Она замолкает и внимательно смотрит на меня.
– Ты перенесла большую утрату, но жизнь продолжается. И ты научишься жить дальше.
Она отводит взгляд, фокусируясь на бумагах, которые лежат у нее на столе.
– Сабина, – зовет она, не поднимая глаз.
Очевидно, на этом наш разговор завершен.
Сабина возвращается, и мы с Дэром поспешно следуем за ней, радуясь возможности уйти от этой неприятной женщины.
– Ну она милая, – бормочу я.
Губы Дэра слегка искривляются.
– Не могу с тобой согласиться.
Явное преуменьшение.
Между нами пробегает искра, но я быстро отбрасываю эти мысли прочь.
Я не могу.
Я не могу.
Сабина останавливается перед двухстворчатой дубовой дверью.
– Раньше это были покои вашей матери, – сообщает она, – а теперь они в вашем распоряжении. Комната Дэра в другой части дома. – После этих слов она на минуту замолкает, видимо, ожидая какого-то эффекта, который произведет на меня эта информация, но, не дождавшись от меня должной реакции, продолжает: – Ужин состоится в столовой в семь. Рекомендую не опаздывать. А сейчас вам следует отдохнуть.
Она разворачивается и уходит, семеня по коридору своими маленькими ножками.
Дэр внимательно смотрит на меня:
– Хочешь, чтобы я побыл с тобой?
– Нет. – Мой ответ следует незамедлительно и звучит довольно жестко.
Он приходит в замешательство, немного отстраняясь от меня и глядя сверху вниз.
– Просто… мне нужно побыть одной, – добавляю я.
Просто я все еще недостаточно сильна, чтобы сопротивляться твоим чарам.
В его глазах мелькает искра разочарования, но, к счастью, он не давит на меня. Он лишь сглатывает свою обиду и кивает:
– Хорошо. Сейчас я чувствую себя как выжатый лимон, поэтому я хочу немного вздремнуть перед ужином. Советую тебе сделать то же самое. Ты, наверное, устала.
Киваю в ответ, потому что он прав, я полностью истощена. Он уходит, и я остаюсь совсем одна в длинном безмолвном коридоре.
Делаю шаг по направлению к своей комнате, затем второй, но готова поклясться своей жизнью, я не могу повернуть дверную ручку даже на миллиметр. Вокруг меня сгущается нечто, должно быть, мой собственный ужас, который не позволяет мне сделать это.
В моей голове всплывает взгляд Элеаноры, то, как она смерила меня при встрече недобрым взглядом, и мне становится тяжело дышать. Что-то обрушивается на меня сверху, что-то темное, похожее на то, что я почувствовала тогда на трассе. Я кожей ощущаю его присутствие, это нечто наваливается на меня, впивается в мою кожу острыми когтями.
Я понимаю, это все абсолютно бессмысленно.
Что-то притягивает меня.
Меня тянет в старые покои моей матери.
И там я усаживаюсь в окружении всего, что составляет память о ней.
Глава 4
Комнаты моей матери выглядят так же жутко, как и остальная часть дома. На стенах нет никаких постеров, которые рассказывали бы о ее подростковом возрасте, ничего, что говорило бы о ее увлечениях, здесь нет даже розовых телефонов и плюшевых подушечек.
Апартаменты изысканно украшены, вокруг стоит тяжеловесная мебель в светлых тонах, а стены выкрашены в глубокий зеленый цвет. Массивная кровать накрыта несколькими слоями толстых одеял, таких же успокаивающе-зеленых.
Но это совсем не похоже на детскую, или на комнату подростка, или даже на комнату молодой женщины.
Здесь не чувствуется никакого духа молодости.
Но, несмотря на это, я чувствую во всем этом ее дух.
Не знаю почему.
Падая на кровать, я обнаруживаю себя окруженной окнами.
Они тянутся вдоль одной из стен, возвышаясь от пола до потолка. Сквозь них в комнату заливается свет уходящего дня, и я чувствую, будто меня выставили на всеобщее обозрение. Поднимаясь на ноги, я задвигаю шторы.
Теперь я чувствую себя в большей безопасности, но все-таки не совсем.
