— Какие слухи, Эльвира Валерьевна, понятия не имею? — ответил он.
— Так это вы, Семен Петрович, и вы, Аркадий Гайдарович слухи распускаете и меня пытались убедить? — спросила она, глянув на главного врача района и заведующего отделением.
— Эльвира Валерьевна, можно подробнее — что за слухи? — попросил Сибирцев.
— Можно и подробнее, — она ухмыльнулась, — например, этот хам полицейский. Я его осмотрела лично — ни о каких ранениях там и речи быть не может, кроме фантастических сказок.
— Вы, наверное, про Зуева говорите, вот его амбулаторная карточка, посмотрите.
— Амбулаторная карточка? Почему она здесь, а не в ЦРБ — он же в Североянске живет, как я поняла.
— Совершенно верно, Эльвира Валерьевна, вы прочтите, — предложил Егор.
Звонарева открыла карточку, стала читать:
«Зуев Николай Васильевич, старший лейтенант полиции… Объективно — входное пулевое отверстие размерами 1,5 на 1,5 сантиметра по средней подмышечной линии четвертого межреберья справа. Открытый пневмоторакс.
Лечение — проведена операция по методу Сибирцева. Пуля калибра 9 мм извлечена из средостения.
Диагноз — здоров».
— Это что за бред, Егор Борисович, выходит, что слухи лично вы распускаете. Какой еще метод Сибирцева, какая операция? Как может быть здоров человек при таком ранении? Чушь абсолютная. Вы у психиатра давно были? Пишите объяснение. Я не полномочна снимать вас с должности, но полагаю, что главный врач района сделает это незамедлительно.
— Никакого приказа не будет. Можете меня снимать с должности, а к психиатру вам самой надо, — ответил Яковлев и ушел, хлопнув дверью.
Оскорбленная Звонарева округлила глаза и не могла ничего произнести.
— Эльвира Валерьевна, — попытался успокоить ее Костромин, — я сам на этой операции присутствовал лично. В том то все и дело, что Егор Борисович оперирует так, что после не остается и следа, не то что рубцов.
— Сговорились, — ударила кулаком по столу Звонарева, — вы все у меня безработными завтра же будете.
— Дядя Егор, дядя Егор, — закричал вбежавший в кабинет мальчик лет десяти, — Саше на пилораме руку оторвало.
— Что за Сашка, где он? — спросил быстро Сибирцев.
— Внук бабы Дуси, его сюда тащат, а я вперед прибежал, чтобы предупредить.
В кабинет влетел запыхавшийся рабочий с пилорамы, неся на руках окровавленного пятилетнего мальчика, пережав ему плечо своей пятерней вместо жгута. Мальчик уже не кричал от боли, а только постанывал. Егор подошел быстро:
— Спокойно, останавливаем кровотечение… ты, Саша, поспи, так тебе легче будет.
Сибирцев взял уснувшего ребенка на руки, скомандовал медсестре:
— Быстро простынь чистую на стол и тазик с водой.
Медсестры метнулись — одна постелила простынь, другая принесла тазик.
— Где его оторванная рука? — спросил он рабочего.
— Не знаю, на пилораме, наверное, осталась.
— Бегом за ручкой и сюда ее быстро.
Самохина принесла салфетку и накрыла рану. В кабинет вбежала запыхавшаяся баба Дуся, неся с собой отрезанную по середине предплечья руку мальчика.
— В опилках нашла, — произнесла она с трудом от шока и бега на старости лет, отдавая доктору отрезанную конечность, — слава Богу, что вы здесь спаситель наш апостол Егор-чудотворец…
Бабушка упала на колени и стала молиться. Егор, не обращая внимания, опустил принесенную руку в таз с водой, отмыл конечность от опилок, крови и грязи. Видя отрезанную руку мальчика в тазике, Звонарева упала в обморок.
— Этого мне еще не хватало, Клавдия Ивановна, дай ей нашатыря.
Пинка бы ей дать, а не нашатыря, подумала Самохина.
Звонареву привели в чувство, и она молча смотрела на происходящее своими большими округленными глазами. Доктор обмыл водой и остатки предплечья мальчика, потом приставил отрезанную конечность.
— Асептика уже проведена. Включаем антисептику раны, освежаем поверхности и начинаем энергетическое сращивание тканей.
