- Вот тебе инструкция, - говорил продавец, молодой бородатый мужик со старыми глазами, - там, вообще-то, все есть. Но кроме инструкций послушай и еще кое-что. С живого голоса, может, лучше запомнишь. Своеобразие всей этой моей мудрости в том, что никто не поступает соответственно с самого начала. Только потом, когда, в иных случаях, бывает поздновато. Метанола тебе понадобится море. Причем и как основной материал и, главное, как горючее. Ты изведешь все бурьяны в округе. Разберешь все старые плетни. Перетаскаешь все позапрошлогодние скирды. Метанол - это вообще отдельная поэма для вашего брата, по-хорошему, конечно, надо бы на него отдельного человека ставить, ни с какими затратами не считаться, но вам всем - хоть кол на голове теши. Хоть бы один послушался доброго совета. Причем, - учти, - бесплатного…
В этом был, проклятый, - прав. На все сто - прав. Беда была только в том, что правота эта - ничего ровно не значила. Вечерами, качаясь от усталости, перед тем, как рухнуть на тряпки и угасающим сознанием позаботиться о том, чтоб укрыться, потому что очень свободно можно было не успеть, он делал самую легкую работу: сгребал как можно большую кучу прошлогоднего бурьяна и свеженькой, веселенькой, весенней крапивы, сухих веток, листового отпада почище и посуше, что не успел еще стать перегноем, старой соломы, тех самых древних плетней, каких-то чурбаков из полузатопленного погреба, и отдельных частей собственного (все равно - разбирать до основания, а затем…) валящегося от ветхости сарайчика. Утром - вся эта куча, исходя в чане зеленой пеной от той самой крапивы, без остатка переходила в очередной центнер метанола. А чистым метанолом продукт становился после того, как он - процеживал его через два разных фильтра: от примесей и от воды. Метанол - был естественным и самым типовым сырьем для производства деталей из бездефектного тубулярного углерода, материала, в период Перезакония почти что столь же определяющего, как железо - определяло Железный век, потому что он был легок, невероятно (ку-да там железу! Куда, к черту, самым дорогим и элитарным сталям а также титану, нейлону, кевлару и прочему старью.) прочен, жаростоек и инертен, при самой незначительной модификации мог быть то проводником, то совершеннейшим диэлектриком. А главное, - для производства его не требовалось никаких экзотических сортов атомов. Ничего - кроме метанола. Ну, - почти ничего. Так что первыми почти что изделиями были "раз-чан" и "два-чан", побольше, потому что "лодка" должна была давать энергию. Каждое утро, сброшенный со своего ложа звуком вещи первой необходимости - будильника, привезенного с собой, он перво-наперво смотрел в безоблачное небо и молил господа, Матерь Божью, всех святых, апостолов, угодников и в тригоспода-бога-душу-мать, чтоб небо и сегодня оставалось безоблачным.
"Два-чан" был огромным сооружением два-на два-на три, чтоб взбираться на его край, пришлось сколотить лесенку, а для того, чтоб в его драгоценное, потихоньку прибавляющееся содержимое, ни в коем случае не проникло бы слишком много воды, он склеил специальную крышку. "Два-чан" был каторгой, точнее, - комбинацией каторги, мытаря и ненасытного Молоха, неотступно требующего жертв, да какого там Молоха, - ацтекского Уицтлипочтли по меньшей мере. А вы попробуйте, попробуйте хотя бы такую простую вещь, как просто-напросто наполнить двенадцатикубовый бак ведрами. Один кубометр - сто ведер, одиннадцать - тысяча сто. Это, помимо всяких прочих мелочей, - надо пятьсот пятьдесят раз подняться с двумя ведрами на три ступенечки. А мелочи, - это накормить деревом, соломой, бурьяном и сухими листьями "раз-чан", полученное - отфильтровать, то бишь - перелить туда-сюда пару раз. Одному. При том, что никто-о тебе не приготовит поесть, сам готовь, подальше отсюда, потому как иначе - взлетишь в мимолетной, прозрачно голубой вспышке куда-нибудь повыше дерева стоячего да пониже облака ходячего, и только потом тебя догонит волна уже настоящего, золотого пламени. Недаром подпольный торгаш, человек по определению и по факту холодный и безжалостный, как акула, с такой непонятной жалостью глядел на него, когда он по бедности покупал самый-самый минимум, и ничего лишнего, во всяком случае - ничего готового, потому как, к примеру, довольно слабенький, полуметровый ЭХГ стоил (но, надо сказать, действительно - стоил!) тыщу семьсот пятьдесят, слабенький насос на пятьдесят литров - пол-"косой", униблок - тыщу сто. А "солома" на все это, и еще на кое-какие мелочи, - стоила полтораста за все - про все, да еще по-честному, в дублированном виде! А все для чего? А все для того ж, что торгаш жалостливый говорил еще и следующее:
