– А пойдем-ка, Аркаша, сразу в лабораторию! Там я тебе обо всем и расскажу!
Они поднялись на второй этаж, весь занимаемый лабораторией профессора. У входа Аркадий замешкался, не зная даже, как спросить о необычном явлении, представшем его взору.
– Я многое могу понять, Иван Никифорович, хотя большее, наверно, не могу… но все же, объясните мне, дураку, зачем вы притащили в лабораторию рояль?
– А вот это – и есть интересная гипотеза, которую нам с тобой предстоит сегодня проверить… – профессор подошел к роялю, открыл крышку и сделал широкий жест. – Прошу!
– Вы хотите, чтоб я что-то сыграл?.. А как же гипотеза?..
– Вот сейчас мы ее и проверим. Но играть надо вдохновенно. От души. Суть моей гипотезы в том, что гармонично упорядочить хитросплетения электромагнитных и еще некоторых, доселе не изученных волн, что мы с тобой обнаружили в прошлом месяце, можно силой мысли. Но для этого желательно пребывать в необыкновенном душевном состоянии. Так что, я думаю, нам подойдет Вагнер. Что-нибудь яркое, скажем, из "Валькирии".
Аркадий стоял, вытаращив глаза. То, что говорил Иван Никифорович, представлялось ему полнейшим бредом. Даже будучи в некотором подпитии, профессор всегда сохранял здравый рассудок, а тут… Он недоверчиво покосился на старшего товарища:
– Сдается мне, вы решили меня разыграть.
Иван Никифорович сник и, казалось, разом пал духом.
– Я прекрасно понимаю, как абсурдно звучит это предположение. Но подумайте, Аркадий, наука всегда начинается с абсурдных предположений. Уже ли вам жалко исполнить для меня что-нибудь из Вагнера?
– Ну что вы, Иван Никифорович! Как вы могли такое подумать!? Мне для вас ничегошеньки не жалко. Просто ваша гипотеза показалась мне слегка… странной.
– Да и бог с ней! Просто давайте считать, что сегодня, ища прозрения в волновой физике, я проведу еще один небольшой эксперимент под музыку Вагнера. Только помните, Аркаша, играть нужно вдохновенно! Так, как вы не играли еще ни разу в жизни. Попробуйте всю душу вложить в эту музыку!
– Ну, вдохновенно – так вдохновенно. Это завсегда – пожалуйста! Только будьте тогда так любезны, налейте мне еще стопочку коньяка!..
3. Хааш. Голубое прозрение.
Нэйб. Его Божественное Прозрение, Владыка Нэйб! Надо лишь вновь достичь этого, ухватиться, оседлать, как румиланского конеящера, и больше не выпускать. Это может не каждый, но Нэйб верил в себя. Да и какой у него теперь выбор? Или покорить Вселенную, или сдохнуть здесь, в никому неизвестной пустоте, с незнакомым рисунком звезд.
Прозрение дано лишь избранным. Таким, например, как виллирианский император Латаб… Но Нэйб верил в свою избранность. Однажды к нему приходило прозрение. Но, по молодости и неопытности, он не смог его удержать.
Хааш, голубой, слегка светящийся порошок, приносил прозрение. Но не всегда и не всем. Вдыхая его, можно было постичь все или растерять остатки того жалкого, что знаешь. Последнее, безусловно, случалось чаще. А можно было и заново родиться, начать все с чистого листа, прозреть Вселенную. Не только эту маленькую галактику, но и Вселенную!
Нэйб подцепил кончиком ножа щепотку "голубого прозрения" и вдохнул его. Прозрение сейчас было необходимо. Он, похоже, застрял в каком-то неисследованном секторе, а навигация отказала. В такой ситуации, только "прозрев" можно было вывести корабль на прежний курс. Силой мысли постичь расположение звезд. Доселе, только императору Латабу и нескольким его приближенным удавалось такое. Но Нэйб верил в себя.
Впервые он испытал прозрение в юности, когда обучался пилотированию в императорской гвардии.
Нэйб затянул в ноздрю очередную порцию голубого порошка и попытался поймать волну воспоминаний, в надежде, что она вынесет его к прозрению.
Помнится, Ульзок… да, именно так его звали, забавный такой коротышка был… Ульзок раздобыл где-то хааш и поделился с друзьями. Когда об этом узнал командир, Ульзока живьём запихнули в плазменный реактор. Да, забавный был коротышка. Даже пепла не осталось…
Нэйб тряхнул головой, пытаясь отогнать ненужные воспоминания. Волна памяти унесла его куда-то не туда. Он вновь открыл контейнер и достал еще немного хааша.