Мой багаж оставили около двери, поэтому я решаю им заняться. Я достаю оттуда кофты, расставляю свои туалетные принадлежности в шикарной ванной комнате, и, стоя здесь, на мраморной плитке, я могу детально восстановить в памяти образ мамы.
Она любила принимать ванну, а ванна здесь достойна королевы.
Я представляю, как она могла лежать здесь часами, сидя в воде и читая хорошую книгу, и от этого мои глаза наполняются слезами.
Ее больше нет.
И мне это хорошо известно.
Я распахиваю дверь в уборную, и на секунду, всего лишь на один короткий миг, мне кажется, что я улавливаю запах ее духов.
Она пользовалась одним и тем же парфюмом, кажется, все время, что я знала ее.
Здесь над туалетным столиком есть полочки, и на одной из них я вижу флакончик духов «Шанель».
Ее аромат.
Я прижимаю его к себе и вдыхаю, от чего мою голову заполняет огненный вихрь воспоминаний. Мамин смех, она печет печенье на кухне, ее улыбка, виднеющаяся из-за края книги, которую она читает.
С горящими глазами я ставлю флакон обратно на полку.
Это все равно не поможет.
Я развешиваю свои футболки, рубашки, кофты.
Раздается стук в дверь, и в помещение входит Сабина с чайником и чашкой на подносе.
– Я принесла вам немного чаю, – говорит она мне тихо, расставляя все на столе, – он вас взбодрит. Людям тяжело путешествовать.
Терять свою прежнюю жизнь – вот что по-настоящему тяжело для людей.
Но конечно же, я предпочитаю помолчать об этом.
Я только улыбаюсь и благодарю ее.
Она наливает немного чаю и протягивает мне.
– Это поможет вам расслабиться. Он очень успокаивающий.
Я делаю глоток, а Сабина тем временем обнаруживает мои пустые чемоданы.
– Я вижу, вы уже обосновались здесь. Эта комната совсем не изменилась с тех пор, как ваша мама покинула ее.
Я обхватываю чашку обеими ладонями, пытаясь согреть свои пальцы, в которых не осталось ни капли тепла из-за промозглости английского вечера.
– Почему мама уехала отсюда? – спрашиваю я, потому что она сама никогда мне об этом не рассказывала; она не говорила ровным счетом ничего о доме, в котором выросла.
Сабина замолкает, и когда я ловлю на себе ее взгляд, то понимаю, что она снова смотрит мне в душу, выскребая из нее все своими морщинистыми пальцами.
– Она уехала, потому что ей пришлось это сделать, – просто отвечает Сабина, – в Уитли ей было слишком тесно.
Этот ответ ни о чем мне не говорит.
Глупо было ожидать чего-то другого.
Сабина садится рядом со мной, поглаживая меня по колену.
– Здесь я тебя немного откормлю, – говорит она мне, – а то ты слишком худенькая, как и твоя мама. Ты отдохнешь и тогда сможешь… увидеть вещи такими, какие они есть.
– И как же это должно произойти? – устало спрашиваю я, внезапно чувствуя, как же сильно я на самом деле измождена.
Сабина смотрит мне прямо в лицо и коротко хохочет.
– Дитя, тебе нужно отдохнуть. Ты рассыпаешься на глазах. Пойдем. Приляг, поспи.
Она укладывает меня на кровать, укутывая одеялом до самого подбородка.
– Ужин в семь, – напоминает она мне, – а пока поспи.
Я пытаюсь.
Действительно пытаюсь.
Я закрываю глаза.
Расслабляю руки, ноги, все мышцы своего тела.
Но сон не приходит ко мне.
Наконец я бросаю свои попытки, распахиваю шторы и смотрю в окно.
Снаружи совсем стемнело, тихий вечер. Здесь так рано темнеет.
Деревья сгибаются под порывами сырого ветра. Холод пронизывает до костей. Даже сквозь стекло я чувствую это, обхватив себя руками и потирая плечи ладонями.
Я вся покрылась гусиной кожей.
Волоски на моей шее встают дыбом.
Мне кажется, что звезды насмехаются надо мной.
Поворачиваясь к ним спиной, я прохожу через комнату и беру с полки первую попавшуюся книгу.
«Джейн Эйр».
Эта книга идеально подходит для Уитли с его болотами и дождями.
Я раскрываю обложку и вижу выведенную чернилами надпись.