- А еще есть знак вроде бы. Совсем-совсем нынешний день, и у нас, а не где-нибудь в странах, где мудрецы. Начинают эхэгэшку делать, вроде как ты затеял, самопально, ну, оно, понятно, муторно, так они и закладывают полметра - край три четверти… Потом, мол, второй сделаем, пятый-десятый, такой же, или еще побольше… Хрена! Ни один еще не сделал побольше. Мучаются с тем, что есть. А полметровка - это что? А это, к примеру, на дом хватает, а на хлев - уже того…Все долго, муторно, не одновременно, а потом. Это те, кто метровки закладывает, - потом добавляют второй-пятый-десятый. Понял? Это все одно, как устоять один раз, перед самым первым ударом…
Отсюда - непомерный, как иная комната в коммуналке, ненасытный "два-чан", отсюда - десять тонн метанола, плюс почти по десять кило "пылевидки", меди и глинозема, не считая мелочей, граммовых присадок. Налив его, по инструкции, так, чтоб двадцать сантиметров до края, - не стал ничего делать. Пошел, поужинал и лег спать, потому что был вечер, пальцы на руках - не сгибались, а ноги, наоборот, подгибались, отказываясь держать и тащить тело. Ужиная, он тупо глядел на тушонку и "брикетную" кашу, коей он теперь мог съесть просто-таки неестественно много по меркам совсем еще недавнего прошлого, и вдруг подумал, что доселе вся эта жуткая работа происходит только за счет этого горючего. Встать… он, наверное, сумел бы, но - поленился, дошел прямо так, на четвереньках. Судорожным движением натянул на себя "капоту" - древнее, но некогда дорогое пальто из очень плотного, добротного драпа. Отключился.
Поутру выяснилось, что молитвы всем-всем-всем (включая тригоспода-бога-душу-матерь)… пока еще действовали. Он установил батарею, кинул в чан "композицию" и занялся "тихими играми". Еще вчера, поминутно заглядывая в руководство, "набил" прямо на "ткаче" длиннюу-ущий отрезок нити без радикалов, - повторами, и только по концам набил радикалы очень уж немудрящие, обозначавшие дублирование поперечное. Получил две исчезающе тонких струны с приличными ручками - на шестьдесят и на восемьдесят сантиметров. Вот это был кайф! Доселе просто-таки неиспытанная радость. Старые вишни, наполовину - посохшие, наполовину - около того, выгнавшие редкий лист на считанных ветках, он порезал на аккуратные, желаемой ему формы чурбачки, кружки и сердечки в двадцать минут. Все. Потому что - не торопился. "Струмент" проходил сквозь древесину, как сквозь воду, почти не встречая сопротивления. Приглядевшись - проделал то же самое с древними, изросшими яблонями, парой-тройкой могучих кустов бузины, искромсал их до корней, поймал себя на мысли, что нехорошо посматривает и на корни, и тогда в памяти всплыл следующий фрагмент Устного Предания:
- А теперь скажу о прямо противоположном: делай "маслы", не жмодись…
- Какие "мослы"?
- Не "мо", а "ма"… Мышцы по-заграничному, мускулы, значит…Как только чуть-чуть - сразу делай всякие домкраты-краны-подъемники. У тебя на "комби" - полно всяких. Посложнее и попроще. Так ты - делай. Не надрывай пуп, потому как подохнуть можно запросто, ущемится какая-нибудь грыжа, - и конец! Даже с обыкновенным радикулитом - крест на всей твоей работе. Потеряешь дней десять, - год пропал…Пропал год - очень свободно можешь пропасть ты, потому что долги у нас взыскивают очень серьезно. Таким, понимаешь, способом, чтоб другим было неповадно… На чем все особенно попадаются спервоначалу, - так это непременно начинают пни корчевать, причем вручную и поодиночке. Лучший, должен тебе сказать, способ…
В толще прозрачной жидкости, в "два-чане" никто не смог бы рассмотреть без микроскопа, как вытянулась, ровно вращаясь вокруг оси, исходная "соломинка", но уже через час стало видно что-то, похожее на сотканный из паутины цилиндр около двадцати сантиметров в диаметре. Он - плотнел, одновременно одеваясь все новыми паутинными слоями, все большими по диаметру. Зрелище было завораживающее: вещь возникала, как будто бы с нечеловеческой быстротой и точностью ее рисовали прямо в толще жидкости, одновременно несколько десятков невидимых карандашей. Точнее - чертили, поскольку новые детали "строились" на более ранних, и у любого, кто мог бы наблюдать это возникало безошибочное ощущение какой-то невероятной логичности происходящего, буквально - каждого этапа и части действа.