– Прозрение… прозрение… прозрение… – бормотал Нэйб, развалившись в кресле пилота, одной рукой обнимая небольшой контейнер с хаашем.
Белки его глаз приобрели голубой оттенок, зрачки выцвели, под глазами залегли темные круги. Он устал. Хааш вымотал его, высосал почти целиком. Но останавливаться нельзя. Или сейчас, или никогда. Спасение только в прозрении.
– Прозрение… проз… п…
Усилием воли Нэйб приподнялся и зачерпнул еще порошка. Прямо пальцами, нож он уронил на пол.
Когда оно пришло, космос перестал быть просто черной пустотой с крошечными точками звезд. Он ожил. Он переливался всевозможными оттенками цвета… звука… настроения… Космос жил, играл, пульсировал в такт биения сердца. Галактика разворачивала свои рукава навстречу ему, Нэйбу, но при этом именно он был ее центром. Биение его сердца стало теперь ее ритмом. Его мысли могли повернуть галактическую спираль в любом направлении. Он чувствовал не себя в галактике, а галактику в себе. Это был его космос. Космос Нэйба, простого пилота третьего класса, которым он тогда только собирался стать.
– Ну что, к тебе пришло? – кто-то дернул Нэйба за рукав.
– Ульзок! Чертов ублюдок! Чтоб тебе гореть…
Нэйб подскочил в кресле. Никакого Ульзока, естественно, не было. Он так и не понял, что это было: прозрение, галлюцинация или яркое воспоминание.
– Чуть-чуть… еще чуть-чуть…
Он потянулся к контейнеру, который уже лежал на полу, не удержался и вывалился из кресла, угодив лицом прямо в рассыпанный хааш.
"Нет, этого недостаточно! Недостаточно! – Нэйб жадно вдыхал хааш, истерически оттирая его с лица. – Недостаточно… Вагнер! Точно! Сейчас нужен Вагнер!"
Цепляясь за панель управления, он с трудом поднялся. Ноги отказывали, он не стоял, а парил над приборами, но положение казалось нестабильным. Приходилось держаться за панель обеими руками. Наконец, изловчившись, он нажал нужную кнопку и соскользнул вниз.
Маленькая голубая планета. Она похожа на шарик, если скатать его из хааша. Совершенно бесполезная, не имеющая ни ресурсов, ни технологий. Империя открыла ее совсем недавно. Таких планет – тысячи, но имя "Земля" теперь знает вся Вселенная.
Рихард Вагнер, вернее, его произведения – это единственное, что могла дать Земля империи. Отдала совершенно бескорыстно, даже не представляя, чем делится. Вагнер и хааш – вот компоненты прозрения. Император Виллириана приказал и близко не подходить к этой Земле. Даже сектор галактики, в котором она расположена, закрыли. Ждут, вдруг там родится еще один Вагнер.
– Черт, как я раньше-то не вспомнил?.. – изо всех сил преодолевая палубную гравитацию, Нэйб подкатился к контейнеру с хаашем и сделал глубокий вдох.
С первыми аккордами он почувствовал, как неимоверная сила вливается в него, наполняя каждую клетку, каждую молекулу тела. Ощущений прекраснее у него не случалось никогда в жизни. Он чувствовал эти молекулы, все, до единой. Это удивляло и вдохновляло, казалось чудом, внезапно возникшим в молчаливой черноте космоса. Затем пришло осознание того, что это не молекулы его тела, а звездные системы. Ядро каждой молекулы – это "Солнце", а электроны, вращающиеся по разным орбитам – планеты и спутники. Это целая Вселенная! Он, Нэйб, и есть Вселенная. Вселенная, наполненная жизнью и светом, гармонией и силой. И Нэйб является одновременно и Создателем Вселенной и всем сущим в ней.
Он ликовал. Он радостно разбрасывал в пространстве призрачные галактики и яркие квазары. Больше не существовало для него ничего невозможного или непостижимого.
Где-то на задворках сознания, едва заметно и быстро, как микроскопический метеорит, сгоревший в ночном небе, мелькнула мысль: "Вот оно, прозрение! Надо срочно искать координаты… авария… неработающая навигация…" Мелькнула и погасла.
