— Ха, — сказала я, — Это все знают. Федеральная резервная система США. ФРС, если кратенько.
— А кто контролирует ФРС?
— Ну…. — Начала я. Я точно помнила что правительство США не контролирует ФРС, но не могла вспомнить, кто тогда контролирует. Так и ответила.
— Правильный ответ, — неожиданно согласилась со мной Посредник. — Неизвестно, кто контролирует ФРС. Но, то что кто-то контролирует — несомненно.
— А то, — важно согласилась я.
— Так давай тех, кто контролирует ФРС назвать тайным мировым правительством.
— Ну, давай, — согласилась я.
— То есть теперь ты согласна с тем, что мировое правительство существует.
— Теперь я согласная, — со вздохом закивала я. — Но мы вообще-то за Корею беседовали.
— Сейчас и до Кореи дойдем. Вот скажи мне, Даша, как мировое правительство управляет Землей?
— Плохо? — выдала подразумевающийся ответ я.
— И даже немного хуже, чем ты думаешь. Хотя…ты за мировыми новостями не следишь? Поясню на известном тебе примере: Примерно так, как 100 богатейших российских семей управляют Россией. В смысле – это беспрестанная внутренняя грызня, кипящий котелок союзиков, альянсиков, обидок, сдержичек и противовесиков. Вести хоть какую-нибудь согласованную деятельность эти господа не могут по определению. Но они же проявляют чудеса слаженности и коллективной работы, в противостоянии внешнему врагу.
А главным и единственным врагом у международной финансовой элиты – был, есть и будет коммунизм. Против него выступают всем миром, не желая средств на его уничтожение. СССР, страны Варшавского договора, Венесуэла – в общем, все, все, все социалистические страны – были разрушены изнутри не считаясь с расходами. Даже беззубую скандинавскую модель социализма с человеческим лицом и ту похоронили, разрешив миграцию мусульманских бездельников в страну.
— А Северная Корея? — с надеждой в голосе спросила я?
— Северная Корея вытянула самый неудачливый билетик в этой лотерее. Из неё сделали живой пример вредоносной сути коммунизма. Мировое правительство, в общем, прагматики, а не людоеды. С тем же СССР они покончили относительно бескровно, положив, правда, на это 40 лет.
А Корея, — то ли им чем-то не угодила, то ли сопротивлялась слишком сильно. И её демонстративно оставили в покое. В назиданиедругим странам. Робинзон Крузо так убитых ворон по полю развешивал.
А чтоб наказание было зримым и действенным, Корею обнесли заборчиком, дабы другие страны с ней не сотрудничали. В стране тут же начался голод и нищета. Ну, а как иначе? В мировой экономике сейчас очень развито разделение труда – одни страны делают электронику, вторые растят картошку, третьи добывают нефть… Каждая страна делает то, что у неё выходит лучше всего. Если какая-то страна попытается делать всё сама – то быстро надорвется. А ты бы не надорвалась живя в лесу и делая всё сама – от обуви до лекарств?
Крохотная Северная Корея, кстати – показала себя молодцом. С невообразимыми усилиями корейский народ сумел худо-бедно выжить в изоляции. Это без дураков подвиг. Который народ не сумел бы совершить, без вменяемой элиты, во главе с семейством Кимов.
— То есть Ким Чен Ын — хороший?
— Увы нет, — со вздохом сказала Посредник. — Он третье поколение в семье абсолютных властителей, правящих без каких либо ограничений. Он избалован. Жесток. Непоследователен. И абсолютно одинок.
— Вот, — вздохнула я, — И к этому царьку мы плывем. Опасаюсь я чего-то.
— Напрасно, Дарья. Не хочу раскрывать все тайны, но ОО больше необходим Киму, чем Ким ОО.
— Но, ты сама говоришь, что Ким капризный и избалованный. Я просто не знаю как себя вести в его присутствии.
— Будь собой, Дарья. Это не завуалированный способ отвязаться от тебя, — добавила Посредник, увидев как я скуксилась. — Серьёзно. Ким взрослел в очень нездоровом окружении. Всем, кто его окружает он либо кажется богом, либо конкурентом в борьбе за власть. Мы с тобой будем наверное, первыми людьми в его жизни, которым от него ничего не нужно. Поэтому – твоя лучшая стратегия на предстоящих переговорах — дать Киму то, чего у него никогда не было. То, чего он был лишен с детства. Я имею в виду нормальные, человеческие отношения.
