- Так действуйте. Интересно, как бы отнеслось к такому стилю руководства исследованиями мое прежнее начальство? Игорь, как там ваш экспериментальный ЭВМ?
- Мы сделали экспериментальный. А заодно, - мне такой же. А заодно, если хотите, - вам. Контроль "сборщиков" - раз в два цикла, отходу почти нет, и потому даже в лабораторном потоке набралось много вполне работоспособных комплектующих…
- А остальное? Как всегда? Обычная история с бриллиантом в чугунной оправе?
- Ну уж это, - Иртенев развел руками, - не к нам. Тут как ни чудотворствуй, а все равно время нужно. А коробки там, клавиши, мониторы, - они в КОКОМ не входят, их худо-бедно раздобыть можно. Уже и раздобыли кое-что…
- Плохо. Свое иметь надо, - и, поглядев на враз окислившуюся физиономию подручного, осведомился, - ты чего это?
- Да как это у нас быстро получается…
- Что - это?
- Да все это, - Иртенев неопределенно повел руками в воздухе, - это самое. Уже тот самый строгий тон. Который исключительно наш. Как у большого руководителя в кино. Который все знает лучше всех и любого может того… На путь истинный.
- А что - не так?
- Да так все, так. Только ничего хорошего! Чем купить готовое, доведенное, без сюрпризов, будем спешно свое лепить. На коленке, либо целое производство устраивать! Мельчить и растекаться мыслию по древу. Лишь бы свое!
- Ты знаешь, чего я терпеть не могу в грамматике?
- Знаю. Китайскую грамоту, как таковую.
- … В грамматике я терпеть не могу, - не обращая внимания на дешевые выпады гнул свое Гельветов, - сослагательное наклонение. Бы. А в данном случае я вижу перед собой очередной приступ карманного бунта. Хорошо бы закупа-ать! Плохо, что деваться пока что некуда! Надо вести так, чтоб не было - отдельного производства. Опосля, как устаканится, - но надо. А программы как, ты еще жаловался?
- Пишут ребята, чай не бог весть что. Только мы для гарантии и вражьи добыли. Опробированные.
- Одобряю. А пощупать когда?
- Знаешь, что? Пошли сейчас. У меня, понимаешь, терпенья не хватило…
- Вольно. Не шуми, я тут не для этого. Вон товарищ хочет с пилотами поговорить…
- Есть. Собрать людей в классе?
- Отставить. Мне все как раз не нужны. Двух лучших, сюда, и без шума. Только - слышишь? Чтоб по-настоящему лучших, а не по анкете. Товарищу некогда говорить с кем попало…
- Есть без шума, двух лучших, сюда.
- Товарищ генерал-майор! Гвардии майор Гладилин по вашему приказанию прибыл!
- Товарищ генерал-майор! Гвардии майор Магомедов по вашему приказанию прибыл!
- Вольно. Только вы не ко мне. С вами товарищ желает побеседовать. Без меня, - по лицу генерала проскользнула мимолетная, злая усмешка, - мне при разговоре присутствовать не положено.
Он добродушно хохотнул, намекая, что пошутил, гость, - седоватый мужчина в дорогом сером плаще улыбаясь, закивал головой, гвардии майоры позволили себе вежливо, строго в пропорцию улыбнуться.