А он, стоя на второй ступеньке своей лесенки, думал со странной отрешенностью, что если из его полутораметровки ничего не выйдет, то он - все-таки плюнет на эту затею. И будь, что будет. Однако же - вышло к утру следующего дня, и при помощи небольшой электролебедки, выращенной загодя, огромный, полутораметровый ЭХГ выволок себя сам, - после того, как сам откачал жалкий остаток метанола при помощи насоса, что вырос одновременно с ним. При полной нагрузке - он развивал восемь мегаватт, но подкупало то, что почти столь же эффективно конструкции этого рода могли работать на сотую долю своего номинала, - в отличие от почти всех двигателей, существовавших доселе. И на одну тысячную, - правда с худшими характеристиками, - тоже. Это, надо сказать, был этап, но, с другой стороны, - какой-то уж слишком стратегический, воспринимаемый только умом. То ли дело - мотоблок с тележкой, который он вырастил следом. Теперь, с энергетикой ЭХГ, можно было сравнительно легко использовать алюмосиликаты, сиречь - глину с песком, собственноручно натасканные из ближайшего оврага, из подмыва, где, как ему показалось, сырье было вроде бы как почище, - предрассудок, понятно, но почему бы и не пойти на поводу у требований нутра? Натаскав два центнера такого рода отборного сырья и запустив процесс, он присел, чтобы перевести дух, и вытянул перед собой руки. Руки - дрожали, и он в очередной раз подивился, насколько оказался слабее, чем ожидал. Чем на самом деле оказалось нужно для настоящей жизни. Какие-то двести килограммов, какие-то двести метров, а он, мужик, - уже готов. Спекся. Дышит, как карась на берегу.
Зато уж эта работа не только окупилась в полной мере, но и принесла ему живейшее удовольствие. Какой там мотоблок! Целый небольшой трактор. Человеку, привыкшему иметь дело с солидной производственной техникой, да еще советского производства, да еще подустаревшей, машинка неприятно напомнила детскую пластмассовую игрушку, такие полиэтиленовые, дутые, - знаете? Но это было именно что обманом чувств: это была очень, чрезвычайно солидная модель. Со страшным запасом прочности и любовно продуманной защитой основных узлов. Ее в диком порыве вдохновения сконструировал некто Косенко Иван Трофимович, кандидат технических наук и работник конструкторского отдела "Ростсельмаш". Ему было в этот момент пятьдесят шесть лет, он всю жизнь конструировал узлы и новые сельхозмашины, из которых в серию не пошел ни один образец. Еще он был партийцем с более, чем тридцатилетним стажем, и лютым антисоветчиком. Как таковой он состоялся уже годам к тридцати пяти, когда понял, что вся его любовь к сельхозтехнике, все желание сделать что-то полезное, причем не абы как, а красиво, вся его добросовестность вопреки всему, весь его профессионализм - никому в этой стране не нужны. Есть люди, которые ничего не делают, а он - делает ничего, так какая, спрашивается, между ними разница? Обратил внимание на седого, помятого мужика, собрал на него досье и завербовал - лично Мохов, к тому времени ставший незаурядным человекознатцем. Осознав, о чем идет речь, ознакомленный с возможностями, находившимися в распоряжении у заказчика, вдруг поняв, что на этот раз его модель пойдет, причем при том единственном условии, если это будет хорошая модель, он взялся за дело с необыкновенной рьяностью.
Разумеется, никто не сказал ему, что заказчиком является вовсе не государственная контора, но, наверное, душа его это почувствовала, потому что, получив задание и "Топаз" в комплекте с молчаливым студентом, он взялся за дело с такой злобной радостью, как будто не мотоблок конструировал, а - погибель какому-нибудь старинному, выдержанному, как хорошее вино, врагу. Оно и вышло соответственно.