Его язык любви – честность. Просто будь собой – улыбайся, если смешно. Хвали его, только если он достоин. Возмущайся, негодуй – если тебя что то не устраивает. Не бойся.
— Да, Даша, ты можешь не бояться, — раздался мужской голос из за моей спины. Это оказался Подводник. С неизменной кружной кофе, от которого воняло коньяком и которой он помахивал в воздухе, — Колобку Киму настолько нужны мои малышки, что он…
Но договорить он не успел. Посредник фурией бросилась к нему, прижав ко рту палец.
— Не надо спойлеров, Витя.
Надо было видеть, как Подводник побледнел. Он испуганно оглядел пустую в этот час кают компанию, потом заискивающие посмотрел на нас с Посредником и сбежал, забыв кружку на столе.
— У всех морей один берег, — добила его Посредник крикнув в спину.
Он еще больше скукожился и выскочил в коридор.
— Зачем ты его так? — спросила я. Из случившегося я поняла только что Подводник в чём-то провинился во время разговора и Посредник его жестко осадила.
— Не обо всех вещах, Дарья, можно говорить вслух. Даже среди друзей. Лучше пойди, собери чемоданчик.
— А что мне надеть? — тут же спросила я. — А ты сделаешь мне прическу? А одолжишь платье?
Посредник закатила глаза. Но прическу всё-таки сделала.
Я потом рыдала в подушку.
А как тут не рыдать. Я начинала лунную эпопею с длинной, до поясницы гривой блестящих, черных волос. И каждый проклятый шаг на моём пути к Луне стоил мне не только километра нервов, но и пряди из прически. Я подрезала волосы при прыжке с парашютом, при тренировке в бассейне, при переезде на подлодку, при тренировках в скафандре.
И вот сейчас Посредник преодолела очередную веху в деле превращения меня в Патрика Стюарта. Нет, какие-то волосы у меня на голове остались. Особенно сверху. И их даже можно было собрать в жалкое подобие прически. Мальчиковой прически.
Но их было так мало! Мои виски были настолько постыдно голыми, что я стеснялась их больше, чем полной наготы при экзаминировке возле бассейна. Вспомнив об этом, я пунцово покраснела и бросилась в свою каюту, закрывая лицо руками. И не разговаривала с Посредником за ужином.
И не разговаривала бы и дальше, но утром Посредник ни свет ни заря разбудила меня, барабаня пяткой по двери.
— У нас опять вечеринка? — С надеждой спросила я.
— Всё. Приплыли! — Восторженно заявила моя подруга.
— А…, — зевнула я, — Здравствуйте дедушка, здравствуйте бабушка и всё такое... а можно я досплю?
— В Левиафане отоспишься. ОО телеграфировал: СТАРТ НАМЕЧЕН НА ПОСЛЕЗАВТРА ТЧК НАС ЖДУТ В КОРЕЕ ТЧК.
— Как на послезавтра? — удивленно спросила я. — У меня же тренировки не окончены.
— Так полетишь. Как есть. Недотренированная.
— Ну, типа ура, и всё такое, — уныло сказала я и поплелась в душ.
Потом долго вертелась перед зеркалом. У меня было подходящее платье – такое, по типу сарафана. Но у него были открытые плечи, что в сочетании с моим бритым (местами) черепом выглядело забавно. Я походила на узницу Освенцима. То есть я и раньше из за худобы походила на узницу, а бритые виски просто подчеркнули это.
В момент примерки пришла Посредник и принесла мне теплые мембранные штаны на лямках. И безразмерный свитер с воротником, напомнив мне, что в Левиафане холодно, а плыть придется долго. Свои-то теплые вещи я бросила еще на «Гармонии».
— Собирайся быстрее, — может успеем проскочить незамеченными, — торопила меня Посредник.
— На лодке враги? — удивленно спросила я округлив глаза.
— Не, это я прощаться не люблю. Напрасная слезогонка. Уходя тихо ты как бы немного остаешься.
Но как бы немного остаться не вышло. Какая-то корабельная крыса пробежала по жилой секции, колотя в двери и крича что я уплываю. Так что когда я вышла в главный зал, где находился уже закрытый обтекателем и подготовленный к транспортировке Ынха, там, как и в день моего приезда, собралась практически вся команда. Только на этот раз в кальсонах и одеялах.