Он поглядел на офицеров. Действительно разные, они и впрямь были до чрезвычайности похожи. Одинаково среднего роста, крепкого, но тоже среднего телосложения. Одинаково флегматичные с виду, держатся без малейшего напряжения. Даже аккуратные лысинки на черной и темно-русой головах - одинаковые. Люди, знающие себе цену перед лицом какого угодно начальства. Потому что они - умеют, и в любой момент могут это показать, а начальство - еще неизвестно. Хорошие мужики. Генерал-лейтенанту, доктору технических наук, дважды герою труда, дважды Лауреату они, в общем, понравились. Вздохнув, он начал со слов вполне бессмысленных:
- Вот что, орлы, все, что вы мне скажете, дальше меня никуда не пойдет. Так что говорите, как есть…
Бессмысленных, - потому что ничего не даст. Привычка в любом случае держать свои мысли при себе давным-давно уже стала второй натурой майоров, которые с лысиной. Для некоторых мыслей у них просто-напросто нет подходящих слов в лексиконе, их они начальству высказать просто-напросто не могут. Друг другу - может быть, с применением жестов и неуставной лексики, а ему - нет. И он сам себе - может, таким же, как он сам, спьяну - может, а начальству - нет. Потому что у него тоже есть начальство, которому тоже надо докладывать на особом языке, специально выдуманном … Не для того, чтобы скрыть свое мнение, - не дай бог! - а для того чтобы выразить его в такой форме, которая вроде бы и то же самое делает простительным. Вроде бы как не противоречащим линии Партии. Гос-споди! Да не психолог же я! Не шифровальщик Генштаба. Обыкновенный же (ну, - не вполне) авиаконструктор! А - никуда без Процедуры. Так что приходится начинать с бессмысленных слов, зная, что они в конечном итоге бессмысленны. Ладно, попробуем по-другому.
- Как вам "двадцать третий"?
А они, - молодцы, - отвечать не спешат, они - по опыту знают, что мысль изреченная есть ложь, они постараются повести дело так, чтобы высказать все, не сказав ничего. Они даже не переглядываются, они ведут так, что кажется будто переглядываются все-таки, умело создают такое впечатление. Тем более, что он для них, - не разбери - кто, не поймешь откуда, а следовательно - фигура непредсказуемая. Наконец, один из них, который Гладилин, осторожно говорит:
- Да ничего вроде, товарищ…
- Товарищ Степанов. Это будет самое правильное.
- Машина как машина, товарищ Степанов.
Он осторожно вздохнул, и перешел к осуществлению своего плана беседы. Тут он был, что называется, в своей стихии, и о технических подробностях мог говорить, сколько угодно. И результат получился ожидаемый: в общем - просто ничего, а в частностях - уже ничего хорошего. Ну, - почти ничего. Большого восторга по отношению к отечественной технике нет. Попробовал проверить свое впечатление, поговорив о других машинах, потому что профессионал - он никогда и ничем до конца доволен не бывает, так что в ходе этого неторопливого, вроде бы беспредметного трепа ему хотелось уловить различия в степени и нюансах этого неизбежного недовольства. И нет нужды, к какому поколению относится машина, ее, с поправкой на это, все равно похвалят, если это была машина хорошая. Поговорили о модификациях, о БРЭО, и каждый раз, каждый раз возникала эта самая пауза перед ответом, когда вопрос ставился "в общем". Как его ставит Начальство. Не военное, не техническое, не финансовое и не территориальное, а особливое, только Родине присущее явление природы, - "Начальство Вообще". Заказчики дальних, тяжелых, сверхскоростных пикирующих бомбардировщиков. Знатоки самых перспективных направлений в биологии, агрономии, теории управления, поэзии, физике, спорте, баллистике и лингвистике, причем во всем этом - одновременно.
Так, например, выяснилось, что "двадцать первый" ругают в существенно другой манере, нежели "двадцать третий", включая даже и модификации, - и прочие столь же информативные вещи. И действительно, - сами по себе слова были не так уж важны в ходе общения единомышленников, бывших к тому же истинными мастерами Искусства Жить Тут. Не для того затевалось. В завершение общения, с трудом преодолев мучительную неловкость, товарищ Степанов, который вовсе не был Степановым, задал коронный вопрос:
- А вот какой, какой истребитель вы хотите? Если помечтать?
И опять - пауза, ставшая уже традиционной, и неприятно, что солидные, имеющие и знающие себе, - немаленькую! - цену мужики раздумывают, как бы это сказать таким способом, чтобы из этого ничего не воспоследовало.
- Ну, - неуверенно протянул гвардии майор Гладилин, смотря своими жесткими, ясными, редко мигающими глазами куда-то мимо и сквозь, - мы же не конструктора все-таки. Не наше это дело.
- Да кому ж лучше вас знать, что вам нужно? С конструкторами… С конструкторами я само собой поговорю, отдельно. Меня ваше мнение интересует.
Но Гладилин упрямо, совершенно тем же тоном, как патефонная пластинка повторил то же самое:
- Не наше это дело.