Лоре. Пусть тебя всегда сопровождает дух Шарлотты Бронте и смелость следовать своим мечтам. Твой отец.
Чернила почти стерлись, и я провожу по этим строкам кончиками пальцев.
В этих словах столько нежности, но в то же время они несут в себе важный посыл.
Мой дедушка хотел поддержать маму в ее стремлении к независимости. Как бы то ни было, я сомневаюсь, что Элеанора когда-либо разделяла его чувства.
Я удобно устраиваюсь в кресле с книгой в руках, пролистываю страницы, словно пытаясь впитать глазами те строки, которые когда-то читала моя мать.
Но я дохожу лишь до того момента, где Джейн заявляет, что ненавидит долгие прогулки в по-английски холодные послеполуденные часы, когда что-то доносится до моего слуха.
Я чувствую это что-то.
Оно отдается рокотом в моих костях.
Низкий ужасающий звук, проносящийся вибрацией сквозь мои ребра.
Я вскакиваю на ноги, озираясь по сторонам, но, естественно, я оказываюсь, как и прежде, одна.
Но рык раздается снова, низкий и еще более протяжный.
У меня перехватывает дыхание, книга выпадает из рук и с грохотом ударяется о пол, оставаясь лежать на ковре и зиять распахнутыми страницами.
Меня охватывает внезапный приступ паники, молниеносный и прожигающий изнутри.
Мне нужно выбраться отсюда.
Я не знаю почему.
Я просто чувствую сердцем, это ощущение выталкивает меня прочь из покоев моей матери в коридор, потому что меня преследует нечто.
Мне кажется, что оно наступает мне на пятки.
Мне кажется, что оно дышит мне в спину.
Без оглядки я бегу прямо по коридору через весь дом и выскальзываю за парадную дверь.
Нужно дышать.
Нужно дышать.
Нужно дышать.
Жадно глотая воздух, я бесцельно брожу вокруг дома, измеряя шагами дорогу, мощенную булыжником. Я стараюсь дышать глубоко и ровно, пытаюсь заставить мои руки перестать дрожать, мне хочется снова собраться с силами и убедить себя в том, что это все было просто глупой игрой моего воображения.
У меня нет никаких поводов для страха.
Мои поступки просто смешны.
Возможно, этот дом действительно выглядит непривычно и странно, но теперь это мой дом. Это не дом, в котором я жила раньше. Но это не страшно. Я привыкну жить здесь.
Я оглядываюсь назад и не замечаю ничего сверхъестественного.
Никакого рычания, никакой вибрации в ребрах: ничего, кроме туманных сумерек и звезд, усиленно пытающихся прорваться сквозь облака.
Я вижу нависшее надо мной здание и поворачиваюсь вокруг своей оси, обнаруживая себя напротив огромного гаража.
В нем как минимум семь дверей, и все из них закрыты, кроме одной.
К моему удивлению, кто-то выходит из нее.
Парень.
Мужчина.
Он одет в темно-серые брюки и толстовку, а его движения очень грациозны. Он с легкостью двигается среди падающих теней, так, словно тут ему место, будто Уитли и его дом тоже, хотя я ничего о нем не слышала.
– Извините, – пытаюсь окликнуть его я.
Он замирает, останавливаясь на месте, но не поворачивается ко мне лицом.
Что-то в происходящем сильно напрягает меня: а что, если он нежелательный гость здесь?
– Извините, – еще раз нехотя повторяю я, и дрожь пробегает по моей спине, а мои руки вновь покрываются гусиной кожей.
Я делаю шаг назад, затем второй и еще один.
Я моргаю.
Но его уже нет.
Я пристально вглядываюсь в пустоту, затем встряхиваю головой и зажмуриваюсь.
Поспешно я возвращаюсь к себе в комнату, слишком взбудораженная, чтобы пытаться разобраться, что это было.
Мое замешательство не проходит, даже когда я умываю лицо холодной водой. Собравшись наконец с мыслями, я высовываю голову в коридор, но ничего странного там не обнаруживаю.
Со вздохом я запираю дверь в свою спальню, мне становится прохладно от сырого английского воздуха. Бросая взгляд на часы, я вижу, что сейчас только шесть тридцать. Поэтому я чувствую благодарность за то, что у меня есть еще немного времени, чтобы отдохнуть.