Клавдия Ивановна поняла, что Егор говорит это только для приехавших. Через минуту она протерла руку мальчика влажной салфеткой и вытерла слезки на его личике.
— Сашенька, ты в полном порядке, пора просыпаться, — произнес ласково Егор Борисович.
Мальчик открыл глаза и улыбнулся. Баба Дуся запричитала:
— Апостол ты наш Егор-чудотворец, спасибо тебе, спасибо.
— Баба Дуся, какой я апостол, чего вы ерунду несете, — он поднял ее с колен, — домой ступайте, с внуком все в порядке и пусть больше к циркулярной пиле не лезет.
— Дяденька Егор, а почему я в больнице? — спросил маленький Саша.
— Бабушка тебя привела, Сашенька, ты уснул на пилораме, когда играл, видимо, плохо спал ночью, вот бабушка и испугалась. Ручки не болят, кулачки сожми, разожми.
— Не болят, дяденька Егор, — ответил мальчик, вертя ручками и сжимая кулачки.
— Веди бабушку домой, Сашенька.
— Пойдем, бабушка.
Он взял ее за руку. Она так и пошла, крестясь на ходу.
— Дяденька Егор, дяденька Егор, — засмеялась Звонарева и тоже закрутила ручонками, сжимая и разжимая кулачки.
— Эльвира Валерьевна, что с вами? — спросила ее коллега.
— Умом она тронулась. Везите ее домой и покажите психиатру — я хирург, извините, ей другой специалист нужен, — пояснил Сибирцев.
— Дяденька Егор, дяденька Егор, — продолжала смеяться и крутить руками Звонарева.
Шокированные коллеги увели ее из больницы.
— На этом проверку будем считать законченной, — констатировал Сибирцев, — уберите здесь все и отдыхать. Сегодня больных больше не будет.
Егор с тещей вернулись домой. Клавдия Ивановна взахлеб рассказывала мужу, сыну и дочери о произошедших событиях. Тоня уже знала многое о муже, а Андрей слышал подобное впервые. Он не мог не поверить матери.
Тоня, принеси мне самогонки с соленым огурчиком и отцу с Андреем, если желают, — попросил Егор.
Он выпил полстакана залпом, похрустел огурчиком и заговорил:
— Почему я должен доказывать этой дуре чиновнице свои возможности? Той, которая в своей жизни ни одной раны на свете не зашила и все время в кабинете сидит. Почему?
Клавдия Ивановна подошла и обняла зятя.
— Успокойся, Егор, ты все правильно сделал. Доказывать придется потому, что ты единственный и никто из врачей этого делать не умеет.
— А если бы этот маленький Саша не отрезал себе руку на пилораме, то меня бы элементарно выгнали с работы. За что — за обман, за непрофессионализм? Мне надо было ему культю зашить, и он бы всю жизнь безруким жил, так что ли?
— Успокойся, Егор, ты же знаешь, что все наладится со временем, — продолжала говорить Клавдия Ивановна.
— Знаю я все, знаю…
Отмахнулся он и допил самогонку. Посидел с минуту молча, склонив голову и продолжил:
— Так больше нельзя, надо что-то решать конкретно, и мы это решим все вместе. Я вот о чем попрошу вас, Клавдия Ивановна, вы вернитесь в больницу и позвоните Яковлеву и полковнику этому полицейскому, что на нашей свадьбе был. Попросите приехать ко мне сегодня после работы и нашего Румянцева пригласите. Соберемся все вместе, присутствие родственников обязательно, и решим проблему. Наверное, не решим, но определимся в дальнейших действиях. Я пока отдохну пару часиков на диване.
Егор встал и ушел в дом, Клавдия Ивановна пошла звонить, а Андрей спросил:
— Тоня, ты жена, мама фельдшер — это понятно. Мы то с отцом что можем решить?
— Не знаю, Андрей, но если Егор попросил — надо быть, он знает, что делает.
— Мы будем, я не об этом, непонятно просто все.
— Вот вечером и поймешь, — ответила Тоня.
Через несколько часов собрались все в доме Сибирцевых, приехал с Яковлевым и Костромин.