К чему теперь все это? Какая авария? Какие координаты? Какая, к чертовой матери, навигация? Да сам император Виллириана сейчас – не более чем пылинка, затерянная где-то в космосе. Он, Нэйб, теперь управляет всем, да он и есть, по-сути, все…
Нэйб очнулся от резкой боли в левом боку. Он лежал на полу в своей рубке. Доктор Кха Грат нависал над ним всей своей мерзкой жирной сонтарианской тушей и цинично попинывал.
– Очнулся, мразь?!
– Док… тор К… КхаГ… как вы тут оказались? – простонал Нэйб. – Произошла авария, навигация не работает, я потерял координаты путевых точек… Доктор, что случилось?
От ярости, рожа Кха Грата побагровела, а густые брови стали топорщиться:
– Ты про что это? Какая авария? Какие координаты? Какая, к чертовой матери, навигация?!
– Что?.. Что вы имеете в виду?
Доктор присел на корточки рядом с Нэйбом.
– А знаешь, Нэйб, я тебе скажу, что я имею в виду. Но скажу в последний раз. Мне это все ужасно надоело. Усек?
Нэйб неопределенно мотнул головой.
– Ну так слушай, – доктор поерзал, устраиваясь поудобнее. – Ты сейчас находишься в моем ангаре. Ты не покидал его. Здесь, друг мой, секретная лаборатория, девятый уровень защиты, поэтому вполне естественно, что твоя навигация не работает.
Кха Грат потихоньку приходил в себя. Он поднялся с пола и уселся в кресло пилота. Нэйб попытался встать, но доктор жестом дал ему понять, что не стоит, так как разговор не окончен.
– Я говорил тебе, Нэйб, – продолжил доктор, – всегда говорил: возьми себя в руки. Покинь ангар, покинь орбиту, включи автопилот, а дальше – хоть обнюхайся хаашем, главное – что господин Карзог получит свой товар. Так? Так! Но нет же, тебе невтерпеж. Ты по несколько суток возишься у меня в ангаре! Ладно. Я и на это готов был закрыть глаза, лишь бы господин Карзог был доволен. Но сегодняшняя выходка – это уже ни в какие ворота не лезет! Скажи мне, пожалуйста, зачем?.. Зачем ты включил по внешней трансляции эту адскую музыку? Ведь мало того, что мы тут чуть не оглохли, так еще и вся полиция округа заявилась сюда, а это, поверь мне, ой, как некстати!
– Но… я…
– Подожди, не перебивай меня! – вспомнив полицию, Кха Грат вновь рассвирепел, подскочил из кресла и опять уселся на корточки рядом с Нэйбом. – Знаешь, я бы понял, если бы это была щепотка, ну – две… но ты же высыпал хааш на пол и хрюкал в нем своим поганым рылом! Знаешь, Нэйб, я никогда еще не встречал таких ублюдков, как ты! И вот что я скажу тебе, Нэйб… когда твоя крыша съедет окончательно, и, как пилот, ты уже не будешь нужен господину Карзогу, он отдаст тебя мне. А я… – доктор в задумчивости уставился в потолок, -… я скормлю тебя своим лабораторным крысам. Медленно, они будут отгрызать от тебя по маленькому, вот такому, кусочку, – Кха Грат сосредоточенно сложил пухлые пальчики, обозначив приблизительный размер "кусочка". – И может тогда у тебя наступит, наконец, прозрение, что пора уже завязывать с хаашем. Но будет поздно, Нэйб, слишком поздно.
Доктор махнул рукой, поднялся, отряхнул халат и ушел.
Нэйб еще долго лежал на полу, рядом с контейнером и кучкой хааша. "Наверно, Кха Грат прав. Это и есть прозрение. С хаашем пора завязывать!" – он кое-как поднялся на четвереньки:
– Еще щепотку – и все!
4. Доктор Кха Грат.
– Вот скажите мне, доктор, что творится с людьми? – прямо с порога принялся сокрушаться распорядитель Пракс.
– А… это ты, – доктор Кха Грат впился острыми зубами в сочный кусок мяса. По его подбородку потек жир, хоть лицо доктора и без этого лоснилось от выступившего на жаре пота.
– Вот помните, помните, как было раньше. Свирепость. Страсть. Бой шел до самой смерти, а порой и после нее. А теперь? Что это теперь? Цирк уродцев.
– А ты их клоунами обряди, – доктор продолжал смачно жевать. – Глядишь, публика оживится.
– Вот и вы надо мной смеетесь. А что я могу поделать? Конъектура… вкусы меняются… чтоб их всех!
– Главное, чтоб господин Карзог доволен был.
– Да, господин Карзог… – Пракс замолчал, уставившись в пол печальными глазами.