Совершенно очевидно, меня слишком сильно укачало в самолете.
Я закрываю глаза.
Все вокруг начинает вращаться.
Стоя посреди облаков, я раскидываю руки по сторонам и кружуськружуськружусь.
Здесь меня никто не тронет.
Реальность не здесь, она где-то далеко.
Где-то там, где промозгло и сыро.
А еще некомфортно, и безмолвно, и неловко, и жестоко.
У них недобрые глаза, они все против меня… смотрят на меня и ждут чего-то. Только чего?
Моя кожа начинает сползать, и я сдираю ее до тех пор, пока не начинает течь кровь. Потому что мне она больше не нужна, я хочу от нее избавиться.
Им не добраться до меня.
Я им не позволю.
Я их совсем не знаю.
И даже не хочу узнавать.
Глава 5
Ужин в Уитли – что-то вроде неприятной формальности.
Я чувствую себя нищенкой, глядя на Элеанору, сидящую во главе стола в сшитом специально для нее костюме, а на шее у нее все та же нитка жемчуга. Я на взводе – очень яркий сигнал о том, что я не на своем месте. Если бы кто-то из присутствующих здесь хорошо меня знал, то сразу бы это понял.
– Расскажи мне о своем образовании, – обращается ко мне Элеанора с другого края блестящего стола, настолько длинного, что каждый раз я вынуждена выкрикивать ответ.
Я нехотя начинаю рассказывать ей о муниципальной средней школе, но вдруг двери открываются. С нескрываемым осуждением Элеанора наблюдает за Дэром, входящим в тихую комнату.
«Слава богу», – выдыхаю я. Мне начинает казаться, что я дышу, только когда он рядом со мной, это стало чем-то вроде привычки, которую мне нужно изменить.
Высокий, элегантный, он занимает место рядом со мной, на нем брюки, классический пиджак и рубашка цвета синего кобальта со слегка расстегнутым воротником. Даже в этом официальном костюме он выглядит так же непринужденно, как в привычных джинсах, а непослушная прядь темных волос слегка прикрывает глаза. Он приглаживает ее, усаживаясь на стул.
Я радуюсь его появлению каждой крошечной частицей своего существа и отчаянно стараюсь не обращать внимания на это чувство.
Не может же он служить мне щитом. Только не теперь.
Так не должно быть.
– Очень любезно с твоей стороны, что ты соизволил присоединиться к нам, – сквозь зубы произносит Элеанора, прежде чем перевести свое внимание обратно на меня.
Это выглядит так, будто она устала от него, как если бы Дэр был обузой или незваным гостем. Но он вполне вписывается в антураж этого места.
Я ничего не могу поделать со своим желанием метнуть еще один взгляд в его сторону, и в этот момент я обнаруживаю, что он смотрит на меня в упор.
Он не отводит от меня своих глаз цвета истлевшего пепла и ночного неба, даже когда наши взгляды пересекаются.
Я тяжело сглатываю, и Элеанора замечает это.
Она звучно прочищает горло.
– Дэр, это не твое место. Ты же знаешь, что ты сидишь на другом конце стола.
Я в изумлении смотрю на нее. За столом, должно быть, около двадцати мест, а занято только три. Совершенно очевидно, что не играет никакой роли то, где он сидит.
– Сегодня я буду сидеть здесь. – От его ответа любого обдало бы холодом.
Мое облегчение невозможно описать словами.
Но Элеанора непреклонна:
– Независимо от того, где ты сегодня сидишь, ужин в семь. Ровно в семь. И ты прекрасно об этом знаешь. Поэтому если опаздываешь, не утруждай себя появляться здесь.
Но кажется, эти слова его совсем не тронули. Он пристально смотрит на нее в ответ:
– Приму к сведению.
В его чуть хриплом голосе слышатся глубокие вибрации и холодность.
Всю остальную часть ужина мы проводим под скрежет серебряных приборов о фарфоровую посуду.
Нависшая тишина заставляет меня вздрагивать.
Если бы только Финн был здесь.
Он бы толкал меня ногой под столом, закатывая глаза и тем самым заставляя меня смеяться.
Но его здесь нет.
Мне так одиноко!
Я никогда прежде не была в таком замешательстве.