— О сегодняшней целевой проверке и ее последствиях знают все присутствующие. И она не последняя. Только теперь станут приезжать главные хирурги, профессора с области, потом из Москвы и неизвестно чем все закончится. Выгонят нас с работы или нет, — он посмотрел на Яковлева и Костромина, — я не знаю и ни в чем не уверен. Скорее всего выгонят — такой врач в деревне опасен для профессорского имиджа. У меня есть предложение — необходимо пригласить прессу, центральное телевидение, пару маститых профессоров и продемонстрировать им хотя бы одну операцию. Пусть это покажут по телевизору, тогда никому не удастся уволить нас по-тихому и по громкому тоже. Но тут есть другие особенности, которые коснутся лично моей семьи, поэтому они все здесь как полноправные участники нашего неформального совещания. Коснется это деревни, — он глянул на Румянцева, — главного врача района и полиции. Пока в министерстве здравоохранения станут обсасывать и решать проблему — сюда повалят толпы больных людей и журналистов, которые попытаются засунуть свой нос всюду. В каждый дом, в каждую щелку, сфотографировать, особенно что-то необычное. И преподнести народу в своей интерпретации. Сейчас все здесь тихо и спокойно, но после передачи по телевизору на каждом миллиметре ворот, забора и телеграфном столбе будет висеть по журналисту, оператору и прочей братии СМИ. По деревне спокойно не пройдешь, полиции дополнительные силы для охраны никто не выделит. А главное, что в СМИ будет девяносто процентов вранья и выдумки, но в предположительном аспекте, за что наказать их, естественно, нельзя. Кончится наше спокойствие, господа. Какие мысли возникли в ваших головушках? Увольняться самим, жить за счет огорода и тайги или приглашать на операцию телевидение с профессорами?
— Зачем увольняться, — произнес Андрей, — пусть журналисты приезжают, что в этом плохого?
— Андрей, — нахмурился Егор, — я бы хотел посмотреть на тебя, когда ты даже покакать без вспышек фотоаппарата не сможешь. А ночью вся деревня не выспится от лая собак.
— Если показать вашу операцию по центральному телевидению, то это вызовет эффект разорвавшейся атомной бомбы, — заговорил главный врач, — Бог с ними, с журналистами, но что мы станем делать с наплывом больных? Они же тысячами сюда поедут и каждый со своей болью и надеждой на спасение.
— Больных можно будет предупредить в том же эфире, чтобы зря не ехали. Пусть пишут на адрес больницы и ждут приглашения, без приглашения их не примет никто, — посоветовал Костромин, — и вы не обязаны принимать больных не с вашего участка.
— Экстренно нуждающихся в помощи обязан принимать любой врач, дававший клятву Гиппократа. Хорошо, пока остаемся без решения. Посмотрим, как отреагирует на события олбздрав. Уволят — обратимся к прессе, тогда у меня будет моральное право в отказе больным: я уволен, — подвел итог Сибирцев. — Спасибо, что подъехали и выслушали меня.
Полицейский полковник уезжал из Порогов в задумчивости. Сибирцев, конечно, великий доктор, тут ничего не скажешь, но если понаедут журналисты и куча больных, то это может сильно залихорадить его отдел. Правильно доктор сказал — никто ему дополнительных сил не даст. Начальство не обрадуется моему звонку, но на опережение я все-таки сыграю, это поможет мне выстоять в будущем.
На следующий день он набрал номер приемной генерала Обухова Алексея Юрьевича, начальника УМВД, его соединили.
— Здравия желаю, товарищ генерал, начальник Североянского отдела полковник Ленский. Как здоровье, не собираетесь к нам на охоту, сохатого нынче много?
— Здравствуй, Анатолий Харитонович, спасибо, дел много, слушаю тебя.
— Вы помните, что у нас опера ранили, а местный доктор его к жизни вернул? Пуля ему легкое пробила насквозь и застряла в сердечной сумке. Местные хирурги сразу сообразили, что не смогут операцию сделать и на скорой его повезли в Пороги, такая деревня у нас есть в десяти километрах. По дороге у него сердце остановилось, дышать перестал, но успели довезти, доктор Сибирцев его оперировал и вернул к жизни. Зуев — это наш опер, уже через пять минут к службе приступил после операции. Фантастично, конечно, но факт, и я не по этому поводу звоню, Алексей Юрьевич. Этот доктор Сибирцев всех так оперирует, а врачи в области не верят, недавно комиссию с проверкой отправили. Тут как раз в их присутствии пятилетнему мальчику на пилораме руку циркулярной пилой отрезало по локоть, ручонка отлетела и упала в кучу опилок. Доктор Сибирцев пришил ручку так, что мальчик через минуту бегал, прыгал, а на руке никаких следов не осталось, даже шрама. Все это на глазах областной комиссии происходило, их начальница умом тронулась, глядя на такое, но что они там решат в облздраве — это их дело. Меня другое беспокоит — ожидается массовый наплыв больных к нам, люди тысячами поедут к этому доктору Сибирцеву, журналисты, как воронье слетятся. Сами понимаете, к доктору с деньгами поедут, обворуют кого, а эти чайки журналистские такой гвалт поднимут, что мама не горюй.