– Так зачем ты пришел? – доктор сыто рыгнул.
Пракс неуверенно, бочком присел на стул рядом с Кха Гратом.
– Да я собственно… – он нервно заерзал.
– Или говори, или выметайся, у меня еще дел полно.
– Да, да, конечно…
– Да не мямли ты. Опять задница замучила?
– Вообще-то, я пришел по другому поводу… ну раз уж вы сами об этом заговорили… может, глянете, а?
– Да как будто я твою задницу никогда не выдел, – доктор вытер сальные пальцы. – И чего ты так мнешься каждый раз? Геморрой – это звучит гордо! – он рассмеялся, с удовольствием наблюдая, как Пракс наливается краской.
Кха Грат отвернулся, вытаскивая необходимые инструменты. Пракс, не глядя на него, вскочил со стула. Стыдливо оглядываясь, он стянул штаны и юркнул в операционное поле.
– Ну-с, приступим.
– Ай!
– Ой, прости, – усмехнулся доктор. – Генератор поля немного барахлит. Обезболивания не будет.
– Ой!.. У-у-у…
– Да расслабься ты. Как новенький встанешь.
– А-а-а!
– Ну, вот и все.
– Доктор… доктор, – со стоном Пракс выползал из поля, – неужели некому починить поле.
– Чинить… не чинить… Да так просто работать интереснее. Пирожок будешь?
Пракса немного подташнивало. Он помотал головой и натянул штаны.
– Так зачем ты приходил? – доктор засунул в рот сразу весь пирожок.
– Э… а… вот! Вспомнил! Вчера доставили новеньких, вы бы их глянули. Что можно сделать? А то… ни зубов, ни когтей.
– Жато экжотика.
– Что, простите?
– Экзотика, говорю, – доктор дожевал пирожок. – Смотрел я уже на них. Говно. Толку с них никакого.
– Да… но пока ничего лучше раздобыть не удалось. А вы ведь знаете, как важна необычность бойцов.
– Необычность – идиотичность. Ладно, я уже кое-что придумал. Тащите их сюда. Повеселимся.
– А как же обезболивание? Поле-то не работает, – распорядитель потер свой зад – боль еще до конца не унялась
– Тебя это волнует? Ничо с ними не сделается. Пусть привыкают. Господин Карзог не должен ждать и терпеть убытки.
– Да, да, конечно…
– А что это за уроды? Где вы откопали-то таких красавцев?
– Я не очень в курсе… в сопроводительном значатся как талрак и ронг. Кстати, вы не знаете, кто из них кто?
– Да мне это пофигу.
Пракс, задумавшись и чуть прихрамывая, направился к выходу.
– Ой, чуть не забыл, – обернулся он, – синхронизирующие нейроошейники. Не хотелось бы, чтобы они покалечили друг друга раньше времени, они, говорят, воюют…
– Ага, наверно выясняют, кто из них уродливее, – доктор засунул в рот очередной пирожок. – Жря откажыважся, хорошие пирожки!
Люм очнулся. Обычно он посыпался медленно, с наслаждением разгибая конечности и поочередно открывая глаза, прислушиваясь к окружающим звукам, чтобы, еще не видя, угадать, что происходит рядом. Люму никогда не надоедало наслаждаться этой своеобразной игрой.
Сейчас словно кто-то резко включил его. Вокруг тишина. В полумраке угадывались прутья решетки. И больше он не видел ничего. Он вообще странно видел. Наверное, все дело в темноте. Ронги не очень хорошо видят в полумраке. К тому же, у него ужасно ломило и жгло все тело, и никак не получалось сосредоточиться.
– Лучше бы меня сожрало ваше гнилое болото, чем видеть все это, – раздался чей-то голос.
Смысл этих слов плохо дошел до Люма, но вот звуки знакомого голоса заставили его затрепетать. Это был голос ронга. Правда, слова он произносил как-то необычно, но главное – рядом был ронг!
Люм попробовал развернуться в ту сторону целиком, но тело едва слушалось, да и болью словно разрывало на мелкие кусочки. Люм собрался и повернул только руку, но почему-то ничего не увидел. Это удивило и немного испугало его. Неужели он получил ранение и потерял глаза на конечностях?!
Страшась того, что сейчас может увидеть, Люм поднес руку к телу. И тут случилось необъяснимое. Рука была там, где всегда находили его глаза – посередине туловища, он чувствовал это. Но Люм смотрел на нее сверху! Рука была высохшей, покрытой глубокими трещинами-шрамами и вместо пяти имело всего три пальца.