Насколько же эти все эти люди стали мне родными за прошедшие недели. Я разрыдалась от переполняющих меня эмоций и обняла, по очереди, всех участвующих в подготовке моего полёта техников, инженеров и программистов, благодаря их за проделанный труд. У многих, как и у меня в глазах стояли слезы. Так, что на Левиафан мы попали только спустя полчаса, только благодаря тому что Капитан отдал приказ сворачивать проводы.
Успокоилась я только в тесной рубке Левиафана, где вскоре и уснула, под ровное жужжание двигателей.
Проснулась я от качки. Под водой качки нет, так что Левиафан определенно всплыл на поверхность. Но видимая в иллюминаторах вода была такая же темная, словно мы до сих пор находились на глубине.
Неужели я проспала весь день?
Но тут лодка окончательно высунула морду из воды, и я поняла, что темно потому, что мы находимся в огромном, сообщающимся с морем ангаре. Впереди от нас, на освещенных прожекторами металлических мостках толпились люди из комитета по встрече.
Видимо, нас приехали встречать важные шишки, так как первое что я увидела, как только открылся люк была пара дюжин автоматчиков в черных армейских комбинезонах и в черных закрытых шлемах, которые целились в нас.
Как только пара солдат, в классической советской военной форме пришвартовывали Левиафан, я выскочила на берег, опередив двух П: Посредника с Подводником. И только оказавшись на скользких мостках, я вспомнила что забыла снять теплые лыжные брюки на лямках, в которых спала. И теплый свитер, похожий протертой облезлостью на хранящегося в музее оригинального Винни Пуха.
Особенно нелепо это смотрелась на фоне строгого брючного костюма Посредника, которая словно вышла на мостки не с вонючей и тесной подлодки, а с ложи большого театра. Мило улыбнувшись, Посредник взяла меня под руку, словно выводя нерадивую дочу в свет. На ухо она при этом прошипела: «Держи меня Даша, а не то я с этих каблуков ёбнусь» — что наверняка являлась попыткой приободрить меня — чтоб Посредник да с каблуков сверзилась? Не смешно.
Спустившись на твердую землю, мы подошли к комитету по встрече. В центре небольшой толпы из сухеньких и невысоких генералов, словно Юпитер, среди галилеевых спутников, возвышался похожий на театральную тумбу размерами и формой, великий во всех смыслах: политический, государственный, военный и партийный деятель Северной Кореи, товарищ Ким Чен Ын. И широко улыбался.
Я думаю, что у всех людей, впервые встретившихся с Кимом, возникают на почве его улыбочки приступы когнитивного диссонанса. Современные политики до дрожи в коленках боятся показаться несерьезными и несолидными. Я могу вспомнить только сдержанную улыбку Обамы, которой он иногда пытался скрашивать своё унылое правление. Власть сделала унылым весельчака и балагура Трампа, который под конец срока даже хохмить в твитере перестал.
На этом фоне широкая, довольная, с легким оттенком безумия, улыбка Кима, смотрелась вызовом всему миру. Сигналом, что ему плевать на правила. Знаком, что он свободен от навязанных условностей. По идее так должен улыбаться лидер свободного мира, а не последний из злодеев-диктаторов. А вот, подишь ты!
Увидев, что мы сошли на берег, Ким сделал шаг вперед и протянул мне весьма упитанную руку с похожими на связку сарделек пальцами.
Я пала на колени и облобызала монаршью длань, окропив щеки слезами благодарности… Поверили? А зря. Я просто и без затей пожала руку Киму. Ладонь была теплая, рукопожатие сильным. Ну, да и я на лодке тоже три месяца болты не зря винтила, так что поручкались мы с Кимом как два токаря в курилке. Без лишних нежностей.
После чего Ким повернулся к своей свите и что-то восторженно прокричал на корейском. Все дружно, как по команде, засмеялись, а пара левиевматвеев с блокнотиками даже что-то записали.
Пользуясь случаем, я внимательно оглядела Кима. Одетый в черный, явно пошитый опытными портными гражданский костюм, с широченными, словно трубы парохода штанинами, генсек резко отличался от одетых в блеклую военную форму членов свиты. Не думаю, что это вышло случайно — скорее всего, корейцы закладывали в это какой-то смысл.