Тут само это упорство носило характер знака, заменяло тот самый обмен взглядами и еще очень-очень многое, что-то приблизительно вроде: "Слушай, достал, вовсе не соображаешь, чего говоришь и какие неприличные навовсе вещи спрашиваешь, и не стукачок ли ты седатый, друг ситцевый, или, паче того, прекраснодушный идиот, с которого станется упомянуть нас, может быть, вовсе даже и без осуждения, но тем более и без соображения, так что мы все равно огребем неприятностей выше ушей, потому что не бывает так, чтобы откровенность с начальством и, тем более, с не-разбери-кем не вышла бы в конце концов боком нам, грешным, потому что мы люди маленькие, а ты тут проездом, вот и езжай себе, езжай, не порть людям жизнь, а ты, брат Магомедов, - молчи, не ищи на свою жопу приключений, не видишь, что ль, кто перед тобой, и вообще на хера тебе все это надо?" Приезжий понял все это так, как если бы прочитал не один раз в отпечатанном черным по белому виде, а вот брат-Магомедов сплоховал:
- Надо, - сказал пылкий восточный человек Магомедов, - чтоб как "F - 15" был, товарищ Степанов. Нам на информации для старших офицеров ТТД давали.
- Так, - проговорил конструктор, закуривая, чтобы скрыть неожиданную для него самого панику, - а если - лучше?
Тут ему не ответили вовсе, со свойственной хорошим профессионалам деликатностью сделав вид, что вопроса этого и вовсе не было, и из молчания этого он понял так много, что в подробностях не уместилось бы и в докладе часа на два - два с половиной. Во-первых оно обозначало, что вопрос его считают очевидной, ясной любому нормальному человеку глупостью, а в данной ситуации - так еще и провокацией. О "во-вторых", - как и следующих номерах тем более, - не хотелось даже и думать. Встретившись, как чужие, они теперь как чужие, без сожаления, - попрощались. В том, что сказал напоследок пылкий восточный человек Магомедов, по факту - не было ничего неожиданного, и все-таки слова его были слишком достаточным основанием для давешней его позорной паники. Крышка. Знак, почти иероглиф, явственно обозначающий Безысходный Тупик, подступы к Последнему Пределу. Безнадегу, которую не выразить словами. Исход всех судорожных попыток соответствовать и быть на уровне.
Прелесть, как пообщались. Одно удовольствие с такими собеседниками. И в самом деле: зачем бросать слова, которых, как выяснилось, нет, на ветер, который, судя по всему, ушел навсегда, для прояснения того, что и так ясно? Когда ясность эта разлита в самой атмосфере, которой дышат все, а не только те, кто считает себя избранными и посвященными.
Когда полная, окончательная ясность существует уже сама по себе, вовсе отдельно от слов в их формальном значении и от мыслей, выражаемых этими словами, а слова стали в лучшем случае заклинаниями, шаманским камланием, только в малой степени способным защитить глаза от беспощадного света. Тем, кто этого хочет, и счастье еще, что таких остается по сю пору достаточно.
Непонятно даже, зачем у нас до сих пор сохраняется такая архаичная способность, как дар речи: о несущественном можно и вовсе не говорить, а все действительно важное мы знаем и так, и об этом и тем более следует помалкивать (что мы и делаем). Откуда знаем, то, что и впрямь важно? А - поле такое особое. Неизвестной науке природы.
… Вот как славно было бы взять одного из этих ребят за рукав, да и сказать доверительным тоном: "Так готовьтесь через годик принимать такую технику, что ахнете!" - только было бы это враньем.
Потому что красивенькая (Да что там - "красивенькая": красавица!!!) "десятка" будет еще неизвестно - когда, если вообще будет, потому что на нее нет ни достойного двигателя, ни доведенной электродистанции, ни толкового "борта", ни, - главное, - элементной базы подо все это. Но мы справимся. Мы произнесем очередное заклинание, но только уже не для всяких, как в газетах и по телевизору, а специальное такое, для верховных шаманов, "докладная записка" называется, - и сразу будет у нас, - как будто, понарошку, - все в порядке.
