладости.
– Дело несложное, но весьма ответственное, Алексей Павлович. Мною изобретены новые средства передвижения по воде, и я бы желал представить их свету в высочайшем присутствии.
– Что за средства и какова будет моя роль в данном представлении?
– Читал я, что туземцы Гавайских островов ловко катаются на океанских волнах, стоя на специально сделанных досках.
– Это правда. – солидно подтвердил адмирал – Мой адъютант, старший лейтенант Протасов, лично наблюдал такую картину во время кругосветки. Ах, молодость! Он тогда был ещё мичманом, и даже сам прокатился.
– Удачно?
– Разумеется! Поначалу он, как рассказывает, несколько раз упал, не без того, но потом волну он оседлал. Да-с! – адмирал браво закрутил ус.
– В нашем море такие большие волны бывают только во время шторма, вот я и придумал поставить на доску парус, так что даже при слабом ветре можно будет всласть покататься возле пляжа.
– И как это будет выглядеть?
– Разрешите продемонстрировать?
– Прямо здесь?
– Отчего же нет? Потолок в Вашем кабинете высокий, вполне можно показать.
– Извольте, Пётр Николаевич.
Я позвал Андрея и кучера, и, развернув парусину, продемонстрировал доски.
– Обратите внимание, Алексей Павлович, вот сюда вставляется киль, но мы его сейчас устанавливать не будем, иначе на полу доски стоять не будут.
На доску установили мачту с парусом, и адмирал, встав на доску, взялся за поручень.
– О, а в парусе окно! Да, так будет удобно управлять. Великолепная придумка, замечательное обещает быть развлечение. Так в чём требуется моя помощь?
– Мне требуется сорок гардемаринов, чтобы они освоили эти доски, и продемонстрировали свои умения в высочайшем присутствии.
– И как, позвольте полюбопытствовать, вы желаете всё организовать?
– Если будет на то Ваше соизволение, то мы объявим, что требуются охотники для испытания новых игрушек.
– Насколько я знаю молодёжь, – улыбнулся адмирал – вызовутся все, а преподаватели и Ваш покорный слуга, будут желчно им завидовать, и сетовать на собственный возраст и излишне высокие чины.
– И правда. – огорчился я – Я уже зафрахтовал пароход, нашел место для тренировок в одном из заливов неподалёку от Выборга, оборудовал там лагерь. А что бы Вы предложили, Алексей Павлович?
– Стыдно признаться, Пётр Николаевич, но я и сам лично не отказался бы от такого развлечения, уж простите старика. Если бы я решал, то я бы разделил всех офицеров и гардемаринов, кто сейчас наличествует в Морском училище, а это сто пятнадцать человек, в совокупности, на три группы, и по очереди вывез бы в Ваш лагерь.
– Гениальное решение Алексей Павлович! А по результатам мы отберём тридцать-сорок лучших, и с ними проведём показ в высочайшем присутствии.
А спустя месяц в Петергофе я устроил грандиозное великосветское представление. Присутствовала царствующая семья, все великие князья, которые в данный момент находились в России, а не болтались по заграницам, человек сто из числа высшей аристократии, и, конечно же, представители иностранных дипломатических миссий, аккредитованных при дворе. Плюсуем к ним положенные по статусу свиты, и в итоге получилось больше семисот человек, но меньше тысячи. Точную цифру я у Власьева как-то забыл спросить, да и ни к чему это.
Петергоф сам по себе великолепен, а подготовленный к большому приёму – ослепителен. Играли три оркестра: один в Верхнем парке, второй не балюстраде у Большого фонтана, а третий в большом зале дворца. Кругом были развешаны гирлянды, стояли какие-то вазоны с чем-то… а с чем, я так и не понял, хотя Петя честно пытался мне растолковать. Для украшения Верхнего парка даже притащили два самолёта в качестве новейшего чуда техники. Желающие могли вплотную приблизиться к ним, а те, кому не слишком мешали наряды, даже посидеть внутри. Рядом с самолётами находились Власьев, Иванов, Степанов и десяток юнкеров Инженерного училища, дающих пояснения любопытствующим.
Приём шел по стандартному сценарию: сначала прибытие гостей, которых я встречал на площадке у Большого дворца. Затем гости перешли на площадку рядом с Большим фонтаном, где прозвучала небольшая, минут на пятнадцать, речь императора Александра II. В этой речи он отметил и мой юный возраст, и мои заслуги перед Отечеством, выразившиеся в спасении его персоны от рук террористов, а также неустанные мои труды на ниве изобретательства и развития промышленности. Надо сказать, речь императора была нескучной, весьма душевной, настолько, что даже я, старый зануда и циник, слегка растрогался.
В ответной речи я отметил, что счастлив, жить и работать на благо великой России под отеческим руководством императора Александра, что изобретательство приносит мне массу удовольствия, и я надеюсь, что плодами изобретательства воспользуются и все присутствующие. И пригласил всех пройти на берег залива, где юные моряки покажут невиданные доселе аттракционы.