Но - повторим, был у приземистой машинки был хоть и обманчиво, но неприятно-пластмассовый вид. Несмотря на это, счастливый обладатель, не утерпев, немедленно же отправился в ближайшую рощицу, прихватив свои режущие "струны" где, с удовольствием отыскав старые, сухие деревья, он покромсал их на чурбаки. Делая это, грузя драгоценную целлюлозу на объемистую тележку, а потом - плавно уплывая восвояси в удобном, мягком, - блин! мягком!! блин!!! - кресле, он испытывал наслаждение, которое можно сравнить в этом мире разве что с очень немногим. С некоторым приближением чувство это можно сравнить с чувством людей, которые сидели в обороне, потихоньку таяли в числе, у них ничего не хватало, так, что приходилось считать каждый патрон, а на пятьдесят снарядов врага - позволяли себе отвечать одним. И вот - вдруг, скрытно, так, что враг и заметить-то ничего не заметил, - присылают свежие части. Вволю - патронов, вволю - выстрелов к орудиям, да еще - новую технику, такую, что ахнешь. Супостат, заранее облизываясь, нагло, идет в последнюю, - как он думает, - атаку, на беззащитного, - в чем он уверен, - тебя, и вот тут-то его, родимого, ка-ак… Конечно, - к живому врагу испытываешь куда больше злорадства, но и здесь присутствовало нечто родственное. Для того, чтобы понять, что это такое - возвращаться с тонной поклажи за один раз, нужно очень хорошо знать, что это такое - ходить за тем же самым… да, раз сорок-пятьдесят. Пешком. Каждый раз - собирая себя буквально по частям, когда пальцы - не сгибаются, а коленки - совсем наоборот, каждый раз - испытывая отчаяние от того, что - идти надо, и никуда от этого не деться, и невозможно, не получится, - отложить. Для того, чтобы понять, каково это, - небрежно кидать в чан здоровенные поленья из рощицы, где этого добра - ну, сколько угодно, надо знать, каково это - собирать жухлую траву и экономить каждую полусгнившую щепку. Злорадство - к расстоянию, злорадство - к беспощадному времени, злорадное чувство к тяге, которая еще вчера была неподъемной. Причем - не такой, которую не поднять совсем уж явно и безусловно, а такой, от которой чуть только не надсаживаешь пуп, а потом - час не можешь отдышаться. Не-ет, потом - неизвестно, но пока что от мотоблока, который он тут же окрестил "ишаком", было куда больше живой, непосредственной радости, нежели от громадного ЭХГ. Посчитав по пальцам, какое нонеча должно быть число, он решил про себя, что именно день рождения "ишака" будет отныне праздником, и заодно придумал ему название: да будет отныне и присно, и вовеки веков восемнадцатое мая Днем Освобожденного Труда. И пусть невегласы не будут знать, что это значит на самом деле. А завтра с утра - сделаем то, о чем с первого же дня больше всего болела душа: поднять целину и посадить картошку.
… Кстати, - у нас, фермеров, есть такая работка, которая по своему эмоциональному накалу нич-чуть не уступает бесконечному метаноловарению: это обширная, на совесть разветвленная, очень энергоемкая программа называется "Фиксация Азота" и заниматься ей нужно приблизительно все время. Но у него, - спасибо неряхам-хозяевам, сроду не вывозившим со двора навоз, так, что двор оказался в конце концов на добрый метр-полтора выше окружающего пейзажа, - на первый раз не было в том острой необходимости. Легче - свезти тридцатилетний слой перегноя на огород, облюбованный им неподалеку. Чтоб не мелочиться, он поднял враз гектар заброшенных огородов, с варварской беспощадностью запахав все некогда бывшие границы между ними. Сделал так, как порекомендовали друзья, - посадил картофельную безвирусную суперэлиту по траншеям, дно которых покрыл тонким слоем перегноя. Надо было: срочно перекрыть крышу, пока не пошел следующий дождь, а он, кажется, уже что-то такое задумывает. Сделать ангар для ЭХГ. Заделать в землю цистерну под горючее на зиму. Резко-резко расширить парк "маслов", срочно сделать катух и начать потихонечку заново строить дом. Наделать навесных орудий к "ишаку" на лето. И начать-таки фиксировать азот, ежели и не на удобрения, то, по крайней мере, на аминокислотные гранулы. Это - тоже, как и все остальное, - вчера, потому что Генка вот-вот привезет обещанных поросят. Да, и пусть темная сила поет на все лады о том, что гранулы-де - "химические"… "Однофазные" аминокислоты с витаминами, это такая вещь, которая и усваивается легко и сама по себе оказывает какое-то неизученное стимулирующее воздействие… В общем - начать и кончить.