— От меня ты чего хочешь, чтобы я приехал у вас порядок обеспечить?
— Товарищ генерал, но зачем же так-то? Вы знаете, что мы работаем и наш отдел не на последнем месте в области по результатам. Из Москвы могут очень солидные люди приехать. Сейчас самые тяжелые больные едут в Германию и Израиль оперироваться за миллионы без гарантии, а в наших Порогах прооперируют с гарантией. Я думаю, что ни один министр или олигарх больше в Германию не потащится. Пока у нас тихо, журналисты вопрос не раздули, но уверен, что скоро огромный костер вспыхнет. Поэтому и звоню, товарищ генерал, чтобы вы обстановкой владели — ничего более.
— Ты мне составь подробную справочку на этого Сибирцева. Всего доброго.
Уже вечером он получил информацию, ознакомился и сидел, раздумывая — позвонить министру здравоохранения области или нет? Тот позвонил сам.
— Здравствуй, Алексей — Кириенко беспокоит. Как настроение, здоровье?
— Здравствуй Аркадий, все нормально, у тебя как?
— Тоже вроде бы ничего. Врач у меня один в деревне объявился…
— Сибирцев что ли? — перебил его генерал.
— Ты уже в курсе? — спросил удивленно Кириенко.
— А как же — работа у меня такая, — ответил довольно Обухов.
— И что думаешь?
— Что думаю? Это уж извини, по моему ведомству он чист, как стеклышко, — ответил генерал.
— Да-а… мы тут как раз собирались… обсуждали. Как ты считаешь, Алексей, правда он так оперирует?
— Аркадий, ты ничего не попутал? Врач задает вопрос полицейскому об операциях. Но одно могу сказать тебе уверенно — Сибирцев не одну сотню больных вылечил, каких вы называете неоперабельными и неизлечимыми.
— Я думаю его на аттестационную комиссию вызвать и посмотреть, что он в реалиях может. Как ты считаешь? Я к тебе, как к товарищу обращаюсь, а не как к начальнику УМВД.
— Как к товарищу… Какой у тебя повод, Аркадий, его аттестовать? Он же никого не зарезал на операции. С его энергетическим скальпелем и шовным материалом твои профессора все равно не разберутся. Он хирург, у него красный диплом. Повод, конечно, можно найти, например, категорию ему присвоить внеочередную. Но ты лучше не бойся задницу свою растрясти и съезди к нему сам. И не с комиссией, а поговорить по-человечески. Будешь ему помогать — будет тебе почет и слава. Таких людей беречь нужно, на Западе его никто аттестовать не станет, а дадут лучшую клинику и виллу с кораблями. Вот так вот, дорогой мой доктор.
— Что-то ты сильно за него ратуешь, Алексей, — недоверчиво произнес Кириенко.
— Но ты же сам ко мне обратился, как к товарищу. Мне, полицейскому, твой доктор Сибирцев может принести только проблемы и ничего более.
— Это почему же?
— Аркадий, неужели ты не понимаешь, что как только он прозвучит в эфире, так и попрут сюда толпы больных людей и журналистов. А массовое скопление богатых людей повышает уровень преступности. Этот Североянск и Пороги — тоже моя территория, как и твоя.
— Спасибо, Алексей за совет.
Кириенко положил трубку и стал рассуждать. Обухов явно на стороне Сибирцева, но почему, если тот ему только одни проблемы доставит? Нет, здесь что-то не так. Ну конечно же, связи. Не только простой люд поедет, но и важные персоны. А я и не допер сразу, дурак старый. И персоны эти на стороне Сибирцева все будут, они любого из нас в порошок сотрут, если что не так.
4