На берегу уже стояла шеренга гардемаринов Морского училища, наряженных в карнавальные купальные костюмы, держащие наготове свои виндсерферы и кайтсерферы. Руководил ими один из офицеров Морского училища, лейтенант Смирнов Павел Николаевич.
Для зрителей были устроены трибуны, расставлены плетёные кресла, стояли столы с угощениями.
По команде лейтенанта гардемарины опустили свои доски на воду, и виндсерферы подняли свои паруса, а в стороне от них, рассыпавшиеся по берегу кайтсерферы начали запускать свои яркие, разноцветные змеи. Спустя некоторое время всё ближнее пространство перед пляжем было усеяно серферами, маневрирующими в различных направлениях. Поразительно, но гардемарины даже после столь непродолжительной подготовки, не допустили ни одного столкновения между собой. Профессионалы растут!
Зрители были очарованы.
– Петя! – послышался голос сзади. Я обернулся и увидел подходящего ко мне брата в сопровождении уже знакомых офицеров – Это и есть то развлечение, которое ты мне грозился показать не столь давно?
– Да, Николай, и если ты и твои спутники желают, то вы тоже можете испытать их. Если есть желание, то сейчас, а нет, так попозже. Должен предупредить, что они хотя и просты, но требуют в обращении некоторой сноровки.
– Как ты назвал эти лодочки, я не расслушал?
– С парусом виндсерферы, а со змеем – кайтсерферы.
– Надо полагать, ты подготовил и костюмы для нас?
– Разумеется, брат! Пойдем, я провожу тебя в помещение для переодевания.
Мы прошли к кабинкам, расставленные в рядок на пляже, позади зрительской трибуны, и я указал Николаю на костюмы, развешанные на вешалках:
– Выбирай!
Себе я выбрал костюм Синдбада-Морехода, а Николай облачился пиратом. На берегу я начал объяснять Николаю и его офицерам, тоже переодевшимся в купальные костюмы, устройство виндсерфера и основные принципы управления им. Спустя короткое время мы уже скользили по водной глади залива, а тёплый южный ветер наполнял наши паруса. Понемножку Николай научился маневрировать, а затем и регулировать скорость. Рекомендации он выслушивал внимательно и выполнял со старанием, что благоприятно сказалось на его успехах. А вот двое господ из его команды, пренебрегшие моими советами, шлёпнулись в воду. Глубина залива в этом месте едва превышает метр, поэтому они просто побрели на берег переодеваться, а их места на сёрфах тут же заняли другие молодые люди.
Оставив Николая маневрировать в приятной компании, я вернулся на берег, переоделся, и у кабинки меня отловил гвардейский офицер:
– Пётр Николаевич, Его императорское величество приглашает Вас для беседы.
Царь оказался в обществе адмирала Епанчина и нескольких незнакомых мне морских офицеров.
– Превосходный приём, Пётр Николаевич – заявил он сходу – я весьма доволен. Ваши сёрфы оказались прелюбопытными забавами, на досуге, без посторонних глаз, я и сам попробую ими управлять. Особенно мне понравились кейтсёрфы. Гардемарины на них катаются весьма лихо, а под силу ли они мужчине моего возраста?
– Мужчине Вашего возраста доступно гораздо больше, чем юноше. – дипломатично заявил я – Разве что в казаки-разбойники Вам играть не к лицу. Что до сёрфов, то адмирал Епанчин лично управлял и виндсёрфом, и кейтсёрфом.
– Ну и каково Ваше мнение, Алексей Павлович? – повернулся царь к адмиралу.
– Я в восторге, Ваше величество! Не думаю, что сии доски могут быть применимы в военном деле, но в деле обучения юношей азам парусной науки они весьма применимы. Весьма!
– Где-то я слышал: обучай развлекая.
– Совершенно верно, Ваше величество. Пётр Николаевич подарил Морскому училищу тридцать сёрфов с полным снаряжением. Кроме того, Его высочество передал нам полный комплект чертежей, который позволит нам строить сёрфы по мере необходимости, собственными силами, в шлюпочной мастерской.
– Превосходно. – повторил император – Мне доложили, что Вы собираетесь продавать парусные доски?
– Совершенно верно, Ваше величество. Разве что завод формально принадлежит другому лицу, поскольку сам торговлей не собираюсь заниматься.
– Разумно. Весьма разумно. А теперь, Пётр Николаевич, скажи мне, как ты собираешься совершить вояж по Европе.
Я давно ожидал этого разговора, поэтому взял из поданного Андреем портфеля папку, раскрыл её и начал доклад, подтверждая свои слова документами, схемами и планами.