Я обратила внимание, что моя прическа – точная копия стрижки Кима. Нет, серьезно. В свите были женщины, но все они, как одна, носили разные варианты каре, с пробором и без. Самые смелые – носили косы. Бритые виски были только у Кима и меня и я уже заметила пару недовольных взглядов в свою сторону от его спутниц.
Я довольно улыбнулась. А Посредник не зря ест свой хлеб.
Отшутившись, Ким продолжил ритуал встречи. Наконец-то заметив за мной скрывается Посредник, он сделал шаг вперед, расплываясь в улыбке. Посредник же, томно закатив глаза, вытянула вперед руку параллельно полу.
Не для рукопожатия. Для поцелуя.
Толпа оторопело затихла.
На секунду даже я оторопела, гадая, что сделает Ким. Поцелует при всех худенькую длань или обиженно фыркнув прикажет нас утопить вместе с подлодкой?
Ким поступил неожиданно. Схватив за плечи отирающегося около ледащего генерала, он повернул его, нацелив на руку Посредника. Генерал, которому ситуация явно понравилась, чувственно поцеловал руку Посредника, привстав, от усердия на колено.
Спутники Кима облегченно заржали, не дожидаясь команды от своего сюзерена. Посредник, сумев, не с первой попытки вырвать руку из уст любвеобильного дедушки, засмеялась тоже. Ким, с хмурым лицом взирающий на шоу, вытащил платок и передал Посреднику, которая с благодарностью приняв дар, тут-же начала вытирать руку.
На этом ритуал встречи был исчерпан, и мы прошли к стоявшим тут-же в гараже машинам. Кортеж Кима выглядел как пародия на правительственный кортеж развитой страны — собранные в него машины были не первой молодости и что еще забавнее, разных цветов.
Сам Ким ездил на черном линкольне-лимузине выпуска пятидесятых, в купе которого посадили и нас с Посредником. Но разговора, на который может быть надеялась и которого немного опасалась я, не получилось.
Сидящие в противоположенных от нас креслах, Ким с генералом начали нудно решать производственные вопросы, ругаясь по телефону по корейски. Почему производственные вопросы? Потому что некоторые технические и управленческие термины Ким произносил по-русски. Получалось так: «Бла, бла, бла, космодром, бла, бла, бла, твою мать». Понятно, откуда ноги северокорейской космонавтики растут, подумала я.
Потом я заметила в речи Кима еще одно повторяющееся слово: «Доходон». Если судить по тому, с какой экспрессией Ким выкрикивал это слово, сопровождая свои слова размахиванием кулаком в воздухе, с Доходоном что-то было не так.
— А Доходон это кто? — не выдержав, спросила я шепотом у Посредника.
— Ракетоноситель, который должен вывести твой шатл на орбиту.
— А он выдюжит? — обеспокоенно спросила я. — Как вы ракету назовете, так она и полетит.
— Вообще-то он Тэпходон, — поправила меня Посредник. — К тому же, Даша, другой ракеты всё равно нету.
— Так давай хотя бы эту переименуем, — парировала я. — Назовем «Победой» например.
— Глаголом жжешь, — хохотнула Посредник, — «Победа» — исключительно подходящее название для корабля, в который можно взять только ручную кладь и в котором нельзя разогнуться.
И мы обе засмеялись в голос, вызвав неодобрительный взгляд от Кима, которому мы мешали говорить.
К сожалению, из-за вусмерть утонированных окон машины я не смогла полюбоваться красотами Кореи, на что и пожаловалась Посреднику.
— Ничего страшного, Дарья, — обрадовала она меня, — Старт у нас на послезавтра, а завтра мы можем выпросить у Кима машину и прошвырнуться в Пхеньян.
— Вот так вот просто? — Удивилась я, — у нас же старт на послезавтра. Вот если честно, не думала, что космонавтов в город перед вылетом выпускают.
— Космонавтов — нет. Тебя — да, — спокойно пояснила мне Посредник, — Я тебе уже много раз говорила, что ОО считает себя мерилом всех вещей. И, он спросил себя, чтоб он сделал на твоём месте. Сбежал бы он в Пхеньян, перед вылетом в самоволку, пивка попить и всех потролить. Ответ как ты понимаешь, был утвердительный. Хрен бы его удержали.