… А старики, однако, покрепче были: вон Учитель и сидел, и все такое, - а ничего, а он, даром, что тоже вся башка седая, так не может. Слишком богатое воображение, из-за всякой ерунды заводится, что называется - с пол-оборота, разгоняется, раскачегаривается, одна пог-ганая мысль начинает неукоснительно тянуть за собой другую, и он не может тогда остановиться даже и при всем своем желании. Он на месте Учителя точно пропал бы. Да что там - на его месте, от куда меньшего пропал бы. От ерунды.
… Верил бы в Бога, так молился бы, потому что самое время, поскольку на все остальное надежда у него уже кончилась. Он крепко-накрепко зажмурил глаза, и все, о чем мечталось, предстало перед ним более ярким, чем могло быть в самой что ни наесть реальной реальности. Неторопливые, знающие себе цену рабочие в безукоризненно-чистых комбинезонах в этих его грезах были почему-то все как один немолодыми, с благородными сединами и чем-то похожими на него самого. Детальки не просто те, что ему позарез нужно не то, что сейчас, а вчера, но еще и в комплектиках, аккуратно упакованные и красиво подписанные. И все есть, и не надо пробивать, добывать подписи, а достаточно просто-напросто снять трубку и заказать. От грез его отвлек секретарь Юра. Хороший мальчик…
- Сергей Иванович! Тут вас с фармацевтического объединения "Симплекс" зачем-то…
Леонид Феклистов глядел на почтенного авиаконструктора неимоверно ясными, как у комсорга философского факультета МГИМО, глазами. Те, кто имели честь быть с ним близко знакомы, прекрасно знали этот безошибочный признак надвигающегося половодья брехни, но Сергей Иванович Семин Феклистова не знал. И еще он никак не мог понять, что тут могло понадобиться этому ясноглазому фармацевту. А тот, сразу же взяв быка за рога, начал врать, не особенно даже заботясь о том, чтобы ему поверили.
- Видите ли, нам все это, вообще говоря, не очень-то, но распоряжение поступило с самого верху…
- Так. Я не понял ни единого слова. Кто вы такой вообще, и при чем тут фармацевтика?
- Фармацевтика, - непонятный гость противно хихикнул, - фармацевтика тут скоро будет при мно-огом… Я все сейчас объясню. У нас объединение новое, задумывалось специально под тонкий синтез на современном уровне, и чтоб были технологии лучше буржуйских. Вы же знаете это наше вечное "Чтоб Было!!!"… Короче, эта штука называется что-то вроде "высокотемпературный каталитический синтез в твердой фазе". К фармации это не имеет никакого отношения, но у нас один там хитрый провернул это под соусом исследований нового класса лекарств на основе кремния, его поймали, наказали, а потом разобрались и решили поощрить.
- Если вы думаете, что теперь я начал хоть что-то понимать, то заблуждаетесь.
- Короче: мы можем в единичных экземплярах или малыми сериями делать э-э-э… детали со свойствами, которых другими способами добиться просто нельзя. Мы уже работаем с Зеленоградом и Пензой. А теперь нам приказано изучить ваши потребности и рассмотреть, что на этом направлении мы можем сделать уже сейчас.
- У нас нет потребностей, которые могли бы удовлетворить фармацевтические фабрички.
- Ну! Меня как раз и позвали для того, чтобы мы взаимно в этом убедились. Хотя я, - только поймите меня правильно, - на вашем месте таки не спешил бы.
- Да вы все-таки кто такой? Кто вы такой-то?
- Документы показать? Так вы меня извините, - ваши особисты, прежде чем пропустить, меня чуть только с рентгеном не просвечивали. А документы - так и просвечивали, точнее - облучали чем-то. При том, что были предварительные звонки и договоренности.
- Так. - Семин, откинувшись в служебном кресле, с иронией посмотрел на гостя. - И чего же конкретно мы можем получить.
- Вот! - Феклистов назидательно поднял палец, вроде бы как вовсе не восприняв иронию. - Это уже похоже на деловой разговор. Я - не очень-то, я больше по хозяйственной части. Но - все запишу, на это меня хватит.