***
Рекламный вояж мы озаглавили «Русские крылья в европейских столицах», и пока строились остальные четыре самолёта, прошла подготовка по дипломатическим и техническим каналам. Маршрут был назначен такой: Санкт-Петербург – Берлин – Вена – Париж – Лондон – Санкт-Петербург. Сформировали поезд: салон-вагон для меня, вагон первого класса для Можайского, Степанова, Иванова, офицеров конвоя и двоих химиков, взятых со шпионскими целями, вагон второго класса для механиков, вагон третьего класса для конвоя, два грузовых вагона для запчастей и прочих материалов, и пять удлиненных платформ для самолётов с отстыковаными крыльями. Над платформами построили легко демонтируемые навесы, чтобы самолёты можно было легко сгружать, а сами они не страдали от дождя. Я страшно волновался, что нет достойного нитролака для покраски самолётов, но оказалось, что зря. Как выяснилось, эмалит здесь уже производят, жаль только, что под десятком различных названий, и если бы я не стал дотошно проверять содержимое банок с красками и лаками, ни за что бы не узнал, что он есть.
И вообще, я понял, что хреново быть попаданцем из сельской местности. Эвона, читаешь о других, и сердце радуется: они и крутые спецназеры, и, при этом имеют по четыре высших гуманитарных образования. Они и безумной дотошности историки, и знатоки оружия, и сами красавцы-соблазнители… Хотя, на последнее мне жаловаться грех. Это там, в своём селе я был неприметным мужичком, а тут ух какой видный мужчина не совсем совершеннолетнего возраста. Впрочем, это мне мало помогает: великосветские дамы смотрят на меня только как на выгодную партию. Те, что достаточно родовиты и богаты, присматривают в качестве мужа, а те, что поплоше – в качестве любовника и содержателя. Тфу! Я настолько старый, что помню ещё времена в Советском Союзе, когда женщины ещё смотрели на мужей как на личность, но потом пришли гнусные демократические времена, и брак стал совершенно соответствовать ехидному замечанию то ли Бальзака, то ли Моруа: «Брак – это узаконенная проституция». Справедливости ради замечу, что и достойных мужиков осталось совсем немного. Но это в моём мире. А тут как-то не попадались мне высокодуховные «тургеневские барышни», всё больше вьются вокруг меня шалавы разной степени распущенности. Не везёт, должно быть. А, скорее всего, пробивные и наглые фемины оттесняют достойных девушек в задние ряды, вот мы и не пересекаемся. Пока же, я пользуюсь услугами одной из женщин, уж не знаю, в какой должности она числится во дворце, это неинтересно. Дамочка является, буквально по свистку, темпераментно отрабатывает номер, получает деньги и уходит.
Впрочем, я отвлёкся. Я нетипичный попаданец. О дате покушения на Александра II помню случайно, и только потому, что этот вопрос мне попался на уроке, а я ухитрился подсмотреть ответ в открытой методичке, что лежала на столе учителя. Событие это настолько эмоционально ярко окрасилось, что запомнилось на всю жизнь, вместе с датой, естественно. Конструкцию мотоцикла я знаю досконально, поскольку все мальчишеские годы возился с ним. Кое-что помню о конструкции грузовика ГАЗ-51, колёсного и гусеничного тракторов, зерноуборочного комбайна – доводилось работать на них в уборочную. Знания плохо совместимые с музыкой? Совершенно верно, плохо совместимы. Руки мои из-за тяжелой работы огрубели, и музыканта из меня не получилось, хотя для сельской местности сошло. В общем, я знаю то, с чем непосредственно работал, прекрасно понимаю, как выращивают хлеб, и почему единоличник ни за что не сумеет прокормить не то что страну, но и себя со своей семьёй. Я знаю о том, что капитализм – тупиковая ветвь развития человечества, ведущая к деградации и гибели. На мой взгляд, феодализм и то более гуманен, но он, к сожалению, совершенно изжил себя. Ещё я занимался авиамоделированием, и полученные в кружке знания весьма ценны в эту эпоху. Но главное, что я принёс из будущего – это системный подход. Понимание, что тот же самолёт, это не только фюзеляж, крылья и винт. Гораздо важнее для самолёта двигатель. С хорошими крыльями полетит даже кресло-качалка, а если присобачить к ним хороший мотор – будет вообще сказка. Но не забываем, что на самолёте имеется довольно много приборов, конструкции которых я не знаю. К примеру, в детстве я не догадался спросить, а потому мне и неизвестно: как на самолёте измеряют скорость? Да и в мотоциклетном спидометре я не ковырялся, следовательно, не знаю его устройства. Зато я знаю много вещей, которые будут изобретены в будущем, но могут быть полезны и сейчас. Я не знаю конструкции многих вещей, но это неважно: когда возникает потребность в чём-то, находим специалиста и ставим ему хорошо оплаченную задачу и через какое-то время получаем результат. Особенность человеческого мышления заключается в том, что оно сразу и чётко определяет: решаемая стоит перед ним задача, или нет. Если человек твёрдо знает, что задача решаемая, то она будет решена. Это немногие гении способны разглядеть решение нерешаемой до сей поры задачи. Другой вопрос, что задачи нужно подбирать решаемые на данном уровне развития технологий, а это очень сложное искусство. Ну и не забудем об ускользающей из поля зрения большинства неспециалистов темы важности производства средств производства. Если проще: станкостроение должно быть самым приоритетным направлением для руководителя. Авиазаводы не нужны без моторных и приборостроительных заводов, а они, в свою очередь, не нужны без станкостроения. Сложно? Не без того.